Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов - читать онлайн книгу. Автор: Винсент Ван Гог cтр.№ 108

У ван дер Вееле я видел еще одну ужасную работу Брейтнера и одну его голову, очень удачную, но начатый им портрет самого ван дер Вееле никуда не годится.

Итак, он занимается мазней в гигантских масштабах. Мне нравятся некоторые места в книгах Гофмана и Эдгара По («Сказки», «Ворон» и т. д.), но те работы Брейтнера невозможно переварить, потому что в его фантазиях одна бессмыслица нагромождается на другую и в результате почти исчезает связь с действительностью. Я нахожу эти работы ужасными.

Тем не менее я считаю все это следствием его болезни. У ван дер Вееле имеются два его любопытных акварельных рисунка, элегантно выполненные, в которых есть je ne sais quoi ^[180], что англичанин назвал бы чарующим.

Мой сегодняшний визит преподал мне урок, а именно: следует считать удачей, если, живя в современном обществе, ты находишься в относительно нормальном окружении и тебе не приходится искать счастья в кабаках, где с течением времени твой взгляд все более затуманивается. Вот это последнее – его случай, в чем я полностью уверен. Он незаметно сбился с пути, далеко уйдя от безмятежного, вдумчивого восприятия вещей, и теперь, находясь в таком неспокойном душевном состоянии, он не может сделать ни одного уравновешенного, осмысленного штриха или мазка кистью.

Мне хотелось составить ему компанию, отвлечь его, почаще навещать его, принимать у себя и, может быть, помочь ему обрести душевный покой. Помнишь картину Вотерса с изображением впавшего в безумие Гуго ван дер Гуса? В некоторых вещах Брейтнера я вижу смутные признаки того душевного состояния, в котором пребывал ван дер Гус. И я бы не хотел быть тем, кто первым скажет Брейтнеру об этом, но, полагаю, его работы уже какое-то время оценивают с этой точки зрения.

Ему бы поискать исцеления в созерцании картофельных стеблей, которые в эти дни так насыщенны и деликатны по цвету и тону, а не в бездумном любовании отрезами желтого атласа и кусками тисненных золотом кожаных обоев.

Что ж, посмотрим, что будет дальше. Он достаточно умен, но тем не менее им движет некое пристрастие к экстравагантности. Если бы у него были серьезные убеждения, заставляющие свернуть с прямого пути и позабыть о простых сюжетах, я бы понял это, но речь о том, что он не прилагает усилий в работе. Я очень раздосадован и надеюсь, что он придет в себя, ибо он совершенно сбился с пути.

На этой неделе я собираюсь начать работать в Схевенингене и не отказался бы от небольшой дополнительной суммы: тогда я смог бы купить то, что нужно мне для занятий живописью.

Я собираюсь заказать фотографии нескольких рисунков в том формате, который обычно используют для портретных снимков, или чуть побольше (хочу понять, как они будут смотреться, если их уменьшить), у мастера, который сделал фотографии рисунков Тер Мейлена, дю Шателя и Зилькена. Он возьмет за это 75 центов – недорого, правда? Пока что я закажу «Сеятеля» и «Резчиков торфа»: на первой вещи изображена одна крупная фигура, а на второй – много небольших. Если все получится, то позднее, когда у меня будут новые рисунки, я смогу послать тебе фотографии, чтобы ты показал их, например, Бюго – вдруг он сможет показать их в редакции. Тогда я смогу послать туда те рисунки, которые они сочтут подходящими для печати, или нарисовать копии на их бумаге.

Еще раз кланяюсь тебе, Тео, всего хорошего.

Напиши поскорее. Я закажу фотографии, ведь мы должны быть всегда на шаг впереди при общении с такими, как Бюго и К^о; мне нужно хотя бы немного зарабатывать, чтобы создавать что-нибудь новое и вновь писать картины, потому что сейчас мне хочется именно этого.

У Мауве случилась размолвка не только со мной, но, к примеру, и с Зилькеном. Я лишь недавно познакомился с его гравюрами и только что видел снимки его рисунков у фотографа. Оставляя в стороне наши с ним отношения, я решительно не понимаю, что Мауве имеет против Зилькена. Его рисунки прекрасны, и в них нет никаких недостатков, это все капризы Мауве.

И наконец, я считаю, что со стороны К. М. ^[181] было довольно невежливо не прислать ни строчки в ответ на мое письмо, притом что я потратил немало усилий на два наброска предполагаемых рисунков.

Таким же неучтивым я нахожу поведение Терстеха, который, несмотря на мои попытки растопить лед между нами, так и не навестил меня. Разговоры о том, что он очень занят, – просто чепуха, потому что дело не в этом: за целый год мог бы найти время и зайти ко мне.

Добавлю еще полстраницы, чтобы рассказать о Брабанте. Среди фигур, нарисованных мной там, встречается несколько особенных типажей из народа, которые многим могут показаться ветхозаветными не только по внешнему виду, но и по той манере, в которой они изображены: например, землекоп, которого скорее можно встретить на резных деревянных скамейках готических церквей, чем на современных рисунках. Я очень часто вспоминаю о брабантских фигурах, потому что отношусь к ним с чрезвычайной теплотой.

Я очень хотел бы нарисовать вот кого – мне кажется, я смогу сделать это, если модель будет терпеливо позировать: папу на тропинке посреди заболоченного поля; четкая фигура с присущими ей характерными особенностями и, как я уже говорил, поле в коричневых тонах, через которое пролегает узкая белая песочная тропа, а также небо, прорисованное ровно и со страстью.

Кроме того, я хотел бы изобразить маму, например в осеннем антураже или на фоне живой изгороди с засохшими листьями и чтобы она при этом держала папу под руку.

Мне хотелось бы иметь фигуру папы к тому времени, когда я приступлю к работе над сельскими похоронами: я собираюсь непременно сделать это, хотя от меня потребуются немалые усилия.

Если забыть о не относящихся к делу разногласиях во взглядах на религию, то фигура бедного сельского пастора для меня – одна из самых привлекательных среди всех, которые существуют, и я буду не я, если однажды не возьмусь за нее.

Когда ты приедешь, нужно будет обсудить, как устроить мою поездку в Брабант. Увидев мои рисунки, например обитателей богадельни, ты поймешь, каков мой замысел и какого эффекта я стремлюсь добиться.

Моя цель – создание вещей, которые будут понятны не всем: для отображения истинной сути фигуры я буду изображать ее в упрощенном виде и намеренно игнорировать детали, которые на самом деле не имеют отношения к ее характеру и выглядят случайными. Например, это будет не портрет папы, а скорее образ бедного сельского священника, который навещает больного. То же самое – с парой, двумя людьми, стоящими рука об руку у живой изгороди: если мои надежды оправдаются и родители согласятся позировать мне, то, скорее всего, это будет не их портрет, а образ мужчины и женщины, которые вместе состарились и сохранили любовь и верность. Только нужно будет объяснить им серьезность моего замысла, ибо сами они вряд ли поймут его, заметив отсутствие явного сходства с собой.

Если все устроится, нужно будет подготовить их к тому, что придется позировать мне так, как я попрошу, ничего не меняя. Ну что же, все должно пройти гладко, и я работаю не настолько медленно, чтобы это доставило им неудобство. Что до меня, то я мечтаю это сделать. Идея упрощать фигуры чрезвычайно захватила меня. Как бы то ни было, ты найдешь похожие вещи среди тех, что я тебе покажу, и сам все увидишь. Если я отправлюсь в Брабант, то уж точно не ради того, чтобы попутешествовать или развеяться: это будет чрезвычайно короткая поездка, во время которой я буду усердно трудиться. Кстати, о выразительности фигур: чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что она заключается не в чертах лица, а во внешности в целом. Мало что вызывает у меня такое же отвращение, как большинство лиц, нарисованных в академической манере. Мне гораздо приятнее видеть «Ночь» Микеланджело, «Пьяницу» Домье, «Землекопов» Милле, его же большую гравюру на дереве «Пастушка» или старую лошадь на картине Мауве и т. д.