Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991 - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Гончарова cтр.№ 144

Вечер. 10 часов. Только что пришла с улицы. Целый час бродила бесцельно. Сейчас уже не пахнет весной. Ветер и снег, как и полагается в конце зимы.

К Моне сегодня никто не поехал. У Евы оказались свои дела, а меня они не пустили. Завтра днем поедет Феня. Я купила Моне яблоки, надо будет завтра утром занести, чтобы Феня отвезла их ему.

Не знаю, где раздобыть денег? У меня осталось всего копеек 70, это только на газету на несколько дней. Когда Мона заболел, Дора передала мне от него 20 руб., и сейчас у меня от них ничего уже не осталось. Со стипендии меня сняли, у мамы просить нельзя, она сама без денег, Мона болен. Продать бы чего, да что продашь? И занять не у кого. Обедаю я сейчас у Ш. Дома стараюсь есть поменьше, так как у нас не хватает хлеба. Очень страдаю от отсутствия сладкого. Пища все пресная, однообразная, хочется хоть конфет плохеньких, но и тех не могу иметь. Плохо, если мне скоро придется лечь в приют. Где мама возьмет денег, чтобы купить мне хотя бы молока, не говоря уже о другом? Она, конечно, постарается приносить мне все, что нужно, но ей это будет очень трудно.

Тоска какая! Не знаю, куда девать себя. Ничего не делаю, только и знаю, что совершаю утром рейсы в издательство, днем к Ш., потом домой, потом снова к Ш., и, наконец, окончательно домой. Кажется, конца не будет этому тоскливому существованию.

Что-то Мона сейчас делает? Спит, вероятно. Скучно ему, наверное, не меньше моего. По существу, хуже всех ему и мне, остальным все-таки не так тяжело, как нам. Если бы хоть видеть кого-нибудь из старых знакомых, но кого? Как это ни странно, но больше всех хочется видеть Ревекку, хочется поболтать с ней по-старому, когда мы еще были друзьями. Интересно, как бы мы сейчас с ней встретились? Мы очень давно не виделись. Кажется, последний раз я видела ее год тому назад, когда приезжала на завод. Собиралась поехать к ней, но почему-то не собралась. Ужасно хочется ее видеть. Сейчас у меня уже не осталось против нее ничего, ни одного плохого чувства. Сейчас вспоминается только хорошее. По существу, я была к ней очень привязана, и если бы между нами не встал Мона, вероятно, мы и до сих бы пор оставались друзьями.

Дора сейчас с ней не встречается на заводе, и отношения у них очень натянутые. Дора как-то говорила со мной на эту тему и удивлялась, почему Ревеека так плохо относится к ней, ведь они не имели ничего общего. Вероятно, это все из-за Моны.

Нина С., конечно, при каждом удобном случае клеймит Ревекку всеми позорами. Они прямо враги до смерти. А мне вот хочется видеться и с той, и с другой и хочется, как прежде, быть втроем вместе. Что бы они сказали, если бы узнали о таком моем желании? Кажется, соединить их сейчас в одну компанию так же трудно, как прилепить друг к другу два магнита с одноименными полюсами.

А что стоит сейчас увидеть Ревекку? Ничего не стоит, только вот глупый человеческий предрассудок мешает, неудобно чего-то вдруг напоминать о себе человеку, с которым давно порвана всякая связь.

20 февраля, вторник

Утро. Сегодня вышла из дома в 9 часов и в течение часа носилась от одного газетного киоска к другому в поисках газеты. Но, как нарочно, все киоски были еще закрыты, и трудно было угадать, когда они откроются, вернее, когда в них будут газеты. Дошла до Ильинских Ворот, намеревалась зайти к Ш., как вдруг узрела у встречных в руках газету «Известия». Помчалась к ближайшему киоску и немедленно встала в очередь. С громадным удовлетворением получила газету. Теперь днем надо будет поохотиться за «Литературной газетой».

И так каждый день приходится ловить газету. И если упустишь момент, то дело кончено, газеты не увидишь во весь день. Если бы они выходили регулярно в один час, тогда было бы легче, знала бы, когда ее можно определенно ждать. Стояла бы у киоска и ждала бы. А то сегодня она выходит в 9 часов утра, завтра в 10, послезавтра в 11.

Несколько раз были такие случаи: выйдешь из дому, у киоска очередь. Встанешь, пока доходит очередь, газета кончается. Бежишь к другому киоску, снова становишься в хвост, и снова перед самым носом газета кончается. Постоишь так у каждого киоска и останешься ни с чем. Безобразие все-таки. Статистические данные говорят о том, что за последние годы тираж газет вырос во много раз. А почему же не хватает газет? Раньше я могла выписывать любую газету, могла купить газету в любое время дня, а сейчас подписку принимают только у избранных по ордерам, а остальные должны сидеть без газеты, так как бегать и ловить ее по киоскам это все равно что блоху ловить.

День кончается. Осталось сидеть здесь часа 1,5. Жутко нездоровится. Болит поясница, уж не почки ли у меня заболели? Хотя температуры у меня нет, но чувствую себя отвратительно. Возможно, что уже несколько дней хожу с гриппом и теперь получила осложнение на почки. Завтра получу из лаборатории свой анализ мочи. Если почки действительно больны, то это будет ужасно. Надо будет лежать, и тогда мне не разродиться. Против лежания я ничего не имею против. Я с удовольствием лежала бы все свободное время (которого у меня сейчас много), но удерживает сознание того, что мне это может сейчас повредить. Когда мне очень хочется полежать, я иду шататься по улице, то есть делаю как раз то, чего мне не хочется.

Вечер. Сегодня из издательства отправились прямо домой. Пообедала и пошла гулять. Пошла по Садовой от Самотеки к Сухаревой. После тесного и грязного Б. Черкасского переулка, где находится издательство, было очень приятно пройти по широкой и чистой Садовой. Снова пахло весной, и снова голубое небо и бесснежные тротуары напоминали апрель месяц. Дошла до Сухаревой и зашла к Дине. Она собиралась к портнихе, чтобы отдать шить черное шелковое платье. Признаюсь, где-то глубоко у меня шевельнулось чувство обиды и даже зависти. Ведь этот шелк, который Дина набрала сегодня в Мосторге, стоит 40 руб. метр, а на целое платье 140 руб. А я не могу даже мечтать о том, чтобы купить себе шелковую блузку, которая стоит 40 руб. Мне буквально нечего надеть. Сейчас это еще терпимо, когда фигура изуродована и когда стараешься прятаться от людских взоров. Но что я буду делать весной? Захочется одеться прилично, а надеть нечего. Старые платья уже довольно ветхи и надоели до тошноты. Да едва ли мне что-нибудь влезет теперь. А о новых платьях мечтать не приходится. Вот мука будет.

Я отправилась вместе с Диной к портнихе, потом домой. К Ш. не пошла, так как сильно заболела поясница и пришлось лечь. Лежала с 8 до 10, прочитала все сегодняшние газеты, которых сегодня оказалось целых четыре. Так что не знаю, каковы новости у Моны. Завтра вечером, вероятно, опять никто к нему не поедет. Хоть был Лева скорей выздоравливал, тогда бы он стал ездить.

Ужасно скверное самочувствие. Тяжесть какая-то, боли, тошнота. Хоть бы скорее конец этой волынке.

21 февраля, среда

Утро. Сегодня в седьмом часу утра так заболел желудок, что пришлось поставить грелку. Вышла из дому рано, но ходить не могла, пришлось отправиться прямо сюда. Что-то совсем заболела. Хочется пойти домой и лечь.

Техред Киселева чем-то напоминает Ревекку. Форма лица и манера курить у них очень похожа, и потом еще похожа манера смеяться. Только у Ревекки больше в лице самонадеянности, какого-то пренебрежения, сознания собственного превосходства (несуществующего).