По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918 - читать онлайн книгу. Автор: Яков Мартышевский cтр.№ 37

– Да, по-моему, это так и случилось, – согласился я. – Однако, прапорщик Муратов… Виноват, как ваше имя и отчество?

– Николай Васильевич.

– Я думаю, Николай Васильевич, вы очень устали сегодня, не правда ли?

– Да, круглые сутки не удалось сомкнуть глаз ни на минуту.

– Ну, вот видите. Ложитесь и отдохните как следует, я до утра подежурю, а потом вы меня смените. У нас и в будущем будет такой порядок: один отдыхает, а другой бодрствует.

– Очень хорошо, – обрадовался прапорщик Муратов, довольный тем, что можно будет спокойно заснуть. – Лишь бы только австрияки не помешали… Хотя им сегодня так всыпали, что, пожалуй, не скоро опомнятся…

– А свечку потушите, Николай Васильевич. Для чего ей гореть? Потом пригодится. У меня есть электрический фонарик.

– Да, пожалуй…

Прапорщик Муратов потушил свечу и пожелал мне спокойной ночи.

В нашей яме сделалось темно, так как единственное отверстие-выход был закрыт полотнищем палатки. Не прошло и минуты, как прапорщик Муратов спал уже мертвым сном.

«Надо пойти в окопы посмотреть, может быть, все спят, тогда австрийцы нас заберут голыми руками», – подумал я и вышел из землянки. Стояла глубокая ночь. Небо заволокло маленькими, но частыми тучками, из-за которых временами показывался золотой серп месяца.

В воздухе пахло гарью и еще чем-то неприятным, тошнотворным, как будто вблизи лежала какая-нибудь падаль. Иногда этот отвратительный запах делался до того невыносимым, что я невольно останавливал свое дыхание и ждал новой свежей струи. Я долго не мог понять, откуда идет эта ужасная вонь, пока наконец не сообразил, что она распространяется разлагающимися трупами убитых, которыми, вероятно, усеяно поле впереди позиции.

Лавируя между грудами развалин, я вышел на окраину деревни, где кривой линией чернели наши окопы. Время от времени австрийцы бросали ракеты, а с нашей стороны из-за Сана светили прожектора. Их длинные светлые лучи как гигантские щупальца скользили по потонувшей в бледном сумраке ночи местности. Частые ружейные выстрелы хлопали, точно бичом. Вдали, где-то далеко вправо виднелось огромное зарево и доносилась канонада.

Окопы, куда я соскочил, представляли собой нечто вроде рва высотой приблизительно в рост человека. Они тянулись по окраине деревни, пересекали шоссе и шли дальше, соединяясь с окопами соседних батальонов нашего полка. А вправо позицию держали 2-я и 3-я роты нашего батальона. В этом месте окопы закруглялись и упирались в Сан. Я пошел по окопам вдоль деревни, стараясь не наступить на темные фигуры спавших на дне окопа солдат, измученных повседневными жестокими боями. В то время когда одна смена отдыхала, другая бодрствовала, готовая каждую минуту встретить врага. Лица солдат, насколько я мог различить в темноте, были бледные и изнуренные. Некоторые сидели, прислонившись спиной к стенке окопа, и молча курили «цигарки», другие стояли и смотрели вперед, прислушиваясь к каждому шороху со стороны противника.

«Вот та роковая граница, где решается судьба России! Вот эти безропотные страдальцы, на спины которых легла вся тяжесть войны, – подумал я, присматриваясь к солдатам, провожавшим меня сонными, усталыми глазами. – Легко говорить о подвигах, – продолжал я раздумывать, – сокрушаться о неудачах и вообще проявлять свои патриотические чувства в тылу, вдали от опасности, где можно каждый день ложиться спать, раздеваясь, кушать горячий обед и где можно ходить, не боясь быть убитым или изувеченным. Но совсем по-иному чувствуется война здесь, на передовой линии, лицом к лицу со смертью. Только здесь можно составить себе представление о том, что такое война… Здесь люди перестают быть похожими на людей. Как какой-нибудь скот, они валяются, пожираемые вшами в серых окопах, хоть отчасти укрывающих их от смертельного огня пулеметов и орудий разных калибров и систем. Мучимые голодом, они, забывая отвращение, едят свой скудный обед рядом с разлагающимся трупом убитого товарища… Эх, впрочем, не стоит думать обо всем этом…»

И я, прервав течение своих мыслей, обратился к темной солдатской фигуре:

– Ты какого взвода?

– Второго взвода, ваше благородие.

– А секреты у вас выставлены?

– Так точно, ваше благородие.

– Ну, смотри как следует, наблюдай за австрийцами, чтобы они не напали на нас врасплох, а то секрет ведь могут потихоньку снять, – проговорил я и пошел дальше.

Между 2-м и 3-м взводом на окопе, немного ниже насыпи, стоял пулемет системы Максима, выпускающий 600 пуль в минуту. Около пулемета дежурил пулеметчик.

– Ну как, здорово сегодня работал пулемет?

Пулеметчик вытянулся и, взяв под козырек, бойко ответил:

– Так точно, ваше благородие, сколько мы «его» накрошили, так и не счесть. Кабы не наши два пулеметы, беспременно «он» вскочил бы в окопы. Как поведем раза два, так цепу и положим, а «он» знай пущает новые да новые… Уже во тут, совсем близко подходил, каких шагов сто оставалось, даже «ура» как-то по-ихнему зашумели… Ну, мы как засыпали по ём, а тут еще наша артиллерия подсобила, «он» тогда наутек. Мы повскакали с окопов да за ним… Но их благородие прапорщик Муратов стали кричать, чтобы шли назад, распоряжения, вишь, не было от начальства…

Мне понравился пулеметчик своим простодушием и боевым задором. Я потрепал его по плечу и спросил его фамилию.

– Петр Василенко! – бойко ответил тот.

– Ну, смотри же, Василенко, – ласково проговорил я. – В следующем бою постарайся отличиться, я вижу, ты молодец…

– Постараюсь, ваше благородие.

Я пошел дальше по окопу.

Участок моей роты был большой, но молодых было совсем мало. Местами были прорывы, где на протяжение нескольких десятков шагов не было ни одного человека.

Я дошел до самого левого фланга моей роты, то есть до шоссе. Здесь стоял второй пулемет. Присутствие пулеметов в моей роте вызывало во мне чувство гордости, так как в то время, то есть в начале войны, наша армия не была особенно богата пулеметами, поэтому их ставили лишь в самых важных местах. Кроме того, при наличии пулеметов как-то бодрее себя чувствуешь. И действительно, разве мыслимо было бы удержать такой большой участок без пулеметов, одной стрелковой цепью, да еще когда человек от человека стоит чуть не на 30 шагов?

Я повернул обратно и пошел окопом, поминутно взглядывая поверх бруствера в темное пространство, стараясь подметить какие-нибудь тревожные признаки готовящегося ночного наступления. Но трудно было угадать намерения врага. Ружейные выстрелы хлопали по всей линии, то учащаясь, то замирая. Артиллерия молчала. Яркие зеленоватые австрийские ракеты, как звезды, падали на землю и, мигая, угасали. Освещенная на мгновение местность снова погружалась в таинственный мрак, так как месяц зашел. Со стороны Сана белый сноп прожектора скользил в темноте. Дойдя до своего окопчика, я сел на развалины какого-то сгоревшего домика. Спать не хотелось.