Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции (1914–1918) - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Аксенов cтр.№ 296

Произошедший захват власти большевиками и открывшиеся с ним дальнейшие перспективы политического развития России виделись частью средних городских слоев, особенно людьми в возрасте, сквозь призму эсхатологических настроений. В декабре 1917 г. Н. П. Окунев, московский обыватель, прослуживший большую часть своей жизни в пароходстве «Самолет», подвел неутешительный итог последним трем десятилетиям развития России, назвав автомобиль среди прочих дьявольских изобретений человечества: «За последние 30 лет пошли разные железнодорожные строительства, телефоны, электрические освещения, трамваи, граммофоны, автомобили, и жить стало с каждым годом все труднее и труднее… Я и раньше косился на засилие электричества, а теперь глубоко убежден, что оно не от Бога, а от дьявола. Все нервы, все извращения, все жульничество, все безверие, вся жестокосердечность, вся безнравственность и вырождение людей — от этих проклятых звонков, хрипов, катастроф, миганий, смрада, гудков и чудес!» ^[2513] Если для Маклакова и Караулова в 1915–1916 гг. приближавшаяся катастрофа была вызвана действиями «безумного шофера» автомобиля, то для Окунева в декабре 1917 г. сам автомобиль как порождение дьявола обретал злую волю, приближавшую гибель государства.

В первой половине 1918 г. автомобиль по-прежнему фигурировал в печати и эпистолярном наследии обывателей в качестве символа, имеющего негативную коннотацию. 5 января в Петрограде и Москве прошли массовые демонстрации в поддержку Учредительного собрания, которые были разогнаны отрядами красной гвардии. Как и в дни Февральской революции, возникали призраки смерти в образе автомобилей и расставленных на крышах пулеметов. В Москве 9 января автомобиль с пулеметом видели на Тверской, «слышали» пулеметную стрельбу с крыш на Лубянской, Страстной и Красной площадях ^[2514].

Помимо политического насилия, в городах активно обсуждалось насилие уголовное, хотя часть обывателей предпочитала не делать между ними различий. Неудивительно, что в столицах бандитам «полагалось» разъезжать на автомобилях. Правда, в условиях начавшейся Гражданской войны и национального самоопределения народов бывшей Российской империи у них появилась еще одна отличительная по сравнению с предыдущей эпохой особенность — часто массовое сознание представляло их инородцами. Так, вечером 16 января 1918 г. в Москве в районе Таганки банда, разъезжавшая на двух авто и разговаривавшая на польском языке, одетая частично в штатское, а частично в военную форму, совершила несколько дерзких ограблений, врываясь в дома москвичей, связывая их и вынося ценные вещи, которые тут же грузились в машины ^[2515]. Спустя некоторое время в газетах было напечатано объявление о запрещении частным лицам разъезжать в автомобилях ^[2516].

Всеобщая нервозность, эмоциональное перенапряжение приводили к новым вспышкам насилия, для которых стимулом становился автомобиль. 21 апреля 1918 г. в Москве было зафиксировано происшествие, напоминавшее уже описанные сцены охоты на «черные авто» 12 апреля 1917 г. в Петрограде. По Театральной площади двигался грузовик с вооруженными людьми. То ли кто-то из них выстрелил в воздух, то ли опять раздался хлопок выхлопной трубы, но в толпе решили, что солдаты стреляют в народ, и открыли огонь по грузовику. Солдаты ответили. В результате были убитые, пострадало множество прохожих, в том числе дети ^[2517]. Примечательно, что в это время в пространстве московских городских страхов к образу «черного автомобиля» прибавился образ таинственного «ночного парохода», который якобы обстреливал милиционеров и прочих представителей власти, плавая ночью по Москве-реке ^[2518]. Сообщалось, что каждый раз пароход скрывался в направлении Симонова монастыря, в чем усматривается реплика на слухи о священниках-пулеметчиках февральских дней 1917 г.

Об архетипичности образа «черного автомобиля» говорит тот факт, что он остался героем городских криминальных легенд в советском и постсоветском пространствах, а также в странах, входивших в состав Российской империи. Как правило, он возникал в криминальных слухах, где речь шла о банде из представителей социальных или этнических групп, кажущихся враждебными обывателям. О. Великанова обращает внимание на то, что в феврале 1931 г. слухи о черных автомобилях, на которых неизвестные по ночам якобы похищали людей и затем расчленяли, вынудили ОГПУ провести расследование, в ходе которого были выявлены различные версии происхождения «банды»: по одним слухам, это была тайная еврейская организация, совершавшая ритуальные убийства; по другим, наоборот, антисемитская организация, убивавшая евреев; по третьей версии, банда состояла из контрреволюционеров, охотившихся на коммунистов; четвертые видели в черных автомобилях предвестников Антихриста; пятые обвиняли ОГПУ, развязавшее террор в отношении «бывших людей» ^[2519]. Последняя версия подпитывала страхи перед «черными воронками» (легковые автомобили ГАЗ-М-1) и «черными марусями» (грузовики-автозаки ГАЗ-ММ), использовавшимися НКВД, хотя, как отметил Л. Сигельбаум, эти машины красили в разные цвета, распространенным был серо-стальной, встречался цвет морской волны ^[2520]. Однако массовое сознание, хранившее память о демонической природе «черных автомобилей», окрашивало их в черный цвет. Во второй половине ХX в. образ «черного авто» был уточнен определенной моделью — «Волгой» (в конце 1950‐х — ГАЗ-21 и в 1960–1980‐е гг. — ГАЗ-24), — выступавшей в странах соцлагеря признаком достатка и принадлежности ее хозяев к номенклатуре. А. Панченко, разбирая городские легенды о трансплантации органов (baby parts stories), отмечает появление в них «большой черной машины», обычно марки «Волга», и относит слухи к числу «поздних советских легенд 1970–1990 гг.» ^[2521]. Однако, даже не имея в виду очевидную связь этого слуха с «черными автомобилями» 1917 г., следует заметить, что еще в 1958–1966 гг. в Азербайджане ходили слухи о черной «Волге», на которой разъезжала банда уголовников, грабивших магазины и банки и убивавших милиционеров в Баку. Сообщалось, что атаманом являлся бандит по кличке «Львиная лапа», который в итоге оказался переодетой женщиной, задержанной в Москве ^[2522]. В исследованиях городских легенд Д. Чубалы, Дж. Беннетта, В. Орлински отмечается, что схожие сюжеты были также распространены в городском криминальном фольклоре Украины, Белоруссии, Польши и даже Монголии ^[2523]. З. Гренбецка усматривает в этой легенде отголоски рассказов о похищениях и убийствах христианских детей, якобы совершаемых евреями в ритуальных целях, как и слухи о «черных авто», распространенных в начале ХX в. ^[2524] Показательно, что и в 1917 г. одна из версий легенд о «черных авто» предполагала их охоту на «детишек-милиционеров», набранных из числа гимназистов. Тем не менее в легендах о черной «Волге» в качестве преступников могли фигурировать как ксендзы с монашками, так и сотрудники органов госбезопасности или просто высокопоставленные советские чиновники, что придавало слухам политический подтекст. А. Кирзюк обращает внимание на такую функцию легенд о «черной Волге», как «трансмиссия страха» перед Большим террором («Черная Волга» как машина Берии, которую можно сопоставить с «автомобилем Протопопова») ^[2525].