Купленная. Игра вслепую - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Владон cтр.№ 58

— Однажды ты оценишь эту красоту в полной мере и пережив все ее исключительные возможности, уже не сможешь больше мыслить без нее о настоящем сексе… Как и без рук ее тебе дарящих…

Жаль, что мой слух не мог подменить звучание голоса Глеба на более желанный, как это сделал мой поплывший взор, искажая лицо мужчины в иные черты. Спасая в эти мгновения мой многострадальный рассудок от его атакующих ударов — от слов и рук моего палача. Кажется, в этот момент я несдержанно всхлипнула, каким-то чудом подавив в себе рвущиеся на волю рыдания и истерику. А рыдать уже не просто хотелось, как и умолять. Скорее орать, визжать, выкручиваться и отбиваться. Делать хоть что-то, лишь бы выжить… Лишь бы хоть как-то сохранить в относительной целости свой здравый разум. Потому что накрывшая меня с этим голосом боль оказалась в тысячу раз убийственней происходящего со мной насилия. Выворачивающее наизнанку осознание совершенной мною вины… вины перед Кириллом. Моего безосновательного предательства с вопиющей глупостью…

Господи… что же я наделала?.. Как я вообще могла до такого додуматься, подвергнув столько жизней и в первую очередь свою реально смертельной опасности? Позволив другому себя целовать, касаться и трогать… Трогать там, где еще не остыли следы от прикосновений Кира… и не только физические…

— Пожалуйста… — похоже, это уже был достигнутый мною предел. Когда ощущение возможной потери сознания было таким же выхолаживающим, как и действия насилующего мой рассудок Стрельникова-старшего. Та самая грань, за которой уже больше ничего не было — ни тьмы, ни света… вообще ничего…

Только едва различимые ощущения… скольжения безразличной к моим страхам стали… царапающей дорожкой от ноющего из-за микро-пореза воспаленного соска, до более чувствительной линии-границы между низом живота и лобком. Как раз тогда я и сжалась. Или закрылась окончательно. Интуитивно. Стиснув со всей дури бедра и едва ли понимая, что вообще сейчас делаю. Вернее, что делает мое тело, единственное проявлявшее хоть какое-то подобие самосохранения.

— Что "пожалуйста"? — и я не видела выражения лица Глеба в тот момент из-за треклятых слез, которые стекали по моим вискам уже бог весть сколько времени. Зато слышала, как менялся его голос. И в этот раз он тоже изменился. Поэтому и резанул, как бритвой по позвоночнику, заставив дернуться спонтанной судорогой в очередном приступе убийственного ужаса.

— Не надо… пожалуйста… — я даже не могла найти в себе сил, чтобы вцепиться в его руки и остановить уже буквально. — Я не хочу… не хочу…

Еще немного и разревусь окончательно. Поскольку на другое я все равно была неспособна. А так… хоть какое-то проявление живых чувств.

Но тогда мне и слезы не помогли, не сумев скрыть почерневшую до непроглядного угольного Тьму в буравящем меня взгляде Глеба. Пугающий до очередной остановки сердца предел то ли нечеловеческой боли, то ли очень глубокой ярости. Такой глубокой, но обязательно физически осязаемой, что даже просто смотреть в нее было до жути страшно. Хотя определить точно, что же на самом деле скрывалось в глубине колдовских глаз цвета ревности и так настойчиво рвалось на волю, все равно оказалось невозможным. Глеб Стрельников не из тех людей, кто воочию демонстрировал истинное состояние своих чувств и раскрывался хотя бы на половину перед кем-то ни было. Здесь он оставался верен своим железобетонным привычкам до последнего. Чем и пугало еще сильнее.

— Тихо… тшшш… — понятия не имею, что произошло, но он будто только что соскочил с той невидимой грани, с которой так просто в порыве бесконтрольного бешенства не сходят. Еще секунду назад я была уверена, что это уже все… Это последние для меня мгновения жизни с последними ударами моего упрямого сердца. Всего одно движение его руки с ножом и…

Да, оно последовало, и я не закричала, поскольку банально не получилось. Крик застрял паническим удушьем прямо в глотке, застыв там вместе со временем, затянувшегося вечностью неумолимого фатума.

Но все, что Глеб сделал после, вдруг обнял меня, обхватив голову и заботливо развернув к себе лицом, чтобы тут же притянуть к своему плечу отеческим порывом обеспокоенного покровителя.

— Все-все… Я остановился… Я больше ничего с тобой не делаю.

Как же я хотела рыдать и орать… и как меня рвало изнутри… Но я только тряслась, наверное, раза в три сильнее, чем до этого. Единственное, что у меня тогда получалось. Дрожать… Трястись, как эпилептик. Не в состоянии унять эту сводящую с ума лихорадку, выжигающую адреналином кожу и вены и ломающую кости внутренним воспалением.

Какое счастье, что я больше не видела его лица, еще и зажмурившись что дури. А то, что он меня прижимал к себе и что-то там успокаивающе нашептывал — хрен с ним… Я все равно соприкасалась оголенной кожей с тканью его костюма, а не с его голым телом… Это, наверное, и спасало мой рассудок от летального срыва. Четкое понимание отрезвляющего факта, что он так ничего со мной и не сделал, кроме как напугал до смерти и изнасиловал мое сознание.

— Почему ты не остановила меня раньше?..

А разве это что-то бы изменило? Я бы стала бояться его меньше, как и здраво понимать, до чего он способен и готов дойти, если только захочет и дадите ему на то волю?..

Слава богу, хоть додумался оттащить меня от этих треклятых стеллажей и усадить осторожно на кожаный диван в зоне отдыха перед холодным камином. Только его успокаивающие поглаживания ни черта не помогали. Я даже не заметила, как обхватила себя руками, закрываясь и сжимаясь еще сильнее. Мне уже было абсолютно ни до чего. Кроме одного долбящего в висках желания — забиться куда-нибудь подальше и очень глубоко и проораться. Вырвать из груди этот разъедающий до костного мозга кошмар. Эту треклятую реальность. Гребаное понимание, что ничего на самом деле так и не изменилось. Я все еще у края. Никто этот чертов нож от моего горла так и не отвел.

— Одеться сама сможешь или нужна помощь? — конечно, Глеб все видел и прекрасно все понимал. Он же сам это и устроил, преследуя известные лишь ему цели. И вся эта его мнимая забота не выдерживала никакой критики, как и моя к нему нынешняя тяга.

Он отошел почти сразу же, как только усадил меня на диван, якобы чтобы вернуться за моей одеждой, избавиться от ножа и принести мне платье.

— Если… только… молнию застегнуть…

Видимо, он и сам не особо-то рвался помогать мне по личной инициативе. Это стало ощущаться чуть ли не сразу после того, как он меня отпустил, пытаясь скрыть свою отстраненность всеми доступными ему способами. Но даже я в своем нестабильном состоянии не смогла ее не почувствовать. И не удивительно. Сложно не испытывать возле этого человека даже десятую долю исходящей от него энергетики и слишком осязаемого потенциала. При этом, не обязательно смотреть в его лицо. Вполне достаточно и одной его близости.

— Выпей. Тебе это необходимо. — он снова от меня отошел, когда отдал платье, но лишь за тем, чтобы пройтись к местному бару и налить из початой булки марочного коньяка. — Можно залпом, но до дна.

— Я… не могу… прости… Меня сильно тошнит…