Георгий Гурьянов: «Я и есть искусство» - читать онлайн книгу. Автор: Метсур Вольде cтр.№ 47

«Нежность и Мужественность. Я люблю Калифорнию» (Ленинград. Выставочные залы ЛОСХа)

В 1990 году в музее Ленина открылась выставка «Неоакадемизм» с участием Новикова, Бугаева, Гончарова, Егельского и Гурьянова.

Вместе с Тимуром Новиковым Георгий Гурьянов посетил выставку неоакадемистов в Будапеште.

Осенью этого же года на студии ВПТО «Видеофильм» в Москве Г. Гурьянов, совместно с Ю. Каспаряном и И. Тихомировым, дописал «Черный альбом», который вышел в декабре. Автором обложки «Черного альбома» является Георгий Гурьянов.

Валерий Алахов:

«Относительно того, что Георгий отошел от музыки после «Кино»… Наверное, группы «Кино» было достаточно. Все-таки он остался в искусстве, плодотворно занимался живописью. Либо художник – либо музыкант, есть выбор!

Не знаю, насколько серьезно творчество Гурьянова повлияло на культурную жизнь Петербурга в последние 20 лет, но группы «Кино» уже достаточно. А тут еще живопись, клубная деятельность – здорово! В СССР не было секса, а тем более техно-музыки, если у кого-то техно-музыка и была, то точно у Густава! Не стало СССР, зато техно-музыки и секса – завались!»

12 января 1991 года состоялась презентация последнего, «Черного» альбома группы «Кино» в Московском дворце молодежи. Присутствовали Ю. Каспарян, Г. Гурьянов, И. Тихомиров, Р. Нугманов, М. Цой, А. Троицкий, С. Бугаев, Ю. Айзеншпис, М. Алби.

Марина Алби:

«Я была вместе с группой «Кино» на презентации «Черного альбома» в Москве в январе 91-го года. Было грустно, конечно. Все очень переживали из-за Цоя. Но я помню, что мы ехали из Петербурга на поезде, взяли отдельный вагон и очень веселились. Туда ехали все вместе, все наши друзья. Жили в гостинице – помню точно, как мы жили, как мы ели.

Как я с Айзеншписом познакомилась… Он ломился ко мне в гостинице и говорил, какой он известный, говорил, что его все знают в Нью-Йорке и просят у него автограф… Но, по-моему, это было не так.

Я считаю неправильным переводы песен «Кино» на английский, потому что это не второй их язык. Много испаноговорящих людей, которые поют на английском и на испанском – и это нормально. А когда ты стараешься петь на чужом языке… мне кажется, что это очень, очень сложно.

Почему не получилось у Гребенщикова… У него была другая проблема – он не хотел играть по правилам американского шоу-бизнеса. Он должен был сделать 12 альбомов – мы подписали такой контракт. Ему сделали имидж «русского Боба Дилана»: длинные волосы, кольца, как у американского индейца. Очень красивый ему создали имидж. А потом, когда выпустили пластинку, в этот же день организовали показ на телепередаче № 1, в 12 часов ночи, которую все смотрят. И в этот же день он постригся, надел какой-то деловой костюм и темные очки. Полностью поменял имидж именно в этот день. И когда выступал в этой передаче, то сказал, что записывающие компании ужасны, что они стараются его продать… В общем, сказал что-то не то. И на следующий же день из компании позвонили и сказали: «До свиданья!» (Смеется.) У Бори это был такой панковский момент. Но это было очень неожиданно и не по правилам американского шоу-бизнеса. Если ты хочешь дальше продолжать: писать альбомы, получать деньги от записывающей компании, – то должен играть в эти игры. Мне кажется, что у Бори есть какие-то хорошие песни по-английски, но все равно теряется какое-то волшебство… Потому что песня – это внутреннее, эмоциональное состояние человека. Это все сложно. Если это поп-культура, как АВВА, например, то может получится, потому что это – попса, «I love you, You love me, let’s be happy». (Смеется.) А когда какая-то глубина или культурный нюанс – это сложно перевести, как любые стихи.

Мы обсуждали с Георгием выпуск альбомов БГ за рубежом. Он терпеть не мог всю эту «гребенщиковщину», как он все время говорил. Нет, ну, они дружили в ранние годы, когда был глэм-рок, когда была гендерная непонятность… Когда андрогинность была модной, они все дружили, были красивые, модные, талантливые… А потом эти люди разошлись, пошли разными путями. Но, думаю, что Георгий всегда уважал Борю, и Боря уважал Георгия. С Цоем меня, кстати, познакомил Боря. Не на Фонтанке, а у Бори. Просто они играли совершенно разную музыку. Боря все время смеялся над Duran Duran, как они попой крутят, ну, а группа «Кино» немножко смотрела на Duran Duran, брала с них пример, как и все это направление новых романтиков.

В 1991 году Георгий Гурьянов принял участие в выставке «Академизм и Неоакадемизм» в Мраморном дворце (музей В.И. Ленина), вместе с другими первыми неоакадемистами: Т. Новиковым, Д. Егельским и молодым кутюрье К. Гончаровым. Гурьянов стал одним из первых моделей К. Гончарова, создавшего Модный дом «Строгий юноша», носил одежду его дизайна (пальто, жилеты, рубашки). С этого времени он получил в кругу друзей оставшийся с ним до конца жизни «титул» – «совесть петербургского стиля». 10 апреля 1991 года Гурьянов стал победителем телевизионного конкурса «Новое имя России и стран содружества».

Андрей Хлобыстин:

«В 1991 году Гурьянов стал лауреатом Всесоюзного телевизионного конкурса «Новое имя», который проходил в Москве. Насколько помню, какую-то важную роль в нем играл куратор Андрей Ерофеев, но подробностей не знаю».

Марина Алби:

«Георгию очень нравилось в Нью-Йорке! Для Георгия, для Тимура, мне кажется, это было взрывом счастья, или как это назвать: когда ты можешь быть, кем хочешь, когда ты можешь одеваться, как хочешь, когда ты можешь ходить, куда хочешь, когда хочешь. Столько свободы, столько красивых людей, столько возможностей – конечно, для них это было как рай на земле. Там можно было жить без комплексов.

Эмигрировать бы он не решился. Георгий очень любил Петербург, был преданным петербуржцем. Он любил путешествовать, но очень любил этот город. Постоянно говорил, как он любит Петербург.

Я переехала сюда жить в 93-м, но в Нью-Йорке у меня еще была несколько лет квартира. Не помню, когда в последний раз Георгий был у меня там в гостях. По-моему, уже после того, как я переехала в Москву.

Он предпочитал хаус-музыку, прогрессив, а техно не очень любил, мне кажется. Больше все же любил хаус. Любимыми клубами Георгия в Нью-Йорке были JACKIE 60, Roxy. Танцевальные, мягкие, модные клубы, The Limelight к примеру. Это были самые модные места в Нью-Йорке, и он всегда чувствовал, всегда знал, куда надо идти. Ему нравилось, что вокруг мало было русских, это было экзотикой для всех. У него спрашивали: «Можно до тебя дотронуться? Потому что ты – первый русский, которого я увидел». Для всех тоже это было интересно, русские были как звезды. И тогда был большой интерес к советской культуре, все покупали русских художников. Много-много было в прессе про это – и про перестройку, и про распад Советского Союза, и про новую русскую молодежь. Интерес упал только где-то к 95–96 гг. А сейчас уже наоборот – везде одни русские. (Смеется.)

Нет, конечно, Георгий не только развлекался в клубах в Нью-Йорке, но и посещал разнообразные выставки. Там была гламурная жизнь, его приглашали все известные галеристы и музыканты. С кем знакомился, те сразу же звали на приемы и выставки. Постоянно. Гламур! Мне кажется, он в Нью-Йорке особо ничего не делал в плане творчества. Просто отдыхал и общался».