В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной - читать онлайн книгу. Автор: Барт ван Эс cтр.№ 39

И все-таки, хотя Лин участвует в общем буйном ликовании, носится всюду и мешается с толпой, она так и не понимает, что произошло. Освобождение для нее не обрело смысла. Просто какой-то праздник, люди вопят – вот и все.

5 мая 1945 года канадский генерал Чарльз Фоулкс и немецкий главнокомандующий Йоханнес Бласковиц договорились о капитуляции немецкой армии в Нидерландах. Акт капитуляции был подписан в Вагенингене, всего в трех милях от Беннекома. Адольф Гитлер застрелился в конце апреля, 8 мая была провозглашена победа, и война в Европе официально окончилась. Но уже вскоре после празднования Нидерланды охватило упрямое смирение перед ждавшей всех впереди огромной работой по восстановлению страны. В боях были убиты девятнадцать тысяч мирных жителей, восемь тысяч неевреев погибли в концентрационных лагерях, и более двадцати пяти тысяч человек умерли от голода. За последний год войны потребление калорий на человека сократилось больше чем вдвое, восемь процентов суши, отступая, затопили немецкие войска, а систематическое мародерство означало, что разруха в Нидерландах была сильнее, чем в любой другой оккупированной западной стране.

Масштабом разрушений до некоторой степени можно объяснить, почему так плохо обошлись с уцелевшими голландскими евреями. Шестнадцать тысяч из них вышли из убежищ, еще пять тысяч дожили до победы в концлагерях на востоке. Другие страны, в частности уже освобожденные к 1944 году Франция и Бельгия, быстрее организовали возвращение своих уцелевших еврейских соотечественников. Возможности голландцев исчерпывались двумя наемными мотоциклами и четырьмя маленькими грузовиками. Большинству интернированных пришлось добираться домой самостоятельно.

Почти полмиллиона голландцев застряли за границей (большинство – в немецких трудовых лагерях), а еще треть миллиона оказалась беженцами внутри страны. Поэтому правительство, вернувшееся из лондонского изгнания, даже из лучших побуждений едва ли могло оказать уцелевшим евреям достаточную помощь.

Однако лучших побуждений не было и в помине. Никаких официальных заявлений, никаких распоряжений. Когда встал вопрос о возвращении евреев домой, голландские министры настаивали, чтобы с теми обращались как с прочими гражданами. Они не заметили противоречия между этим своим решением и подробными заказами сборников гимнов, молитвенников, Библии и даже сосудов для причастия ради духовного утешения беженцев.

Для большинства вернувшихся в Нидерланды евреев это стало болезненным и травмирующим опытом. На границе их встретила хоть и неорганизованная, но все же целая заградительная армия в разномастной форме и деревянных башмаках: правительство опасалось наплыва иностранцев, а превыше всего боялось коммунистов, которые, чего доброго, могли подорвать стабильность государства.

Дирк де Лос вспоминал, как автобус, в котором он вместе с другими евреями возвращался из Дахау, был остановлен на границе, где, несмотря на настоящий голландский выговор, власти отправили их под арест – ведь документов при них не было. Посыпав порошком ДДТ, их заперли в лагерь для интернированных лиц в Неймегене, откуда Дирку через десять дней удалось бежать. Однако, добравшись до своего дома в Лейдене, он был снова схвачен и выслан обратно в лагерь – голландская полиция, как всегда, с рвением исполняла приказы вышестоящих.

Такая участь постигла не только Дирка. В транзитном лагере Вестерборк, из которого в Аушвиц вывезли более ста тысяч человек, еще несколько месяцев после войны оставались пленниками пять тысяч евреев. Бок о бок с ними содержались десять тысяч арестованных голландских фашистов – тех самых, что обрекли этих евреев на смерть. Когда евреев наконец отпустили, положение их мало улучшилось. Имущество было разграблено, в дома вселились новые обитатели. Бывало, что с вернувшихся еще и требовали уплатить подоходный налог за годы, проведенные в лагерях.

В какой-то степени виной этому послевоенный хаос, однако были основания считать, что в первые месяцы по освобождении свою роль сыграл антисемитизм самих голландцев. Когда-то Голландия являла собой оплот терпимости. Йосеф Каплан, историк еврейской жизни в Нидерландах, не сумел отыскать ни единого значительного случая преследования евреев за весь период с 1581 до 1795 года. Однако в XIX веке в национальной культуре возник новый стереотипный образ грязного еврейского жулика с сильным акцентом – такими представляли иммигрантов из Восточной Европы. Подъем интернационального сионистского движения подпитывал мнение о том, что евреи не вполне голландцы. Когда в Германии к власти пришли нацисты, в Нидерланды бежали тридцать пять тысяч евреев; в ответ правительство ввело для них ограничения на въезд, а многих иммигрантов отправило в лагеря. Повсюду только и говорили, что о еврейских коммунистах, еврейских богачах и о том, как евреи способны нарушить благопристойную атмосферу хорошего ресторана или клуба.

Хотя на выборах в Нидерландах фашисты никогда не набирали больше четырех процентов голосов, во время войны нацистская пропаганда нашла благодатную почву, и в 1945 году это стало очевидно. Национализм многих изданий Сопротивления был крайне далек от терпимости. Например, газета «Пароль» (Het Parool) после освобождения советовала евреям не привлекать к себе внимания и критиковала голландских евреев, покинувших свои посты перед лицом нацистского вторжения. Другая газета, «Патриот» (De Patriot), требовала от евреев благодарности голландскому Сопротивлению, спасавшему их, «когда гибли другие, возможно, более достойные люди». В массовых изданиях появлялись шуточки на еврейскую тему. В письмах, опубликованных на страницах самых разных газет, читатели жаловались, что с окончанием войны евреи опять прибрали все к рукам. Одно правительственное учреждение даже решило не нанимать обратно еврейских сотрудников, объяснив, что предубеждение против них в этой сфере слишком сильно и подобное негативное отношение помешает им работать хорошо. Тем временем министр юстиции обратился к Еврейскому религиозному союзу (который исключили из Национального церковного совета на основании того, что евреев стало меньше) с просьбой: не могли бы участники организации приложить усилия, чтобы вернуть в общество более ста двадцати тысяч голландских коллаборационистов, которых как раз спешно выпускали из тюрем. В средствах массовой информации факт Холокоста признали вскользь, но позже стали замалчивать – мол, это слишком тяжелая для широкого обсуждения тема. Неудивительно, что в послевоенное десятилетие евреи уезжали из Нидерландов куда чаще, чем из Бельгии или Франции.

В апреле 1945-го, в Эде, Лин едва ли ощущает, что война закончилась. Она просто ждет, что решат взрослые. Но какое же неимоверное облегчение избавиться от дяди Эверта, когда семья через несколько дней возвращается в Беннеком. Теперь по старой дороге навстречу один за другим движутся грязные зеленые грузовики, а в них полно солдат, которые растопыривают пальцы буквой V – знак победы. Добравшись до дома 33, ван Лары обнаруживают, что он цел и невредим. Соседнее здание, где жили де Бонды, разграблено, половицы выломаны, а у ван Ларов даже банки с соленьями в погребе все так же выстроены на полках в ряд. Вскоре госпожа ван Лар уже распоряжается уборкой. Лин вновь приставлена возиться с одеждой и тряпкой для пыли, и, когда она принимается за полировку деревянного буфета в гостиной, жизнь возвращается в прежнее русло.