Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - читать онлайн книгу. Автор: Захарий Френкель cтр.№ 240

Затем в Бюро прошло хорошо подготовленное специальное заседание, посвящённое памяти П. И. Куркина и его значению в первоначальном построении советской санитарной статистики. Заседание было приурочено к 100-летию со дня рождения Петра Ивановича. Основной доклад на нём сделал я. Я был рад встретиться на этом заседании со многими работниками в разных областях социальной гигиены в Ленинграде, которых не видел перед этим в течение нескольких лет.

В 1958 г. я продолжал поддерживать тесные отношения с санэпидстанцией Пушкинского района. Оттуда на моё заключение был передан проект застройки отдельными индивидуальными домами для рабочих Пушкинского совхоза территории по Московскому шоссе до Тярлева и дальше до реки Славянки, разработанный архитектурным отделом Ленсовета. Никаких видимых забот о создании наилучших условий для стока верховых вод, для устройства водоснабжения и канализации в этом проекте предусмотрено не было. Планировочное дело и понимание задач подлинного благоустройства за последние два десятилетия успеха не имели. Да и в самой СЭС интерес к этим вопросам совершенно заглох. Я вспоминаю о бесплодных моих усилиях в течение многих лет с помощью лекций, докладов и участия в заседаниях поднять уровень знаний по вопросам планирования, застройки и благоустройства г. Пушкина и его периферических районов у санитарных и коммунальных работников Пушкинского горсовета и СЭС.

В марте 1958 г. я совершенно неожиданно получил почтовую посылку с тремя экземплярами моей книги о продлении жизни и деятельной старости в переводе на чешский язык. Я впервые узнал из этой посылки, что издание это появилось в Праге в 1953 г. в переводе Марии Янатковой с издания АМН 1949 г. (338 стр.). Никаких указаний, откуда и кем были посланы мне эти три экземпляра, не было. Естественно, я испытал горькое чувство обиды автора в связи с таким полным пренебрежением к его несомненному праву на свой литературный труд. Разумеется, если бы я был своевременно осведомлён о готовящемся издании моего труда в чешском переводе, я бы внёс некоторые дополнительные пояснения, которые были необходимы через три года, протекшие со времени издания книги в Москве.

К весне 1958 г. состояние моего зрения вследствие продолжающегося развития катаракты обоих глаз настолько ухудшилось, что я полностью потерял возможность самостоятельно читать и делать какие бы то ни было заметки по поводу прочитанного. А между тем, потребность в непрерывном и регулярном поддержании интереса ко всей окружающей жизни и её отражению в литературе и, особенно, к систематическому поддержанию общения со специальным кругом книг и работ по областям знания, на которые простиралась моя общественная деятельность, у меня были настолько сильны, что я попытался обеспечить привычное ежедневное чтение мне вслух с помощью оплачиваемого сотрудника. Счастливая случайность помогла мне сделать в этом отношении исключительно удачный выбор такого человека. Недалеко от нашего дома в Пушкине поселился вышедший на пенсию после тяжёлой лёгочной болезни и перенесённого инфаркта врач-инфекционист Игнатий Борисович Коган. Круг его литературных и научных интересов оказался очень близким к моим научным запросам. С тех пор он регулярно в течение трёх часов ежедневно читал мне вслух всё, что появлялось в периодических изданиях Академии наук и АМН, а также в соответственных изданиях по гигиене, санитарной статистике, социальным и экономическим наукам.

Игнатий Борисович был человеком широкого диапазона интересов к знаниям во всех областях современной физики, экономики, философии и пр. Но прослушивание читаемого, разумеется, не могло заменить мне собственного чтения и непосредственного продумывания информации, а также записи возникающих при этом мыслей. Отсутствие привычных путей поддержания внутренней жизни и её слияния с жизнью широкого человеческого коллектива постоянно усугубляло мучительные мрачные настроения, характер которых отражает, например, одна из записей в моём дневнике: «Оглядываясь на свою жизнь, горько чувствую, что дни мои текут без всякого планового содержания — впереди никакой перспективы; как увядающая трава в поздние осенние месяцы, как листья, спадающие на замёрзшую землю, падают один за другим мои дни…»

Наиболее значительным событием в моей жизни в 1958 г. было участие в очередной сессии АМН, которая проходила не в Москве, а в Минске с 12 по 20 апреля. Мне было трудно решиться на поездку в Белоруссию: давали о себе знать и прошлогодний перелом берцовой кости, и ослабление зрения почти до полной слепоты, и постоянная боязнь возобновления стенокардических болей, и общая слабость. Во всяком случае, один я не смог бы поехать, но Зиночке удалось получить кратковременный отпуск, и она взяла на себя все хлопоты по обеспечению билетами на поезд, по устройству жизни во время пребывания в Минске и по сопровождению меня на заседания.

К поезду, который отходил в Минск в утренние часы, сопровождал меня на такси Андрей Григорьевич. Беспересадочный вагон до Минска отходил от Московского вокзала. В пути он находился 32 часа! В нашем купе кроме нас ехал ещё один пассажир. Это был инструктор физкультуры и спорта — некурящий и культурный человек. Из его рассказов во время пути я с большим интересом узнал об организации содействия со стороны советских учреждений более широкому развитию физкультуры и спорта в нашей Ленинградской и других соседних областях. К сожалению, из-за какой-то задержки в пути более чем на четыре часа, в Минск мы прибыли только поздно вечером.

Из-за восстановительных работ на вокзале поезд остановился на путях в расстоянии более километра от него. В полной темноте было очень трудно пробираться между рельсами с нашим багажом, а носильщиков никаких не было. Неожиданно неоценимую помощь оказал нам профессор Г. Н. Удинцев, также ехавший на сессию АМН в сопровождении одного из своих ассистентов. Пробраться в помещение вокзала было очень трудно, так как всё здание было в лесах, никаких сходней на перрон найти мы не могли. Под начавшимся сильным дождём пришлось пробираться на привокзальную площадь, но там не оказалось никакого транспорта. Удалось, однако, получить доступ в один из залов ожидания.

Прошло довольно много времени, пока, наконец, настойчивость Зиночки не преодолела все трудности: была вызвана машина и мы приехали в новую крупную гостиницу «Беларусь». Нам был предоставлен номер с большим венецианским окном, выходящим на новую городскую площадь. Очень хорошо обставленная мебелью гостиница предназначалась для обслуживания интуристов.

Мы приехали в субботу и надеялись весь воскресный день посвятить осмотру города. При первой же утренней прогулке можно было убедиться, что от прежнего, довоенного Минска не осталось почти никаких следов. Улицы напоминали скорее лучшие центральные улицы Ленинграда с пятиэтажными домами, асфальтированными мостовыми и тротуарами, чем провинциальные улицы довоенного Минска.

Днём я позвонил профессору 3. К. Могилевчику ^[387] и узнал, что заседания начнутся в понедельник, причём сессия будет проходить в здании обширного нового Театра профсоюзов. К вечеру в нашу гостиницу прибыли из Ленинграда профессора-гигиенисты Р. А. Бабаянц и Н. Ф. Галанин. По телефону все мы были приглашены профессором Могилевчиком провести у него встречу гигиенистов. Мне было приятно увидеть на этой встрече некоторых бывших моих учеников, слушавших 30 лет тому назад курсы лекций по социальной гигиене, которые я читал в Белорусском мединституте. В числе слушателей была и хозяйка дома, жена профессора Могилевчика. С большой признательностью она вспоминала тогдашние лекции. В большой комнате, в которой мы собрались, значительная часть была занята столами и витринами, на которых выставлены были адреса и подарки, подписанные Могилевчику в день его 60-летнего юбилея. Одна черта при посещении Могилевчика оставила у меня неприятное воспоминание: раньше, чем был подан чай, на столе появилась целая батарея бутылок пива и вина. Но, к сожалению, очень скоро хозяин, извинившись за отлучку, отправился за пополнением этих винных запасов ещё несколькими бутылками. По-видимому, это было привычное бытовое явление. Вскоре я, сославшись на нездоровье, отправился в гостиницу, но наши спутники, Бабаянц и Галанин вернулись только под утро. Старый бытовой уклад оказался сильнее гигиенической науки.