На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности - читать онлайн книгу. Автор: Джарон Ланир cтр.№ 89

Были и другие инструменты ^[126], и все они парили внутри пустого астероида, а я летал вокруг них, одинокий и потерянный, играя музыку для публики, которую не видел.

Компьютерная музыка по своей природе – код, и она не может не задействовать инструменты, созданные из представлений о том, что такое музыка. Это гигантский шаг вперед от «глупых» инструментов прошлого. Фортепиано не знает, что такое нота, просто его внутренности вибрируют, когда ты нажимаешь на клавиши. Восприимчивость и ощущение священного трепета перед тайной, окружающей жизнь, кроется в сердце как науки, так и искусства, но инструменты с прилагающимися к ним обязательными концепциями могут притупить эту восприимчивость. Если заявлять, что созданный тобой код отражает полное понимание того, что ты способен сделать, можно легко упустить из вида тайну и границы мироздания ^[127]. Это приведет к появлению «заумного» выхолощенного искусства, для работы над которым придется с предельной осторожностью помещать в центр внимания людей и человеческое взаимодействие.

Я с восторгом обнаружил, что «Звучание одной руки» смешало исполнителя, публику и технологии в необычном соотношении. Обычно редкие и дорогие высокие технологии в шоу предназначались для создания зрелища, повышающего статус исполнителя, который становится относительно неуязвимым, в то время как публика должна быть потрясена.

«Звучание одной руки» создало совершенно другую ситуацию. Публика наблюдала за тем, как я принимаю странные изломанные позы, перемещаясь в пространстве и управляя виртуальными инструментами, но на мне был шлем EyePhone. Пять тысяч людей смотрели на меня, но я не видел их и не знал, как выгляжу со стороны. Я был уязвим, и моя позиция была очень человеческой, несмотря на участие технологии. Это создавало атмосферу большей достоверности музыки. Если вы выступали на публике, особенно если импровизировали, вы знаете об уязвимости, о которой я говорю и которая предшествует искреннему творчеству ^[128].

«Звучание одной руки» было даже большим скачком в неизвестность, чем все странные «экспериментальные» представления, в которых я участвовал в конце 1970-х годов в Нью-Йорке. Я не имел ни малейшего понятия, создаст ли моя музыка нужное настроение, будет ли она иметь для публики какое-либо значение и поймут ли ее люди в принципе. Представление оказалось веселым и даже имело для меня легкий психотерапевтический эффект. Это был технологический блюз, грустная музыка, которую я мог играть и быть счастливым. Это был шанс поработать над творческим проектом с коллегами VPL, ставшими мне семьей, шанс оценить всех сотрудников VPL как заданный набор (надежных!) исходных материалов, а не как работу, которую нужно выполнить, шанс воплотить на практике все, что я знал о проектировании виртуальных инструментов, шанс использовать разработки VPL для красоты и быть музыкантом на фоне до смешного амбициозного профессионального сообщества людей моего возраста.

Публика отреагировала невероятно живо, и впоследствии я не слышал ни одного отзыва, в котором бы говорилось, что представленная пьеса была демонстрацией. Это была музыка ^[129].

Оглядываясь назад, я понимаю, что «Звучание одной руки» было для меня переломным моментом, как в фильме «Фицкарральдо». Титаническая работа, красивое представление, а потом неизвестность.

SIGGRAPH’92 стала моментом радости, но после нее мне пришлось посмотреть в глаза реальности. Я не встречался лично с остальным советом директоров VPL. Мы были на грани, что правда, то правда. Я хотел, чтобы мы и дальше вкладывали все возможные усилия в MicroCosm, даже если это означало риск для всей компании. А еще я хотел сыграть на расширении сетевых технологий. У нас были программы, которые вполне могли стать первыми сетевыми приложениями. Другие члены совета директоров хотели, чтобы VPL изменила курс и стала менее рискованным предприятием, более традиционной компанией, которая заключала бы контракты с военными ведомствами, продавала бы небольшие объемы продукции по высоким ценам, выпускала бы высокодоходные продукты и выжидала момента, когда интеллектуальная собственность станет цениться настолько высоко, чтобы появилась возможность продавать ее еще дороже. Цена решения совета директоров была огромна: стратегическое банкротство.

Согласно их плану, VPL предстояло пройти процедуру банкротства, после чего появилась бы ее новая версия без обязательств перед кредиторами – которые, должен заметить, сами входили в совет директоров, но это уже не важно, – и под тщательным контролем французских инвесторов. В то время я мог сопротивляться и, вероятно, даже победил бы. Я видел возможность высоких ставок, но уж точно не банкротства.

Но в глубине души я начал сомневаться, верным ли путем иду. Если я хотел стать одним из главных авторитетов Кремниевой долины, у меня еще оставался на это шанс. Еще существовала возможность сделать VPL одной из крупнейших компаний, и он был связан с популяризацией сетевых технологий. Допустим, я мог вступить даже не в одну глупую битву с бесполезным советом директоров, японским преступными миром, предполагаемыми французскими шпионами и совершенно точно существующими голливудскими адвокатами по разводам и выйти из них владельцем крупной компании, разрабатывающей высокие технологии. Но у меня начали зарождаться сомнения, этого ли я хочу на самом деле.

Но если честно оценивать свои действия тех лет, скажу, что моя проблема состояла в желании, чтобы меня любили. Я все еще оставался маленьким мальчиком, потерявшим маму, и не мог справиться с ревностью и назойливым интересом, которые пришли ко мне вместе с успехом в Кремниевой долине.

Но это еще не все. Я усомнился также в мифическом мужском успехе в мире бизнеса.

Атмосфера бизнеса отчасти отражает армейскую культуру. Лидер – это тот, кто способен волшебным образом воплощать в действие свою волю. Стив Джобс говорил о том, чтобы «оставлять зарубки на Вселенной». Это маскулинное представление о бизнесе было аналогично суеверию о том, что человеческие мысли создают реальность. Снова и снова магическое мышление.