Алая гроздь турмалина - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Мартова cтр.№ 52

– Это хорошо, я и сам хотел вам предложить пожить где-нибудь вне дома. Этот человек не успокоится, пока не найдет то, что ищет. Кстати, а вы знаете: Беспалова в курсе того, что в доме был спрятан клад?

– Галина? – она удивилась так натурально, что Дмитрий сразу поверил. – Нет, откуда? Хотя, если хорошенько подумать, то в этом нет ничего удивительного. Петр Алексеевич брал в реставрацию дома, потому что искал спрятанный в них клад. Он просто не знал, в каком именно доме он находится, и про эмблему династии Палеологов, которая являлась ключом к тайнику, тоже. А вот убийца знал.

– То есть клад ищут не один человек, а несколько, – задумчиво сказал Дмитрий. – Да, признаться, я тоже пришел к такому выводу. Только это вносит излишнюю сумятицу, делая задачу слишком сложной. А правильные решения всегда простые, Елена Николаевна.

Она как-то странно на него посмотрела, словно подозревала: он может быть одним из тех, кто ищет клад. Хотя Дмитрий вообще был не уверен, что в тайнике что-то лежало. Жестяную коробку могли опустошить сто лет назад.

– А почему вы назвали свою фирму «Турмалин»? – спросила Беседина без всякого перехода и впилась в его лицо глазищами, как будто от ответа зависела чья-то жизнь.

Он хотел было ответить, что ее это не касается, но вдруг понял: ей почему-то действительно важно это знать.

– Папа подарил маме на свадьбу кольцо с турмалином, – сказал он, нехотя, словно через силу. Это было слишком личной частью его семейной истории, а делиться личным Дмитрий давно зарекся. – В те времена жили небогато, он несколько месяцев жил впроголодь, чтобы на него накопить. Мама всю жизнь это кольцо бережет и почти никогда с ним не расстается. Отец рано умер, мама нас с братом поднимала одна, и только однажды заложила кольцо в ломбарде, когда я открывал свою первую фирму и очень нуждался в деньгах. Сделка, в которую я тогда вложился, к счастью, выгорела, и кольцо я выкупил, но турмалин с тех пор стал для меня чем-то вроде талисмана. Поэтому, когда я создавал свое нынешнее предприятие, совершенно белое, легальное, крупное и с хорошей репутацией, я выбрал это название. А что?

– Нет, ничего, – поспешно сказала Беседина и отвернулась, чтобы он не видел ее лица, только затылок с разлетающимися кончиками искусно постриженных волос, открывающих тонкую, очень длинную шею.

От вида ее шеи у него в голове что-то сдвинулось и, кажется, взорвалось. Желание шагнуть, наклониться, прижаться к чуть выпирающему нижнему позвонку, атланту, губами было таким сильным, что Дмитрий, сдерживаясь, даже застонал. Не хватало еще ее напугать! Впрочем, его стона она все равно испугалась, – повернулась стремительно, заглянула в лицо с тревогой.

– Вам что, плохо?

– Мне нормально, – проскрежетал Дмитрий, хотя от ее распахнутых, прозрачных, тревожных глаз ему сделалось совсем уж нехорошо. При виде едва сдерживаемых топом прелестей Коко он вообще ничего не испытал, а от позвонков и глаз Елены Бесединой фактически терял над собой контроль. Сцепив зубы от накатившей волны желания, он быстрым шагом вышел из гостиной, в которой они разговаривали, не видя дороги нашел кухню, отвернул приржавевший кран и все-таки сунул голову под струю воды. К счастью, именно ледяной, от которой сразу заломило затылок. Господи, спасибо тебе!

– У вас что, обморок? – деловито поинтересовался голос за спиной.

Оказывается, она притащилась за ним. Но ломота в затылке уже успела вытеснить все остальные ощущения, поэтому Дмитрий без проблем разогнулся и повернулся к Елене, позволяя воде стекать на льняную рубашку.

– Жара, – коротко пояснил он. – Ничего страшного, уже прошло.

У нее зазвонил телефон, Елена, извинившись, отошла к окну.

– Да, Шур, привет, – услышал Дмитрий и вдруг расстроился.

У этой женщины своя жизнь, в которую ему нет хода. И в этой жизни был Даня Еропкин, о котором Беседина беспокоилась и заботилась, был рассудительный мальчик Митя, лохматая собака со смешным именем Помпон, и еще неизвестный Шура, с которым она разговаривала с какой-то веселой нежностью.

– Я на объекте, думаю, что освобожусь часа через полтора и поеду к Митьке. А ты освободилась уже?

Шура оказалась женщиной, и Дмитрий немного приободрился.

– Да, операция, я помню. У Даньки все без изменений, поэтому в больницу я не поеду. Нет, домой тоже, у меня еще чистые трусы не кончились.

Она засмеялась и вдруг, осознав, что Макаров ее слышит, смутилась и быстрыми шагами вышла из кухни, оставив его одного. Немного подумав, Дмитрий снова открыл кран и сунул голову под воду.

* * *

1921 год

Бывший городской голова, ныне помощник заведующего бюро по сбору отбросов в губернском совете народного хозяйства Николай Пантелеевич Яковлев сидел в одной из комнат своего бывшего особняка и тер виски в глубоком раздумье. Дом был конфискован еще два года назад и теперь в нем располагался приемный пункт вторсырья, в котором скупали резину, тряпье и кости. К счастью, бывший градоначальник все равно мог здесь бывать, хотя бы по долгу службы.

Имение за городом ему теперь тоже не принадлежало: на землях бывшего образцового частного хозяйства, куда когда-то выписывались семена сельскохозяйственных культур из Швеции, где занимались селекцией и выводили новые сорта ржи, закладывались основы мелиорации и производилось до ста тонн молока в год, расположился основанный большевиками совхоз.

Руководил им старший сын Яковлева Георгий Николаевич, считавшийся крупным специалистом по земледелию, правда, за всеми его поступками и решениями приглядывал назначенный для этого комиссар. Но все-таки сын был при деле, да и все заложенное и взлелеянное им окончательно порушить пока не давал.

Сказать того же самого о себе Николай Пантелеевич не мог. Привычная налаженная жизнь давно уже улетела в тартарары. И только давным-давно данное себе и пока так и не выполненное обещание удерживали его от того, чтобы разом попрощаться с этим новым миром, в котором ему, со всем его опытом и добрыми делами на благо родного города, не было больше места.

Через месяц Сашеньке исполнится двадцать один год. А это означало, что рубин Цезаря, по-прежнему спрятанный в жестяную коробку из-под леденцов и хранящийся в печном схроне, должен был отправиться к своей законной хозяйке. Яковлев ужасно ругал себя за то, что не уехал за границу сразу, как только случился переворот, называемый революцией.

Он и сам не знал, на что тогда, три с половиной года назад, понадеялся. Это помешательство временное? Он не из дворян, а значит, его не тронут? Он так много сделал для благополучия города и его жителей, что былых заслуг окажется достаточно для новой власти? Если и так, то в своих умозаключениях Николай Яковлев ошибался и сейчас отлично это понимал.

Впрочем, он все равно не смог бы сдернуть с насиженного места всю семью и увезти в Париж. Все его средства были вложены в имение, в торговлю, в производство. После революции продать все это и обратить в наличность стало невозможно. На что бы они жили на чужбине? Анна Петровна никогда была не охоча до драгоценностей, и, продав их, можно было выгадать максимум год очень скромной жизни в какой-нибудь каморке на Монмартре. А дальше?