|
Cтраница 25
Рубеж XIX–XX столетий и предреволюционные годы принесли довольно значительное количество произведений, посвященных ламанчскому рыцарю
[21]. В год первой русской революции появилось в печати стихотворение Г. Галиной (псевдоним Г.А. Эйнерлинг) «Дон Кихот» («Русское богатство», 1905, кн. 3, с. 207, впоследствии стихотворение вошло в сб. Г. Галиной «Предрассветные песни». СПб., 1906), в котором подчеркивается всегдашняя готовность рыцаря бороться со злом и где вполне определенно выступает социальная значимость этого образа:
Идет он на своих бесчисленных врагов,
Желаньем подвига душа его объята:
В защиту бедного обиженного брата,
В защиту слабого он меч поднять готов!
А сытая толпа бежит, глумясь, за ним,
Как за шутом своим, забавным и безумным,
И потешается, венчая смехом шумным
Все то, что он зовет великим и святым!
Только что процитированный отрывок из стихотворения Г. Галиной вызывает в памяти строки другого поэта:
Страстно, с юношеским жаром Он в толпе крестьян голодных Вместо хлеба рассыпает Перлы мыслей благородных: «Люди добрые, ликуйте, Наступает праздник вечный: Мир не солнцем озарится, А любовью бесконечной… Будут все равны; друг друга Перестанут ненавидеть; Ни алькады, ни бароны Не посмеют вас обидеть. Пойте, братья, гимн победный! Этот меч несет свободу, Справедливость и возмездье Угнетенному народу!» Из приходской школы дети Выбегают, бросив книжки, И хохочут, и кидают Грязью в рыцаря мальчишки. Аплодируя, как зритель, Жирный лавочник смеется; На крыльце своем трактирщик Весь от хохота трясется. И почтенный патер смотрит, Изумлением объятый, И громит безумье века Он латинскою цитатой. Из окна глядит цирюльник, Он прервал свою работу, И с восторгом машет бритвой, И кричит он Дон Кихоту: «Благороднейший из смертных, Я желаю вам успеха!..» И не в силах кончить фразы, Задыхается от смеха. Он не чувствует, не видит Ни насмешек, ни презренья: Кроткий лик его так светел, Очи – полны вдохновенья
[22]. Это писал в 1887 г. студент историко-филологического факультета Петербургского университета Д.С. Мережковский, чье творчество в то время было еще отмечено влиянием народничества.
Образ Дон Кихота был охотно «взят на вооружение» многими русскими поэтами-символистами. Бросается в глаза близость некоторых выдвигавшихся ими тезисов к романтическим трактовкам романа Сервантеса, характерным для начала прошлого столетия.
Так, например, Д.С. Мережковский подчеркивает, что «Санчо в философском смысле – такая же необходимая антитеза Дон-Кихоту, как Мефистофель Фаусту: это вечная противоположность здравого смысла и увлечения, действительности и грезы, реализма и книжной отвлеченности», и далее заключает: «Культурный человек в своем увлечении, доходящем до подвижничества, крестьянин в здравом смысле, граничащем с практической мудростью, оба – трагические представители двух вечно разделенных и вечно тяготеющих друг к другу полусфер человеческого духа – идеализма и реализма»
[23].
Вячеслав Иванов в статье «Кризис индивидуализма», написанной в 1905 г. «к трехвековой годовщине Дон Кихота», утверждал, что в образе ламанчского рыцаря заключена идея субъективности истины. Он писал об этом: «Ново дерзновение противопоставить действительности истину своего мироутверждения. Если мир не таков, каким он должен быть, как постулат духа, – тем хуже для мира, да и нет вовсе такого мира. Дон Кихот не принимает мира, подобно Ивану Карамазову: факт духа новый и дотоле неслыханный». В заключение своей статьи Иванов призывал: «…будем утверждать вселенское изволение нашего я тем глубоким несогласием и бестрепетным вызовом дурной и обманной действительности, с каким противостал ей Дон Кихот»
[24].
Сходные с этим мысли высказывал и Федор Сологуб: «Вечный выразитель лирического отношения к миру, Дон Кихот знал, конечно, что Альдонса – только Альдонса, простая крестьянская девица, с вульгарными привычками и узким кругозором ограниченного существа. Но на что же ему Альдонса? И что ему Альдонса? Альдонсы нет! Альдонсы не надо. Альдонса – нелепая случайность, мгновенный и мгновенно изживаемый каприз пьяной Айсы. Альдонса – образ, пленительный для ее деревенских женихов, которым нужна работящая хозяйка. Дон Кихоту, – лирическому поэту, – ангелу, говорящему жизни вечное нет, – надо над мгновенною и случайною Альдонсою воздвигнуть иной, милый, вечный образ. Данное в грубом опыте дивно преображается – и над грубою Альдонсою восстает вечно прекрасная Дульцинея Тобосская. Грубому опыту сказано сжигающее нет, лирическим устремлением дульцинируется мир. Это – область Лирики, поэзии, отрицающей мир, светлая область Дульцинеи»22. Такое контрастное противопоставление «грубой» Альдонсы «творческой мечте поэта» – Дульцинее характерно и для многих художественных произведений Сологуба. Мы сталкиваемся с этими образами в целом ряде стихотворений, в том числе и в написанном уже в советское время, в 1920–1922 гг., известном цикле, посвященном Дон Кихоту. Вот для примера отрывок из стихотворения Сологуба «Дон Кихот»:
Он видит грубую Альдонсу, Но что ему звериный пот, Который к благостному солнцу Труды земные вознесет! Пылая пламенем безмерным, Один он любит сердцем верным, Безумец бедный, Дон-Кихот. Преображает в Дульцинею Он деву будничных работ
[25]И, преклоняясь перед нею, Ей гимны сладкие поет
[26]. В других стихотворениях этого цикла («Кругом насмешливые лица…», «Дон Кихот путей не выбирает…») «дева будничных работ» предстает уже в «дульцинированном» виде – в том облике, в каком она видится Дон Кихоту:
Вернуться к просмотру книги
Перейти к Оглавлению
Перейти к Примечанию
|
ВХОД
ПОИСК ПО САЙТУ
КАЛЕНДАРЬ
|