Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - читать онлайн книгу. Автор: Захарий Френкель cтр.№ 197

29 марта. Нахожусь в госпитале ГИДУВа. С 5 часов утра артиллерийский обстрел района госпиталя. Приказано укрыться в подвале. Но мы остались в палате.

30 марта. Замечаю резкое снижение у меня способности к преодолению затруднений, к осуществлению принятых решений, к подвижности и инициативности. Всё больше накапливается наблюдений, говорящих о растлевающем влиянии безделья при стационарном пребывании, о роли и значении трудотерапии и организованного трудового режима… В течение всего дня и особенно после обеда — гложущее, мучительное чувство голода. В 3 часа пришла Зиночка. Принесла мне хлеб, мясо (собачье), сахар, курагу — всё, что получено по карточкам. Очень меня огорчила этим, так как сами они имеют пищи ещё меньше, чем я здесь.

4 апреля. В госпитале полные непорядки с питанием. Как и вчера, утром — совсем нет чая. Хлеба вместо 600 гр. дали опять только 500 гр. На заявление ответ — просите у комиссара. Ясно, что при некультурной грубости его, к нему просить не пойду. Как и вчера, опять целый день мучительное чувство голода. Утром вместо каши дали тоненькие пластинки сыру, без чая, без кипятка. Вкусно, но чертовски голодно.

5 апреля. Утром мороз — минус 11 градусов. Вечером и ночью длительная воздушная тревога. Сильнейшее чувство голода. Непреодолимая стена бюрократической успокоенности, инерции, всё остаётся без всяких изменений, без самомалейших улучшений, вполне доступных.

18 апреля. Завтра утром мой доклад в заседании Учёного совета ГИДУВа. Здесь, в госпитале, мне невыносимо тяжело оставаться. Будущее — беспросветно мрачно, такого же землисто-серого цвета, как лица женщин, с клюками бредущих по улице, едва передвигая ноги, со связками сосновых веток (витамин С!) в руке или под мышкой, среди залитых сегодня апрельским солнцем куч грязных, подтаявших осколков льда. Просыпается подсознательный зов к земле — копать, сажать, выращивать, устраивать, налаживать! — А как же с едой? На одном пайке не прокормишься и, пожалуй, ног не потянешь.

Но что сулит ближайшее будущее? Неужели опять воздушные тревоги, обстрелы, незнание следующего момента жизни — будет ли он?

19 апреля. Утром готовился к докладу. С 11 до 14 часов заседание Учёного совета. Я употребил на доклад полтора-два часа. Говорил медленнее и тише, чем мне было свойственно раньше. Но мысль работала без помех и затруднений. Были довольно оживлённые прения. Я отвечал мягко, по всем пунктам. Доклад имел достаточный успех. Много хвалебных тирад. Выбрана большая комиссия.

20 апреля. В городе — ул. Кирочная, Потёмкинская, Чайковского, пр. Чернышевского, ул. Восстания — бродят с палками, мешками и утварью отёкшие, отощавшие люди. Немало детей греются на солнышке у домов. Женщина, умирающая на улице. Рассказы о матерях, доводивших до смерти младших детей, отнимая у них пищу…

1 мая. Утром в 6 часов по радио первомайский приказ И. В. Сталина. Как всегда — оригинален, доходчив, мобилизует, укрепляет.

Днём пришёл врач отделения Спиваков и быстро устроил мне выписку из госпиталя. Я написал и подал проф. Фридлянду записку о желательности скорейшего созыва конференции по благоустройству и подсобному хозяйству при госпиталях и больницах. Обратно домой — на «Полоску». После обеда и ужина отправился с чемоданчиком пешком через Кирочную, Литейный, далее через почти разведённый мост, сначала до Боткинской ул., потом до Ломанского пер., потом до Батениной ул. Здесь вследствие какой-то аварии стояли все трамваи. Часа два отдыхал в стоявшем вагоне. Наслушался бесчисленного количества душу леденящих рассказов о смерти от голода отцов, матерей, детей, о воровстве продуктов и карточек, о выбрасывании в ближайшие дворы тел отца и матери, о голоде, и опять о голоде, об эвакуации и наживании вещей… Дотащился на «Полоску» только в одиннадцатом часу. Одна нога отказывалась действовать. Болят плечи. Весь в поту. Женщины трёх поколений выглядят лучше, чем я опасался. Хуже других Зиночка. Сильно выросла за месяц Любочка. С большим аппетитом и до полного насыщения поел первомайские выдачи.

4 мая. Впервые совершенно ясно дошло до моего сознания, что острое враждебное отношение ко мне и ко всем людям у Любови Карповны — непроизвольно, лежит вне её воли и на него нельзя реагировать, а нужно — не замечать.

11 мая. Проявляю ровное, спокойное, благожелательное отношение к Любови Карповне, но сам являюсь предметом непрерывных выпадов, попрёков невесть за что, с её стороны. Какое-то ничем не вызванное, немотивированное озлобление против меня, по-видимому, болезненное ^[318].

16 мая. Всю ночь и раннее утро непрерывная канонада. Дрожат окна. Слышны залпы с нашей стороны и разрывы снарядов, Не оставляют меня в покое вчерашние разговоры об антропофагии, как о бытовом явлении. Едят детей, матери боятся выпускать их одних на улицу. Воздушная тревога задержала отъезд в Институт…

17 мая. С 5 час. утра — целый день с перерывами на приёмы пищи занят был уборкой сада и двора. Убрал веранду. Дотащил и приставил лестницу ко входу на веранду. Подсыпал и покрыл песком дорогу за домом и вокруг колодца. И за всю работу по уборке, подметанию и пр. — непрерывные упрёки и недовольство.

В 12 часов ночи до 1.30 — воздушная тревога с невероятно интенсивной работой зенитной защиты.

24 мая. Рассказы об антропофагии. Для измерения ужасов нет никаких масштабов, так же как нет никаких масштабов для степени озверения немецких бандитов гитлеровской своры. Как непрочна культурная оболочка людей! Самые жестокие, кровожадные звери — тигры и шакалы — кроткие овцы по сравнению с массовым «человеком» из фашистских оккупантов.

5 июня. Целый день на «Полоске» один. Изготовил себе обед из ревеня и берёзового сока. Ходил (с М. А. Оранской) на ст. Удельная, но и там рассады отдельным лицам не продают. По пути впервые посмотрел (снаружи) новую баню, школу, ясли и детсад. Капитальные, каменные, солидные, даже богатые здания. Какое бедствие и горе, что гитлеровская бандитская война прервала наше культурное строительство. Среди мелких деревянных домиков и дач на Удельной — каменные крупные постройки бани, детского очага, школы производят очень большое впечатление.

7 июня. Получены письма от Лёли, Котика, Лидиньки. Трудно удержаться от слёз и волнения. Как искренне болеет за нас непрестанно Лёля, и как деятельно хочется ей помочь нам.

8 июня. С 6 утра — вскопал на поле орош[ения] две грядки. В 1 час дня ходил в совхоз по Ланскому шоссе (у Нов[ой] Деревни) за рассадой (получить по накладной 50 (!), только пятьдесят штук рассады капусты. Проходил более трёх часов, был в двух совхозах, предъявлял договора, накладные, удостоверения, справки — всё впустую: без директора отпустить рассаду не решаются, а директор ушёл на оздоровительное питание. Картина безнадёжного омертвления дела, опутывания его паутиной бюрократизма. Вот во что обращают тупые исполнители живую мысль об организации помощи огородничеству рабочих и служащих, — это мёртвая петля из бухгалтеров, контролёров, директоров, контор, управлений и пр., затягиваемая наглухо на ростках дела.