Станкевич - читать онлайн книгу. Автор: Николай Карташов cтр.№ 35

Теперь же перед Станкевичем предстала милая, стройная, белокурая особа с голубыми, словно весеннее небо, глазами. Настоящая красавица, при виде которой сердце сначала обычно замирает, а потом начинает биться трепетно и страстно. Судя по всему, нечто подобное произошло и с нашим героем.

«Представь себе белокурую красавицу, с голубыми глазами, наполовину закрытыми, томными и заставляющими томиться. Но так как я умею, в случае надобности, стать выше самого себя и заставить молчать мое чувство, из гордости или по осторожности, то я всегда держался от нее. В разговоре я ограничивался одними фразами… ну, только фразами! Но, чем меньше женщину мы любим, тем больше и т. д. Эта мера с моей стороны — держаться вдали, лишь оскорбляла честолюбие в этой женщине и возбуждала в ней желание победы», — едва ли не на следующий день после встречи со старой знакомой делился Станкевич своими впечатлениями в письме Неверову.

Так совсем неожиданно завязался его «деревенский» роман, мыслей о котором прежде и не возникало. Наоборот, за две недели до отъезда из Москвы он заявил всё тому же Неверову: «Я волочиться не способен, а для любви возвышенной… о! Условий слишком много даже для того, чтоб искренно интересоваться девушкою, любить ее душу и погружаться в наслаждение ее образом, видеть в ней истинно прекрасное произведение, льстить самолюбию своему, что это прекрасное умеет меня оценить и чувствует ко мне влечение! Этаких я не вижу — от этого я лишен многих наслаждений; но я выше человека, который посвящает пыл души своей заклятой кокетке…»

Однако любовному увлечению не прикажешь… Получилось так, как написал Пушкин в стихотворении «Зима»:

Но дальше, пишет поэт, скуке приходит конец, поскольку в деревню приехали две белокурые красавицы-сестрицы и сразу «оживляется глухая сторона», а «жизнь, о боже, становится полна!»:

Женщина (к сожалению, имени ее мы не знаем) была ровесницей Станкевича. Но, увы, женщиной замужней. Станкевич хорошо понимал: как бы ни были скрыты их отношения, вне всякого сомнения, к добру их роман не приведет. И хотя Станкевич всячески себя сдерживал, старался изгнать из души греховные думы — все это, наоборот, только усилило его влечение к ней. Сам того не желая, Станкевич оказался в роли Евгения Онегина, подтвердив истинность пушкинских слов: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей».

Они начали встречаться.

В один из июльских дней дама пригласила Станкевича и его сестру Надежду посетить дальнее имение своих друзей. В путь отправились без мужа — у него болели зубы. Как воскликнет позже Станкевич: «Судьба!»

В карете, пока ехали, Станкевич придерживался выбранной тактики — не оказывал спутнице знаков внимания, сохранял сдержанность. Эта картина повторилась и в имении. За ужином Станкевич совершенно не разговаривал с ней, чем сильно рассердил ее. С нескрываемой обидой, глотая слезы, она заявила своему незадачливому кавалеру:

— Я с вами рядом уже столько часов, а вы не желаете даже смотреть на меня…

«Что мне оставалось делать? — признавался позже Станкевич. — Вся моя тактика полетела к черту, я отдался весь во власть ее глаз — мало сказать томных, — они поглощали все мои силы, всю жизнь мою, когда глядел на них… С этого дня началось crescendo…»

Продолжение последовало дальше. На обратном пути в Удеревку их настигла сильная гроза. Небо внезапно почернело. Тяжелые грозовые тучи, низко опустившись к земле, казалось, хотели раздавить их карету. От мощных раскатов грома и острых, слепящих молний лошади вдруг понесли. Испугавшись, красавица прижалась к Станкевичу. В карете было темно, и губы их сами собою встретились в жарком поцелуе. Одна рука Станкевича почти машинально обняла ее гибкую, слегка подрагивающую от нахлынувшей страсти талию, другая — легла на ее стройные ноги… «О, как прекрасно было это», — напишет он.

После той ночи у них еще было много встреч, исходивших, как правило, от подруги Станкевича. В беззаботной помещичьей жизни любилось желанно и сладко. Они были пьяны от любви, как от доброго вина.

Судя по всему, эта замужняя женщина чувствовала себя глубоко одинокой, жаждала любви, страсти и поэтому с тоскою взывала к Станкевичу. Вне всяких сомнений, она любила его куда более искреннее и нежнее, чем он.

Станкевича же беспрестанно одолевали вопросы. Действительно ли он ее любит? На самом ли деле это настоящее, глубокое чувство, а не прихоть?

В подобных случаях советы трудно давать. Тут самому надо разбираться со своими чувствами, что Станкевич и делает: «Она мила, как цветок, как дитя». В то же время принять ее любовь он не считает себя вправе, резко порвать отношения — далеко не лучший выход, который, наоборот, приведет к еще большим мукам и страданиям. «Видишь себя принужденным думать и казаться, между тем как мог бы чувствовать и быть, видишь себя запутанным в мирские сети, чувствуешь свое ничтожество».

Станкевич рассчитывал, что после своего отъезда в Москву их союз сам собою распадется. Героиня его романа вернется в прежнюю жизнь, к мужу. А он, как и раньше, окунется с головой в учебу и в свою любимую философию. Иными словами, все станет на круги своя. «Теперь я люблю этот призрак, а ее — потому, что она его напоминает. Я более люблю ее, когда не вижу», — писал вскоре Станкевич по возвращении в Белокаменную.

Между тем судьба послала двум пылким молодым сердцам новые свидания. Теперь уже в Москве.

Как-то осенним днем, по возвращении домой после занятий, Станкевича ждал сюрприз. Слуга сообщил, что барыня приказала кланяться и просит вечером повидаться по известному московскому адресу. Видимо, она действительно его любила! И ради своего возлюбленного приехала в Москву.

«Что мне делать, друг мой? — спрашивал он у Неверова. — Будь моей совестью! Я не люблю — она мила, как цветок, как дитя — новая Mademoiselle de Coulanges (помнишь «Histoire de puce enrage»)… Совершенно устраниться я от нее не могу: здесь может быть два случая — удаление мое или отравит жизнь ее горестью, или заставит искать лучшей забавы. Первое — бесчеловечно… второе — обидно для моего самолюбия и, кроме того, что я буду причиной ее развращения. Да, мой друг, ее вольности со мною никто не смеет назвать развратом. Если она и не соблюдает своих обязанностей, то, по крайней мере, стоит снисхождения, как женщина без радостей, имевшая слабость предаться первому отрадному чувству, которому, впрочем, она не должна предаваться. Вот узы, связывающие меня с нею…»