История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 115

– Я свою голову привязал к твоей поле, ты вместе со своим Богом должен меня защищать и не давать ни в какую обиду, а потому смело вверяю мою участь твоему великодушию ^[184].

Гостеприимство у осетин развито в высшей степени. Фисим (хозяин) защищает своего вазага (гостя) с опасностью для собственной жизни. Любой, кто успел сказать хозяину дома: «Аз-да вазаг» (я твой гость), принимается по-братски, хотя бы он был врагом семьи.

Гостя встречают перед саклей, принимают его коня, вводят в дом и сажают впереди. Расспросив о благополучии скота, что слышно нового, откуда и куда едет, принимаются за угощение. Хозяин считает большим невежеством есть при госте. Он сажает его на почетное место, убранное подушками, и сам прислуживает ему.

Весть о заколотом баране и приезде гостя быстро распространяется по аулу, и сакля наполняется народом. Хозяин подносит барана сперва гостю, тот, взяв кусок, передает мясо соседу, тот следующему и т. д. Иногда приезжему подается на блюде баранья голова, мордой к гостю, который, по обычаю, чтобы оказать честь хозяину, отрезает оба уха и подает их хозяйским детям, которые всегда стоят у стола. Потом гость, съев часть, отрезанную за ухом и со щек, возвращает блюдо подавшему и, разрезав на куски мясо, угощает им всех присутствующих.

«Когда баранина вся съедена, принимаются за кости. Хозяин, обрезавши кость, подает ее соседу, тот другому; кость, постепенно обгладываемая, доходит до последнего, который, объев, что осталось, раскалывает ее, и мозг подает гостю, тот соседу, и мозг тоже совершает прогулку кругом стола».

Уезжающего гостя хозяин часто провожает на весьма значительное расстояние от аула, в зависимости от его звания.

Если самому хозяину почему-либо нельзя проводить гостя, он отпускает его не иначе как с караулом или передает на руки своим знакомым и друзьям. Обида, нанесенная гостю, или его убийство приводит к кровной мести хозяина, как при убийстве ближайшего родственника ^[185]. Нарушение обычаев гостеприимства навлекает на хозяина нерасположение всех жителей. В народе даже существует легенда о «Бродяжном осетине», наказанном за несоблюдение обычаев гостеприимства.

На правом берегу Уруха на несколько верст выше селения Аксаргин есть страшный для осетин колодец Байдаг, прозванный ими пропастью трех грехов. На месте этого колодца когда-то, по преданию, стояла сакля осетина Бурхана. Несмотря на уединенность жилища Бурхана, на его бедность и нищету, сакля всегда была полна молодыми гостями, спешившими взглянуть на очаровательную его сестру Доссану. Много было охотников завладеть красавицей, но всех пересилил статный кабардинец Гассан-бек, который привез уже Бурхану богатый калым за сестру. Едва скрылся за утесом кабардинский бек, как кто-то окликнул Бурхана, следившего глазами за удалявшимся гостем. Осетин бросился на зов и в несколько прыжков очутился на берегу Уруха.

– А, Сафар! – вскричал Бурхан, подходя к мальчику, одетому в легкое платье турецкого контрабандиста. – Что, верно, опять с отцом в наших горах меняете золото и порох на прелести красавиц?

Мальчик отвечал утвердительно и пригласил Бурхана повидаться с отцом, ждавшим на противоположном берегу. Через несколько минут Бурхан уже говорил со старым турком Абдулой, убеждавшим его продать Доссану.

– Сама судьба бросает в твои карманы блестящие пиастры, – убеждал его турок, – а ты уворачиваешься от них, как от пули, ты, у которого черкеска дотла съедена зубастым временем. – И Абдула высыпал на ковер груду золота.

Заблестели глаза Бурхана, когда золото заискрилось под рукой Абдулы, пересыпавшего звонкие пиастры и как бы нечаянно уронившего несколько монет на ветхую полу Бурхановой черкески.

– Подумай, – говорил турок, – что такое красота женщины? Женщине беда состариться, годом старше – и на сотню пиастров дешевле. Ведь и красавица сестра твоя тоже женщина… за нее теперь – на! Мешок золота, а это пятнадцать тысяч золотых монет!.. Пройдет год – полмешка не дам, два – накланяешься за четверть, а через три… Подумай, Бурхан.

– О, Абдула, продать сестру, родную сестру! – вскричал осетин, глядевший на груду золота и дрожавший от волнения.

– Безумец! Помни, что ты лишаешь сестру возможности быть первой адалыкой султанского гарема, а себя мешка золота. С ним ты был бы первый наездник в Осетии. Насечка твоей винтовки горела бы ярче солнца, дорогой кинжал рубил бы сталь как нитку, толпа блестящих нукеров встречала бы тебя с поклоном, а гордые князья Кабарды держали бы тебе стремя. Тысячи баранов, сотни коней и десятки красивых горянок могли бы принадлежать тебе…

Бурхан задыхался от слов хитрого турка. Сжав пылающую голову, с диким стоном бросился Бурхан к золотому мешку.

– Доссана твоя, Абдула, – проговорил он, не глядя на турка.

– И прекрасно, – отвечал тот, – стало быть, этот мешок твой, владей им, когда я завладею красавицей Доссаной… Тебя никто не может упрекнуть, что ты продал родную сестру, – мы только поменялись: я взял красоту, ты – золото.

В полночь Бурхан должен был привести на это место сестру и получить золото. Тихо было в сакле, когда наступила пора передать сестру в руки турка. Доссана спала спокойно, но Бурхан, мучимый совестью, не мог уснуть. Валяясь на грязном войлоке, он метался из стороны в сторону, как в горячке. Бурхан несколько раз приподнимался и прислушивался к ровному и спокойному дыханию сестры и наконец тихими шагами подошел к ней.

– Доссана! – проговорил он, целуя уста красавицы.

Девушка вздрогнула, протянула руку и поймала руку мужчины.

– Бурхан!.. Ты? – спросила она.

– Тсс, Доссана, – прошептал осетин, стараясь изменить голос. – Не говори так громко, я погиб, если проснется твой брат… Это я, твой раб, твой Гассан-бек…

Притворяясь Гассаном, Бурхан склонил сестру к побегу и переправился с ней на противоположный берег. Едва Доссана ступила на землю, как шесть рук схватили ее и бережно усадили на коня. С криком вскочили горцы в седла и умчались в горы, не оставив Бурхану обещанного золота.

– Ограбили! Украли! – простонал Бурхан, падая в изнеможении на землю.

С этого дня все человеческие чувства умерли в Бурхане, сердце требовало крови и мести. Опустела его сакля, а кабардинец Гассан-бек, потерявший невесту, сделался абреком.

Прошел месяц. Предание говорит, что Доссана сумела уйти из рук турка и в одну темную ночь пробиралась верхом и в мужском костюме по берегу Уруха. Рядом ехал другой наездник, повстречавшийся на дороге.

– Скажи, кунак, – обратилась она к спутнику, – не Бурхану ли принадлежит та сакля, которая прилепилась к скале над самой рекой?

– Нет, это сакля не Бурхана, мой черноокий кунак, – отвечал спутник, догадавшийся по голосу, что его спутник – женщина.