Купленная. Игра вслепую - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Владон cтр.№ 120

— Отчет, само собой, просмотрю. Увы, но без этого никак. Хотя бы первые минуты.

Пусть его и тянуло со страшной силой именно к контейнеру, Глеб все-таки взял в первую очередь цифровой накопитель съемной памяти. И не потому, что еще успеется и видео может занять не менее часового просмотра, а потому что руки были еще чистыми.

Звук на включенном впоследствии ноуте он приглушил сразу же. Потом уже пересмотрит с наушниками. И только после загрузки первых минут ни дать, ни взять артхаусной картинки документального содержания он позволил себе взяться за донорскую переноску. Мальцев молча стоял рядом и просто молча наблюдал за всеми его неспешными движениями. Одним словом, сверхаккуратный педант и дотошный ювелир с отточенными до совершенства плавными жестами рук и почти уже не дрожащими пальцами. У хирургов, наверное, они все такие, чего не скажешь про обычных мясников вроде Мальцева (или известного в определенных узких кругах, как специалиста особо специфического профиля по кличке Шарп/Зубило).

После того, как Инквизитор запустил одну руку в контейнер, его движения стали еще более плавным и замедленными. А потом и вовсе захотелось отвернуться, поскольку даже для такого много чего повидавшего в своей жизни отставного убийцы, наблюдать за подобным представлением всего в двух шагах от стола — то еще испытание года.

— Какое необычное чувство… Когда еще совсем недавно мечтал прикоснуться к нему, чтобы буквально ощутить его мощные сокращения на кончиках своих пальцев, а теперь делаешь это наяву. И даже пытаешься себя обмануть, будто действительно чувствуешь исходящее изнутри тепло. Такое маленькое и когда-то еще столь сильное и непомерно упрямое… Ты когда-нибудь мечтал поцеловать сердце любимой женщины, Шарп? Посещали когда-нибудь твое темное воображение настолько шокирующие мысли-желания?

— Скорее нет, чем да.

— Да ладно, — впервые за столько времени Инквизитор усмехается, поставив уже оба локтя на столешницу и не в состоянии отвести полупьяного и явно зачарованного взгляда с предмета, уместившегося в его немаленьких ладошках как какой-нибудь птички относительно средних размеров. Только птички не оставляют на коже человеческих пальцев еще влажные следы когда-то не так давно теплой крови.

В какой-то момент Мальцеву и вправду почудилось, будто Стрельников притянул восхитившую его "игрушку" очень близко к своему расслабленному лицу, чтобы прижаться к ней мечтательно улыбающимися губами.

— У каждого есть свои тайные желания с пугающими для других странностями. Это в порядке вещей, Шарп. Это наша пытливая природа и неуемная тяга к познанию неизведанного. Здесь нет ничего странного или постыдного. Просто само общество избирает в меру своей извращенности, что должно быть для цивилизованного человека нормальным, а что — патологически аморальным. Не удивлюсь, если в скором будущем и убийствам начнут давать до смешного маленькие сроки, или как в средние века, вовсе введут их в обиход, в виде неотъемлемой части нашей повседневной жизни. Население же надо как-то сокращать. Представляешь? Убиваешь по закону без каких-либо проблем и пробравшегося в твой дом вора, и застуканного на месте любовника твоей жены, и ничего тебе за это не сделают. А сколько можно на этом состряпать заведомо умышленных преступлений… И как сейчас об этом, наверное, мечтают представители правящей элиты, причем все без исключения. Если им с такой удивительной легкостью удалось протолкнуть гомосятину в наше общество, заведомо смазав нам очко душистым маслицем, то что для них стоит провернуть тот же фокус с другими противоестественными для нас вещами? Конечно, не сразу, а вот благодаря действенной пропаганде, вполне себе даже реально.

Скорей всего, виной всему выпитое виски (где-то с два почти полных бокала, не меньше), которое и развязало ему до такой степени язык, ощутимо послабив внутреннее напряжение. Конечно, он прекрасно соображал и уж тем более понимал о чем говорил и на кой. Нет, не от проснувшегося вдруг желания выговориться о "наболевшем". Ему просто не хотелось так скоро отпускать Шарпа.

— Есть такие сокровища, которые приходится прятать от всего мира за семью замками, поскольку они настолько уникальны, что хранить их можно только подальше от чужих глаз. Но все равно… время от времени возникает дичайшее желание похвастаться перед кем-то своей сокровенной тайной, чтобы увидеть чужую реакцию и словить дополнительный кайф от превосходства над другими. Чем это на самом деле обусловлено? Наверное, детскими пристрастиями постоянно чем-то кичиться, возвышаясь тем самым в собственной значимости при виде чьей-то зависти. Мол у меня это есть, а у вас никогда не будет… В Голландии это была Тюльпановая Лихорадка, затем замещение бумажными купюрами денежного золота, сейчас это скупля недвижимости, как земельной, так под и надземельной. Что нас ждет в не таком уж и далеком будущем?.. Ладно, расслабься, Шарп. Конечно, я говорю не о человеческих сердцах, но кто может знать о таких вещах наверняка? К тому же, я даже более, чем уверен, что это будет воздух, почти как в "Продавце воздуха", но в более извращенном ключе. Да, шучу, я шучу. Когда мне еще выпадет такая скудная возможность пощекотать себе и кому-то другому нервы? Но ты ведь не можешь не согласиться? Оно прекрасно. То, что создано не машинами, а расцвело и выросло подобно сложнейшему бутону дикой розы, собственными силами, с собственной исключительной красотой. И когда-то оно поддерживало чужую жизнь и чужое сознание индивидуальной личности. Ювелирный механизм невероятной мощности и неповторимого совершенства.

И это была чистейшая правда, черт ее раздери. Он чувствовал именно то, о чем говорил, воспринимая происходящее лишь с позиции своих извращенных убеждений-взглядов. Может для других это и звучало шокирующей дикостью, но только не для него и только не сейчас. Сейчас он должен был это пережить, пройти и пропустить через себя новый круг адской боли, скрытой от чужих глаз. Боли самоочищения и самопознания. Нового перерождения умирающей в его собственном сердце любви. Пусть и черной, но от этого не менее прекрасной.

И плевать, понимал ли его Мальцев, разделяя хотя бы на подсознательном уровне его сумасшедшие идеи. Иногда такие вещи приходится делать на виду, перед чужими глазами. Поскольку ощущение чужого страха бывает действует не менее эффективно, чем любой другой сильнейший анестетик. И тогда да, тебя вставляет этим буйством несочетающихся с друг другом чувств похлеще самого забойного в мире наркотика, вознося к вратам Нирваны едва не буквально, а то и выше этих врат. А что может быть круче данного осмысления? Что может быть выше вершины мира и тебя на его пике?

Держать на кончиках пальцев твое мертвое сердце… Твою смерть… Твою мертвую любовь… Став твоим персональным Хароном…

Что может быть прекраснее и долгожданнее того момента, когда ты наконец-то переступаешь порог собственной квартиры после стольких дней домашнего заточения в нашей славной семейной резиденции под столицей? Наверное, только возможность вынести матери мозг на почве неуправляемого священного гнева касательно ее излишней осторожности и неизлечимого желания приковать к своей материнской юбке до скончания всего моего жизненного срока. Ладно две недели — это еще как-то объяснимо и можно перетерпеть с наименьшими для своей истощенной психики потерями. Но, извините меня. С меня уже давным-давно сошли все синяки и ссадины, а преследуемая из-за резких движений ноющая боль на месте самых сильных ушибов и разрывах мышечных волокон будет напоминать о себе далеко еще не один месяц. Когда я бился при падении со сноуборда или байка, почему-то никто над моей душой так не трясся и не приковывал к постели всеми правдами и неправдами в моих "детских" комнатах в Одонатум-е. Я всегда в первые дни проводил в больничной койке, а потом уже перебирался обратно в родной район в любимую квартирку. Как будто при самом большом желании, отец не смог бы добраться до меня в доме, который сам же для нас и отстроил.