Георгий Гурьянов: «Я и есть искусство» - читать онлайн книгу. Автор: Метсур Вольде cтр.№ 34

Учился он средне. Особого интереса к учебе у него не было. Как и у меня. Потом уже только, когда поступил в техническое заведение, у меня появился интерес.

Сидели всегда на задних партах, он и я. За одной партой, бывало. Потому и дневник его этот отчетливо помню. Он же ведь в нем не только карандашом рисовал, но были и разноцветные рисунки какие-то. Когда классная руководительница увидела, то сразу в крик: «Это что такое! Что за безобразие!..»

Это была не тетрадь, это был дневник, в котором уроки записывают, домашние задания, оценки… Потом, конечно, из-за этого дневника поднялся шум. Наш классный руководитель – Галина Семеновна, очень хорошая женщина, молодая, преподаватель физики, пыталась его понять, часто общалась, разговаривала – пыталась найти общий язык, но… не всегда это получалось.

Лучшего друга в школе у Георгия не было. Он был больше сам по себе. Даже когда мы с ним общались, он все вспоминал Васильевский, видимо, больше друзей у него оттуда было. Часто вспоминал и хотел туда уехать жить, что он потом и сделал, в общем-то.

Прозвища «Густав» тогда еще не было. Это я потом уже услышал. В школе звали по имени, или по фамилии, или «Гурьян» иногда звали. Обидных кличек никто не давал.

Так же с нами во дворе гулял, мячик гонял. Но он был не очень спортивный человек. Это его не очень тянуло. Как и книги тоже. Я вот не помню, чтобы он особенно читал. Может, какие-то журналы…

Скорей всего, его больше мама поддерживала, потому что, насколько я помню, отец его был прилично старше мамы, и они немного разные были. Родители его по своей работе, как геологи, были очень интересные люди. Мне удавалось с ними общаться. Дома у них было много всяких разных камней, и они рассказывали, где добывали это или то… Целая история. Мама его находила общий язык с молодежью, а вот отец был более замкнут. Они постоянно ходили в геологические походы.

Он оставался один, но, видимо, не в то время, когда мы здесь учились. Наверное, еще в младших классах. Похоже, его воспитывала бабушка. Про бабушку особо ничего не знаю. Как я понял, ей уже тогда было под 90 лет. Сидела у окна, в некоторых ситуациях была недовольна чем-то…

Видно было, что отец Георгия – человек интеллигентный. Не могу ничего сказать про схожесть характеров. Но у Юры характер-то был. Он очень был упертый, если честно сказать. Если он чего-нибудь задумывал, то тяжело было переубедить. Он стоял упрямо на своей точке, и все. Он много не говорил – просто делал. Даже когда классной руководительнице что-то не нравилось или она его просила что-то сделать, так или эдак, то он говорил: «Нет», – и хоть что ты с ним делай. Всегда пытался добиться своего».

В 1976 году Георгий Гурьянов поступил в училище им. Серова (ул. Пролетарской диктатуры, дом № 5) на архитектурный факультет.

Владимир Дайбов:

«Поступили мы с Гурьяновым в Серовское училище в 1976 г. Вместе учились только первый курс, но особо тесно с ним не общались, потому как я пришел после армии и большинство студентов были намного меня моложе, интересов общих у нас было немного. Георгия я помню как человека застенчивого, со своеобразной манерой рисования: сухой, конструктивной. Держался он особняком ото всех, поэтому наблюдал я его только со стороны.

Волосы Георгий носил длинные, хорошо помню школьный пиджак.

Был у него один товарищ, с которым они вместе учились еще в художественной школе, и после первого курса их отчислили обоих. Небольшого роста мальчик. Они с Гурьяновым держались как-то особняком, всегда садились рядом и работали похоже, несколько манерно. С какой формулировкой они ушли или их отчислили – не могу сказать. И еще, мне кажется, тот мальчик имел на Гурьянова влияние.

Еще он был в приятельских отношениях с Евгением Андреевым, который жил в Поповке. Женя не учился с Гурьяновым (в художественной школе. – Примеч. авт.), мне показалось, они стали приятелями уже в группе, а так как я одно время был прописан у Жени в Поповке и жил у него, то из разговоров помню, как Женя был в гостях у Гурьянова и восхищался его комнатой, полностью выкрашенной в черный цвет, пустой, где только в углу стояла подставка с рыжим париком. Зная работы Гурьянова, могу сказать, что так работал он уже на первом курсе. Творчеством Гурьянова никогда не интересовался. Из круга Тимура Новикова мне ближе другие художники, а работы Цоя и Гурьянова оставили меня равнодушным. Есть еще в Москве художник Иван Дмитриев, он тесно общался с Гурьяновым в период Новой академии.

После окончания училища моя связь с Питером прервалась на долгие годы, но вряд ли мы смогли бы пересекаться, будучи и в Питере, т. к. время выбрало их для перемен, и я отдаю им должное в полной мере, ну, а мне уготована своя дорога и свое предназначение».

Борис Стожаров:

«Я помню, что он занимался в художественной школе и потом спокойно поступил в училище. Помню его дипломную работу: уходящий поезд, с машущей рукой, совершенно простой рисунок, но преподаватели сразу засекли его… Поступил он спокойно, с каким-то своим приятелем. Приятеля не помню, но жил он на Итальянской, и мы там частенько у него тусовались, пили портвейн. Это уже было после школы – Олимпиада, момент отмазывания от армии, когда Георгий в психушку ложился, на 15-й линии(«Клиника неврозов», ГПБ № 7 имени академика И.П. Павлова. – Примеч. авт.). Я даже к нему приходил, приносил поесть. Может, он там недолго лежал, но приходил я к нему именно туда. В армию он не хотел идти, и это был один из методов избежать службы, а других я не знаю. Я-то пошел, долгое время отмазывался, но потом-таки ушел. Я не знаю, сколько он там лежал, – приходил к нему один раз только.

Вкусы у него были весьма разнообразные. То у него Suzi Quatro ни с того ни с сего, то какой-то сборник дурацкий, Gary Glitter, потом вдруг Kiss. Я так понимаю, что его стал интересовать в первую очередь процесс, потому что в то время он уже стал играть. Да, он же был меломаном, записывал, переписывал все это дело, музыку слушал и аппаратуру свою даже пытался как-то усовершенствовать. Я помню, усилитель у него был, он с него деревяшки срезал.

Комната у него была весьма экзотическая, выкрашена в черный цвет. Да, он даже лампочки пытался черными делать. Красил лампочки, а я ему говорил: «Слушай, это же не совмещается. Что толку, что ты их покрасил?» В общем, да, было такое. Стоял усилитель, колонки, магнитофон «Астра» со снятой панелью.

Никаких забавных эпизодов с Георгием не припомню… Нет, ничего такого особенно не было. Болтались по городу, ходили в кино, пили портвейн, курили траву, слушали музыку. Он доставал траву. Я как-то не участвовал в этом, в основном потреблял. И все это происходило у меня дома, потому что у меня тогда уже была хорошая дорогая аппаратура и, естественно, какие-то пластинки. В общем, слушали все это у меня. Тоже довольно громко. У меня тогда был усилитель «Бриг», который мы сожгли, потому что громко слушали. А он дорогой был… Ну, купили другой.

Еще плотно увлекались фотографией! Тогда же дефицит был всех этих плакатов, и мы печатали фотографии. Часами сидели в ванной. Брали какие-то фотографии из прессы, из журналов, которые к нам попадали. Перефотографировали и печатали большую фотографию. Ставили увеличитель на шкаф и в комнате ползали, печатали. Помню, первую фотографию Led Zeppelin напечатали такую здоровую.