Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 111

«Я во свете всему войску и народам учрежденный великий государь, явившийся из тайного места, прощающий народ и животных в винах, делатель благодеяний, сладкоязычный, милостивый, мягкосердечный российский царь император Петр Федорович во всем свете вольный, в усердии чист и разного звания народов содержатель и проч., и проч., и проч.

На сем свете живущему в городах и крепостях мне подданному, благодетельному и продерзательному народу с домашними, т. е. с детьми и женами, объявляется сей мой указ во всех сторонах, как-то: на всех дорогах, местах, деревнях, на перекрестках и улицах публикуется.

За нужное нашел я желающим меня показать и для отворения на сих днях пространно милостивой моей двери, послать нарочного к башкирской области старшинам, деревенским старикам и всем малым и большим; тем как гостинец посылаю мои поздравления. Заблудившие и изнуренные, в печали находящиеся, но мне скучавшие услыша мое имя, ко мне идти, у меня в подданстве и под моим повелением быть желающие, безо всякого сумнения идите и как прежде сего ваши отцы и деды моим отцам и дедам же служа выходили против злодеев в походы, проливали кровь, а с приятелями были приятели, так и вы ко мне верно, душевно и усердно, безсумненно к моему светлому лицу и сладкоязычному вашему государю, для похода без измены и применения сердцов и без криводушие в подданство и в мои повелении идите. А особливо первая надежда на Бога на сем свете, мне, вольному вашему государю, служа, душ ваших не пожалейте, против моего неприятеля проливать кровь, когда прикажется быть готовым, то изготовьтесь. А что верно я, то для уверения вас своей рукой во все стороны, как то и к вам указы посылал.

Слушайте! когда на сию мою службу пойдете, так и я вас помилую, а что я ваш подлинно милостивый государь, признавайте и верьте. Ныне я вас, во-первых, даже до последка землями, водами, лесами, жительствами, травами, реками, рыбами, хлебом, пашнями, денежным жалованьем, свинцом и порохом, как вы желали, пожаловал по жизнь вашу и пребывайте так, как степные звери в благодеяниях и продерзостях, всех вас пребывающих на свете освобождаю и даю волю детям вашим и внучатам вечно.

Повеления мои послушайте и исполните. А что точно ваш государь сам идет, то с усердием вашим, для смотрения моего светлого лица встречу выезжайте. А я уповаю на Бога и вам подтверждаю: от таких продерзостей размышляя, на себя сумнения не возлагайте. Когда же кто на приказания боярские в скором времени положась изменит и повстречается моему гневу, то таковые от меня благодеяния уже не ожидайте и милости не просите и к гневу моему прямо не идите. Сие действительно Божиим именем под присягою я сказываю, после истинно не прощу.

Доброжелатель великий император государь Петр Федорович и царь сам третий руку приложил.

Сей мой указ писан и скреплен по исходе сентября месяца во вторник, то есть в Покров» ^[590].

Отправив этот указ и приказав всем каргалинским татарам приготовиться к походу, Пугачев 2 октября направился к Сакмарскому городку.

За несколько дней до его прихода была прислана в городок из Оренбурга небольшая команда Алексеевского полка при двух офицерах, которым атаман Донской сдал бывшие в городке четыре пушки, порох и боевые заряды, а сам уехал в Оренбург. Недостаток войск в Оренбурге заставил Рейнсдорпа вытребовать эту команду обратно, приказать всем престарелым и малолетним казакам с семействами переселиться в Красногорскую крепость, а атаману Донскому со служащими казаками, оставив только в городке 20 человек для почтовой гоньбы, идти в Оренбург. Так как атамана Донского не было в городке, то оставшийся после него старшим есаулом Яков Крушин собрал к себе престарелых казаков и приказал им приготовиться к переселению с семействами в Красногорскую крепость.

– Зачем нам туда идти? – говорили казаки. – Пойдем лучше в Оренбург.

Казаки просили Крушина съездить в Оренбург и испросить на то позволение губернатора. Возвратившись в тот же день обратно, Крушин объявил, что ему приказано забрать из города порох, все снаряды и идти в Оренбург только со служащими казаками.

– А вы как хотите, – говорил он старикам, – буде желаете, то идите в Красногорскую крепость, а если не желаете, то оставайтесь дома.

Положив орудия и припасы на подводы и взяв всех служащих казаков, Крушин отправился в Оренбург, а для почтовой гоньбы и управления престарелыми и малолетками оставил станичного писаря Ивана Бородина.

В ночь с 1 на 2 октября приехали в Сакмарский городок несколько человек яицких казаков, в том числе Максим Шигаев и Петр Митрясов, шурин Донского. Остановившись в доме атамана, они поручили Дмитрию Донскому, отцу атамана, собрать к себе народ. Увидев в числе собравшихся священника Ивана Михайлова, Шигаев и Митрясов обратились прежде всего к нему.

– Здравствуй, батюшка, – говорили они, – мы приехали к вам с указом от государя.

– Государь скончался, – заметил священник.

– Врешь, батька, он жив, а вместо него погребен другой; вот и указ его, читай.

– Я плохо вижу, – отвечал священник.

Тогда прибывшие предложили прочитать указ писарю Бородину. Под предлогом глазной болезни Бородин также отказался от чтения, и бумага эта была передана жившему в Сакмарском городке отставному солдату Степану Подхилимову. По прочтении манифеста, в котором требовалось, чтобы все были покорны и служили императору Петру III, яицкие казаки уехали, предупредив народ, что завтра будет в городок сам государь.

Наутро 2 октября приехало в Сакмарск человек 30 казаков и, объявив собравшемуся у станичной избы народу, что государь Петр Федорович с армией следует в городок, требовали, чтобы население встретило его с хлебом-солью. Сакмарцы повиновались. Поп Иван Михайлов взял крест, дьячок Максим Федоров – образ, а старики-казаки хлеб-соль и в сопровождении толпы пошли за город до околицы, где на избранном месте разостлали кошму (войлок), поставили на ней стол, положили на нем хлеб-соль, а для самозванца поставили стул. Как только показался Пугачев, ехавший верхом, население сняло шапки, а когда стал сходить с лошади, то все пали на землю. Самозванец приложился ко кресту, поцеловал хлеб-соль и сел на стул.

– Вставайте, детушки, – произнес Пугачев и протянул свою руку, которую сакмарцы, подходя поочередно, с почтением целовали.

– Где ваши казаки? – спросил самозванец.

– Одни на службе, а другие забраны в Оренбург, – отвечали ему, – а для почтовой гоньбы оставлено двадцать человек, да и тех здесь нет.

– Чтобы были, – сказал строго Пугачев, обращаясь к священнику, – для того тебе приказываю, что ты священник и атаман, а если не сыщете, то только и жить будете.

По окончании целования руки Пугачев сел опять на лошадь и при колокольном звоне отправился в городок, и прямо в церковь, где священник Михайлов служил молебен и упоминал имя императора Петра III. После молебна самозванец отправился в дом атамана, а большая часть его толпы, переправившись чрез реку Сакмару по мосту, расположилась лагерем недалеко от городка.