Георгий Гурьянов: «Я и есть искусство» - читать онлайн книгу. Автор: Метсур Вольде cтр.№ 64

«Георгий не сочинял музыку, не страдал композиторскими амбициями. Он искренне любил слушать то, что сочиняют другие. Может, он и импровизировал на гитаре, сам для себя, но когда он играл для гостей, вернее, даже для узкого круга друзей – это были единичные случаи. И обычно это были песни Виктора Цоя. А про композиторство – мне кажется, он вполне самовыражался в живописи, его работы очень музыкальны и ритмичны. В Интернете, кстати, много клонов, которые выдают себя за Гурьянова. Даже был персонаж, который писал какую-то электронную музыку и выдавал себя за Георгия. Даже не знаю, что сейчас делают эти люди, наверное, им пришлось резко умереть. Я как-то рассказал о них Георгию, мол, слышал «твою» новую музыку сегодня. Он спросил: «Ну, и как?» – «Ну, так… отстойно…» И он тут же потерял всяческий интерес к этому, даже не попросил найти ему эту музыку и включить».

В декабре 2012 года в лофт-проекте «Этажи» открылась выставка «Горячий холод», где в числе других была представлена работа Гурьянова «Геркулес». А в лофте «Rizzordi Art Foundation» прошла выставка «Между землей и небом», в названии которой была использована цитата из песни группы «Кино».

Дмитрий Мишенин:

«Я рад, что наши работы были вместе на экспозиции «Между землей и небом» в лофте «Rizzordi Art Foundation», как и с работами уважаемого мною художника Алексея Беляева-Гинтовта, но я, честно, абсолютно не в курсе, как Георгий относился к этой выставке. Мы обсуждали искусство других людей, но почти никогда искусство друг друга. Для меня картина была всегда ясна, и я ее озвучил в день нашего первого знакомства, на что получил полное одобрение своего собеседника. Я по-прежнему считаю, что в Петербурге есть два реально крутых артиста: Doping-Pong и Гурьянов. А все остальное – не важно».

Венла Стодольски:

Мы с Георгием пересекались за рубежом только в Финляндии. Несколько раз… начиная с советских времен. К сожалению, мы не пересеклись с ним, когда оба были в Черногории. Так получилось, что мы были там в том же году и тем же летом, но в разное время… Расписание!..

9 февраля 2013 года скончалась мама Георгия – Маргарита Викентьевна…

Венла Стодольски:

Георгий рассказывал мне о своем детстве и родителях… Сестрах. Георгий всегда хвалил свою маму. Я познакомилась с ней в его квартире на Фонтанке и Маргарита прекрасно готовила! Позже я оказалась в ее квартире на 2-й линии Васильевского острова. У Георгия были очень близкие отношения с его матерью. Она очень много значила для него.

В июне 2013 года в прессе появились новости о том, что Георгий Гурьянов болен и находится в очень тяжелом состоянии. Был объявлен сбор средств на лечение.

Марина Алби:

«Георгий бывал в моем кафе «Ботаника», но не часто. Потому что там нет мяса и нельзя курить, а Георгий только в конце жизни пришел к вегетарианству. Когда он болел, он звонил мне и просил привозить ему еду каждый день. И я привозила в последние 2 недели его жизни. Сидела с ним каждый день.

Когда я его видела после последней химиотерапии в Германии, ему было очень плохо, он все время лежал. Потом ему стало лучше, он ходил, мы сидели, разговаривали. Он говорил: «Да, Марина. Теперь я понимаю, надо было раньше прийти к вегетарианству, потому что это так вкусно, это так хорошо! Я чувствую себя лучше и лучше. А вегетарианцы могут есть устрицы?» И стал строить планы – на выставки, на все… Но было уже поздно, к сожалению.

На самом деле мы с ним мало общались последние 7 лет, потому что я не могла видеть, как он пьет и курит. Я много лет помогала ему со здоровьем. Нельзя было ему пить, но он продолжал это делать – это была часть его жизни. И я сказала ему: «Дорогой, я тебя так люблю… Но ты сам должен решать, а я не могу на это смотреть». Наверное, он решил лучше уйти так, с весельем. Я его понимаю, он был таким».

Дженни Яснец:

«Я давно знала о его болезни и о том, что ему присылают лекарства из Америки (он вроде мне сам об этом говорил). Я помню нашу последнюю встречу. Это было в клинике «Скандинавия» (Литейный проспект. – Примеч. авт.). Мы сели рядом, и я сначала не узнала его, так он похудел и плохо выглядел. Потом мы, конечно, обрадовались и поговорили. Это было в 2013 году, зимой. Мы оба очень нервничали, он ждал результаты повторного обследования, а я была с ребенком. Он очень плохо выглядел, уже тогда можно было увидеть печать смерти на его лице. Я ужаснулась. Он сказал мне, что я очень хорошо выгляжу и очень красивая. И ушел… Эта были его последние слова мне».

Антон Галин:

«В последнее-то время он начал уже совсем съезжать головой… У него началась, как мне сказали, энцефалопатия – потеря памяти и прочее. Хотя, мне кажется, это все от наркотиков. Перед смертью он не закончил, кажется, ни одной картины.

Мы с ним общались примерно за месяц до его смерти. Меня попросили за ним поухаживать, потому что он уже впадал в невменяемость. Но я хочу сказать, что он практически не изменился. Вот как употреблял все подряд… Ему ничего было нельзя, а он все равно употреблял. Это то, что сам лично видел. Он рассказывал мне перед смертью, как действует кетамин, от которого Мамышев-Монро умер, объяснял, как тот в бассейне 50-сантиметровом умудрился утонуть.

Люди вокруг Георгия были разные. Все преследовали свои интересы. У таких, как он, друзей не бывает. Все против всех, без правил и обязательств. Это нормально для бизнес- и арт-среды».

Андрей Хлобыстин:

«Точную дату, когда мы в последний раз виделись с Георгием, я не помню. Он позвонил мне и попросил помочь с заполнением формы судебного иска к «Африке». Георгий был очень плох, не вставал. Сначала у него в квартире были ребята, которые ему помогали. Когда они ушли, мы смотрели кино, слушали музыку. Досидели до 4-х часов ночи, и я должен был идти – он не мог подняться и попросил просто прикрыть дверь».

Марина Алби:

«У меня были в коллекции работы Гурьянова. Он подарил, но потом забрал и продал, когда денег не было. В конце он хотел дать мне картину, чувствовал себя виноватым за то, что забрал те две картины, но я сказала, что нет, не надо – я пришла не за картинами, просто я люблю тебя. От него все всегда что-то хотели. И мне было приятно сказать ему: мне ничего не надо – ты мне нужен».

Ольга Остерберг:

«С Гурьяновым было тяжело, но общение с ним, посиделки, музыка, песни (а он, даже прекратив музыкальную карьеру, любил сам играть и петь) стоили этой нервотрепки. В последний раз я видела его уже в больнице. Он выглядел очень плохо, все шло к концу, но его духовный настрой потрясал. Он изумительно держался, шутил, строил планы. Я говорила ему, что он должен поправляться, что он нам нужен. Он ответил: «Я никуда не денусь».

Роберт Сюндюков:

«Примечательно, но, зная о том, что ему совсем немного осталось, он буквально за несколько дней до того, как его не стало, купил себе в гостиную очередную огромную, красивую люстру. Просто она ему очень понравилась. Я видел эту люстру у него в мастерской в первую печальную годовщину. Оставалось лишь тихо вздохнуть: «Ах, Георгий, Георгий…» И так вот во всем, без исключения. Георгий до самой смерти оставался верен себе. Катя Голицына рассказывала, что он в больнице листал автомобильный каталог и, советуясь, выбирал себе машинку получше. Это вообще в его стиле было – смотреть только вперед».