Всеобщая история стран и народов мира - читать онлайн книгу. Автор: Оскар Йегер cтр.№ 259

Эти мечтатели ничего не предвидели; напрасно раздавались меткие и глубокомысленные слова Мирабо: «Свободе народа необходим король!» В новой конституции прежде всего старались следовать принципу contrat social. До столкновения не дошло при слабости короля, который, по-видимому, вовсе не заботился об этих подробностях. После некоторого сопротивления он утвердил постановление 4 августа вместе с предложением Неккера. Для покрытия страшного недостатка в финансах Неккер предлагал взимать четвертую часть всех доходов в виде чрезвычайного налога; собрание утвердило это под впечатлением патриотической речи Мирабо: «Банкротство стоит перед вами, банкротство во всем ужасе, оно грозит вам, грозит поглотить вашу честь, ваше достояние, а вы совещаетесь!»

5 и 6 октября 1789 г.

Общее положение дел не улучшалось; оно вращалось в заколдованном кругу; нужда вызывала волнения, смуты, останавливая торговлю и обмен, приводила к нужде; одна беда загоралась и усиливалась от другой. Безначалие развивалось все более и более, и демагогия Парижа преподала анархии в провинции еще новые заветы и указало новые жертвы. Изменниками народа считались все, кто стоял за две палаты, за непрерывность заседаний, за veto. Понять значение veto предоставлено было невежественной толпе, все более дичавшей, доведенной ложью, клеветой и нелепыми рассказами до лихорадочного бреда. Недорогого стоила и национальная гвардия; она сама избирала себе офицеров и им только повиновалась; это расшатывало и ослабляло дисциплину в армии; но все находили, что избрание себе офицеров согласовывалось с правами человека и гражданина.

Такая зараза разносилась дикой и низкой прессой, среди которой особенным влиянием пользовался «Ami du peuple»; издатель его, Поль Марат, был прежде плохим лекарем, потом занимал место ветеринара в конюшне графа д’Артуа. Наконец, дошло до отвратительных сцен 5 и 6 октября. Среди голодающего народа, ежедневно толпившегося перед ратушей, булочными и овощными рынками, – для охраны их требовалась национальная гвардия, – распространилась мысль, что нужда прекратится, если в Париже будет жить король, которого аристократы хотят увезти в Мец. Приготовились к большой демонстрации, и 5 октября огромное шествие женщин, между ними были, говорят, переодетые мужчины, двинулось к Версалю. Прибыв туда в три часа, они расположились вокруг дворца и потребовали от собрания, через своих депутатов, спросить у короля простое согласие на решенные к этому времени конституционные постановления. Поневоле и осажденный, вместе с национальным собранием, он согласился к 10 часам. В Париже среди черни и национальной гвардии, куда втерлись разные негодяи из армии, возгорелось желание следовать за шествием, и командир ее Лафайет, сначала противившийся этому, признал за лучшее согласиться и стал во главе. Он был их вождь, и потому он должен идти с ними. Дорогой он заставил их присягнуть королю и национальному собранию. Как будто это могло иметь значение! В полночь они дошли. Считая спокойствие обеспеченным, он к утру прилег. Между тем толпа черни проникла во дворец с намерением убить «австриячку». Она едва успела, полуодетая, спастись у короля, а два телохранителя, стоявшие на страже, были убиты, исполняя долг свой. Лафайет вовремя поспел и отвратил худшее; утром 6-го происходило новое примирение. Король, королева и Лафайет вышли на балкон. В приветственных криках стоявшей внизу толпы слышались приглашения в народном духе, по вежливому выражению истории, переехать в Париж, на что Людовик выразил согласие. В шествии, сопровождавшем его в добрый город Париж, было несколько храбрецов, которые несли на пиках головы убитых телохранителей. Поздно вечером 6-го прибыл он в Тюильри, а в середине октября перебралось туда и национальное собрание.

Король и собрание в Париже

Наступила слабая реакция, в смысле порядка, так что остальная часть года и первая половина следующего прошли относительно спокойно. Национальное собрание издало военный закон; герцога Орлеанского отправили в Англию, и явилась надежда на улучшение положения ввиду назначения в конце 1789 года Мирабо, секретно, советником короля. Его мысль была образовать сильное и в то же время либеральное правительство. Либерального, современного, народного начала он не находил ни в решениях и правилах, ни в направлении правительства. Мечтой его было освобождение жизни народа и государства от привилегий и монополий; свободы совести – от повелений господствующей и нетерпимой Церкви; освобождение работников от зависимости землевладельца, капитала – от монополии биржи и столицы; избавление правосудия от странного положения, в силу которого оно составляло как бы частную собственность землевладельца и сочленов судебного парламента; финансов – от непомерной и непозволительной расточительности жадных царедворцев; управления – от взяток и продажности должностей; наконец, народного единства – от внутренних таможенных пошлин и провинциальных привилегий.

Все это было полностью устранено, и главную задачу руководителя Мирабо видел в проведении и поддержке этих великих принципов. Страшная опасность была не там, где легкомысленная толпа и лицемерные честолюбцы видели ее: не в упорстве или кознях правительства следовало искать ее, но в отсутствии всякого правительства. Для восстановления правительства он думал прежде всего удалить короля из этого кипящего водоворота в самую либеральную провинцию, Нормандию, хотя бы в Руан, и оттуда, просматривая решения национального собрания, утверждать и проводить новую свободу. Надо было начать действовать решительно и выказать эту решимость тем, что, победивши разные мелкие соображения, поставить во главе правления самого гениального советника, действовать заодно с ним или через него, или предоставить дело ему. Но именно после ужасных событий, только что пережитых, слабый король не мог решиться ни на что. Мирабо постарался подойти к своей цели другим путем. Он предложил собранию дать министрам место и совещательный голос в прениях – дело понятное и обычное в наше время. Посредственность тотчас поняла, куда он метит, и повела против этого плана встречную интригу. На следующий же день внесено было одним депутатом предложение, чтобы ни один член национального собрания не мог быть министром во время этой сессии. Как будто невозможно и не в высшей степени желательно, чтобы министр одновременно пользовался доверием короля и народа. Вполне неосновательное решение это было проведено партией и котерией второстепенных талантов, Барнавом и Ламеттом. Собрание продолжало затем работу над конституцией и довело ее почти до конца. Перед наступлением ужаснейших годов ее истории, 14 июля 1790 года Франция еще отпраздновала день введения конституции, праздник федерации.

Праздник федерации, 14 июля 1790 г.

Возвышенное настроение, еще раньше 1789 года охватившее народ, черпало силу свою в гуманных понятиях века и навсегда останется чем-то прекрасным и величавым. Лучшие люди того времени проникнуты были этими гуманными убеждениями и старались, согласно с ними, переделать действительность. Это было благодатью для позднейших поколений, и никто не дерзнет отрицать, что возведение этих новых идеалов составляет непреходящую заслугу Франции перед человечеством. Такое настроение умов в течение этого великого года породило множество союзов, братств, обществ на основе новых понятий, а вместе с тем вызвало и много празднеств, самое величественное из которых готовилось теперь в Париже. По постановлению муниципалитета и национального собрания, для увенчания союза или федерации в одно соединение всех французов, на Марсовом поле построили, усердием целого населения, громадный амфитеатр на 400 000 мест. В новой Франции, признавшей человеческие права, все – братья и сестры, и мы видим работающих рядом монаха с солдатом, даму в шелку рядом с работницей в шерстяном платье. Подходят депутации со всех концов Франции, от национальной гвардии, от армии, моряков, союзов (федераций), рядом с бесчисленными, единичными, восторженными и любопытными.