Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991 - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Гончарова cтр.№ 112

После «Красина» отправились в столовую ужинать. Мне, собственно, не на что было ужинать, так как мой талон был у Дмитриева, так же как и все остальные документы, а без талона ужина получить нельзя. На счастье, Дмитриев ждал меня в столовой. Остальные тоже были уже там и уже поужинали. Время было шестой час вечера. В 7.10 уходил поезд в Москву. Поэтому надо было спешить. Девчата беспокоились, что опоздаем, но мы спокойно ужинали. В чем дело, на трамвае пустяки езды, успеем. М. и Д. куда-то смотались, оставив мне на хранение какой-то сверток.

После ужина, несмотря на то, что времени оставалось немного, решили пройти до вокзала пешком. Погода опять была чудесной, и пройти по Невскому было одно удовольствие. Но все-таки каким-то образом все, кажется, уехали на трамвае, кроме меня и Чуванова. Мы с ним не спеша шагали по Невскому, болтали о чем-то. Я ругала Москву, он защищал. Когда пришли на вокзал, то все уже были в полном сборе. На платформе шум, смех, крики. Отъезжающим хотелось остаться еще.

В 7.30 тронулись. Замелькали провожающие, проплыли дома, заборы, скрылся город, и потянулась сначала болотистая долина, потом лес, стоящий на болоте. Болота, озера, речки и ни одного сухого места. Вот уж действительно озерный край. Я до самого темного вечера простояла у окна. Сразу упало настроение. Д., пока было светло, выспался, а потом присоединился ко мне.

Когда стало совсем темно и проводник зажег фонарь, то мы, как при отъезде из Москвы, уселись все в одно отделение на две лавочки и опять устроили концерт. Пели, шутили. Потом Чуванов рассказал в очень комичном виде историю про «музей революции». От его рассказа мы хохотали до слез. Потом Д. угостил нас конфетами, причем поручил это дело угощения Чуванову. Опять смеху было пропасть. Потом просто так сидели, пока не захотелось спать. Спать легли поздно. Поезд равномерно стучал колесами по рельсам, навевая сладкие сны.

Утром, 4-го я проснулась позднее всех. Вернее, меня разбудил Дмитриев, старательно расталкивая меня и говоря, что скоро приедем в Москву. Но я заявила, что до Москвы никак не меньше четырех часов езды, и снова завалилась спать.

В Москву приехали в 10 часов. Нужно было выходить на службу в этот день, но решено было этот день прогулять. Поехали все домой. Ехали все в одном трамвае, причем мне пришлось вылезать первой. Москва встретила нас неприветливо – дождем. Грязь, теснота, беспорядочное движение сразу бросились в глаза. В этот день все мы спали до вечера. 5-го, когда мы заявились в трест, то, конечно, привлекли всеобщее внимание, которое сохранилось и посейчас. В общем, многое надо еще написать, но тетрадь кончилась и времени много.

26 мая, понедельник

Как давно я уже не писала в дневник! И почему это такое – когда есть о чем писать, то никогда не пишешь, а когда писать не о чем, тогда все-таки бумагу изводишь? Вероятно, это от того, что когда что-нибудь бывает интересное, то свободного времени не бывает, а когда времени много, тогда ничего интересного не бывает.

Последнее время ничего не делаю. Погода стоит такая дивная, что очень трудно усидеть дома. Зелень, воздух опьяняющий, весна… Только приду со службы и сейчас же опять ухожу. Или просто по улицам болтаюсь, или к Зое пойду, или еще куда. Дома я только ночую. Сегодня, кажется, первый вечер сижу дома. Специально собралась писать дневник, да черт меня дернул вытащить тетрадь, в которой я вела записи во время зимнего отпуска в деревне. Открыла в середине, прочитала страницу и оторваться не могла, до того интересно показалось. Не верится даже, что сама писала.

Ох, так много всего случилось за последнее время, что прямо не знаю, с чего начать. Прежде всего, получила два письма от Наташи, одно за другим. Первое – «сумасшедшее письмо», как она назвала его. Описывает свою любовную историю с каким-то агроуполномоченным Исаевым. История «жуткая», весенняя. Прочитала я это письмо и сама не своя стала. Какое-то непонятное чувство страха за Наташу появилось. Боялась – пропадет дивчина ни за что. Второе ее письмо было уже спокойнее, деловитее и очень утешило меня тем, что с ней ничего «жуткого» не случилось. На первое письмо я была не в состоянии отвечать. И на второе еще не отвечала, хотя получила его 23-го. Отчасти потому, что времени нет. Но это ерунда, конечно. Для Наташи время нашлось бы, стоило бы только захотеть. Дело просто в том, что с мыслями не соберусь.

Если рассудить по существу, то я сейчас ни черта не делаю, а времени не хватает совсем. Нужно бы к отпуску собираться, пошить, а мне все некогда. Из треста прихожу поздно, все задержишься там – то собрание, то заседание, то еще какая чертовщина, а то просто пойдешь домой, да не той дорогой, какой надо, как сегодня, например, пошла провожать Надю Соловьеву и Дмитриева. Собственно, из-за Дмитриева и дала крюку через всю Тверскую. Выходные дни проходят незаметно. Пойдешь чего-нибудь покупать и весь день потеряешь. Ведь теперь, если что вздумаешь купить, так предварительно надо всю Москву избегать, и все– таки ничего не купишь! 15-го выходной день, искала туфли, еле нашла, день пропал. 20-го ходила покупать чемодан, потом справлялась насчет поезда в Филоново – в общем, день тоже пропал, а вчера выходной день прошел замечательно, но об этом завтра, сейчас спать хочу.

1 июня, воскресенье

Удивительно долго тянется у меня это «завтра»! Сейчас опять не знаю, с чего начинать. Пожалуй, опять придется начать с Ленинграда, хоть и давно уже это было.

После Ленинграда я сердилась немножко. Нравится Дмитриев, да и только. Чувствую, что глупо это, но сладить с собой не могу. Отношения у нас после Ленинграда установились хорошие, дружественные. Он сидит на самом проходном месте, так что как ни пойдешь мимо него, так остановишься, особенно до занятий и во время перерыва. Около стола Д. всегда сборище. Дмитриев, как выразилась однажды Сальникова, кумир всех женщин в тресте. Не скажу, чтобы всех, но что касается женщин из бухгалтерии, то они все хорошо относятся к нему. Он прост, весел и сдержан и очень вежлив. В нашем отделе работает одна молодая женщина, счетовод Мария Павловна Блинова. Раньше она работала в бухгалтерии вместе с Дмитриевым, хорошо его знает, давно знакома с ним и находится с ним в весьма дружественных и непринужденных отношениях. Я еще прошлый год, как только пришла в трест, заметила это. М.П. сама по себе очень хороший человек, молода очень, ей на вид можно дать лет 19, но у ней уже двое детей, и ей 25 лет. Мы с ней находимся в очень хороших отношениях. Она очень проста, и с ней легко себя чувствуешь. После Ленинграда я как-то еще ближе сошлась с ней. Рассказала ей, как я путешествовала там, и прибавила, что очень жаль, что ее не было, было бы веселее. В перерыв этого же дня она отправилась, как всегда, к Дмитриеву. Я почему-то не решилась присоединиться к ней. Дмитриев рассказывал про Ленинград, а М.П. возьми да и скажи, что мне там скучно было. Она мне это все после перерыва рассказала. Я прямо сама не своя стала. Ну как показаться на глаза Д. после того, как М.П. сказала ему, что я скучала в его компании? Смешно вспоминать, но я тогда очень волновалась. Как только кончилась служба, я пошла к Д. с опровержением слов М.П. В общем, все сошло.

В этот же день я пошла провожать М.П. до трамвая. Разговорились про Д. Единогласно было признано, что он очень симпатичный человек. В противоположность поставили Агафошина (молодой инженер, сидит в нашем отделе) и признали, что он очень натянут, тих, но весьма несдержан и развязен иногда до тошноты. Я сделала признание, что отныне Дмитриев и моя симпатия. Пожалуй, М.П. передала эти слова Д., что-то мне так кажется. В общем, после этого я каждый день провожала М.П., но торчать около Д. свободное время еще не решалась. Как-то неудобно было, чувствовала себя лишней. Но потом случилось так, что М.П. заболела. Болела она две недели и только сегодня вышла на работу. Сальникова переехала на дачу и поэтому теперь в перерыв бегает в столовую. Так что на время перерыва я оставалась совершенно одна. Деваться было некуда, в красном уголке – тоска зеленая, приходилось идти в другие отделы. Поболтаешься и кончишь тем, что застрянешь у Дмитриева. Теперь это вошло в привычку. До занятий и в перерыв я неизменно дежурю у его стола, причем неизменно теряюсь, краснею и порю всякую чушь. Мне кажется, что Д. прекрасно видит, в чем дело. Я иногда это чувствую, хочу вести себя нормальнее и, главное, не ходить так часто к Д., но все напрасно.