История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 69

Крестьяне обязаны были исполнять все полевые и домашние работы, нарубить и привезти для помещика дров, стеречь по очереди его скот, обработать огород, за неимением унаутов по очереди прислуживать в кунахской помещика, отправлять, также по очереди, своих жен на барский двор, где те обязаны были стряпать на кухне, прислуживать жене владельца ^[115] и пр.

Со своей стороны владелец был связан многими мелочными условиями в отношении своих крестьян. Так, например, когда для заготовки впрок на зиму владелец резал крупную рогатую скотину, то отдавал крестьянам часть кожи на обувь и ременные веревки, уступал им голову, шею, ноги и внутренности, «за исключением сала и того, что нужно для колбас». Если он резал для той же цели баранов, то отдавал только шею и внутренности.

Соблюдение взаимных обязательств по дефтеру или взятых на себя устно при свидетелях составляло заботу обеих сторон. Крестьянин отказывался от исполнения таких требований владельца, которые не были обозначены в договоре. Если владелец был не в состоянии дать крестьянину средства к жизни и работе, определенные договором, крестьянин считал себя вправе не исполнять соответствующих обязанностей. Например, если владелец не давал крестьянину косы, он не косил, если крестьянин не получал железных деталей для плуга, он не пахал.

Нарушение одной из сторон условий договора всегда приводило к недовольству и ссорам, и крестьянин имел право отыскивать для себя в течение определенного времени такое лицо, которое желало бы купить его со всем семейством.

При продаже крестьян владельцы не имели права разделять семьи и при наличии нескольких покупателей обязаны были продать их тому, кому сам крестьянин желал быть проданным. Крестьянин, отпущенный на волю, обязан был отдать своему владельцу все имущество и сверх того заплатить, по взаимной договоренности, довольно значительную сумму (до 700 рублей, а иногда и более). За неимением наличных денег плата по большей части производилась скотом. Отпущенный на волю часто оставался жить в том же ауле. Не исполняя никаких обязанностей по отношению к своему бывшему господину, он должен был, однако, согласно обычаю, сопровождать его во всех поездках.

Рассмотрев в общих чертах обязанности и права зависимых сословий черкесского народа, мы должны сказать и о некоторых порядках, нарушить которые не согласился бы ни один ог, ни крестьянин, ни раб. Когда князь строил, например, большой дом с кухней для себя, а другой небольшой дом для своей снохи, то дом обязаны были строить оги, мазали же его женщины, глину возили дворовые люди, огородные плетни делали оги с дворовыми людьми, чистили траву рабыни, по одной от каждого дома за лето, плетень вокруг дома делали одни оги, колья и хворост возили на своей скотине. Очаг в сакле изготовляли оги с крестьянами, а окончательная отделка дома лежала на крестьянах, ремонт крыши в постройках владельца, покупка и доставка материала на нее входили в обязанность огов.

Обязанности каждого сословия в подобных случайных работах определены были также с большою точностью, и никто не соглашался выйти за пределы своего долга. Каждое сословие в точности исполняло свои обязанности и требовало того же и от своего владельца.

– Вспахать поле – мое дело, – говорил крестьянин, – а семена и волы его (господина); накосить сено – горе рук моих, а коса, просо и два барана – камень на его шее.

Столь резкие выражения и насмешки подвластного над владельцем не мешали, однако, их близким, почти родственным отношениям. Как ни строго судил крестьянин своего господина при людях, он никогда не позволял постороннему произнести о помещике хоть мало-мальски оскорбительное замечание. Крестьянин искони привык считать своим приятелем приятеля своего господина и врагом – его врага. За любое оскорбление владельца он вступался как за самого себя и, защищая его честь, готов был жертвовать даже жизнью. «В этом случае он руководствовался, – пишет Каламбий, – не столько личной привязанностью к господину, сколько сознанием семейного родства, связывавшего его с ним. Только одного не сделал бы он ни за что в мире: не выкажет никогда своего усердия перед господином, не обнаружит своей любви к нему, если б и чувствовал ее: это он считает совершенно излишним; напротив того, он так и норовит подъехать к нему худой своей стороной, чтобы огорчить и раздосадовать его. Это, кажется, происходит оттого, что он смотрит на своего господина несколько покровительственным взглядом, как на человека, зависящего от него в материальном отношении».

Крестьянин говорил со своим господином так же свободно, как говорил бы с равным, в обращении же с ним господина не было ничего унизительного или оскорбительного. Крестьянин, дворовый человек и даже раб не терпел никаких кличек и откликался только на свое имя. Между тем владелец имел полное право, когда вздумается, выхватить свой кинжал и всадить его в грудь дерзкого холопа, и никто не потребовал бы от него отчета ^[116]. Месть обиженных крестьян владельцам бывала очень редко, бегство же крестьян из непокорных сообществ на наши территории случалось еще реже.

Между черкесами встречалось много людей, которые выросли без призрения, без воспитания и религии и не имели совсем никакой собственности, никто не мог сказать, откуда взялись такие люди. Кроме воровства, они не имели никаких других средств к существованию. Это были бездомные, бродяги, или абреки. Жить и воровать значило для них одно и то же, воровать у неприятеля или у своих, все равно – в этом заключалась цель их существования и единственное занятие.

Для подобных людей своровать было довольно легко, гораздо труднее было сбыть краденое: к мирным черкесам далеко, а в наши кубанские укрепления не принимали. Горец знал, что, если он приведет на базар в укрепление животное для продажи, его оставят на три дня для проверки, не окажется ли оно ворованным. Если в этот промежуток времени хозяин не являлся, покупатель отдавал деньги продавцу, в противном случае животное возвращалось хозяину.

Поэтому черкесы ничего так не добивались у черноморских казаков, «как того только, чтобы казаки принимали от них в укреплении воровские предметы, хотя бы за самую ничтожную цену. Они готовы были выкрасть у своих соотчичей лошадей и сделать их пешими, готовы выкрасть у них оружие и сделать их беззащитными, готовы, наконец, выкрасть у них рогатую скотину и баранов и сделать их голодными и холодными. Словом, наши закубанские укрепления могли бы сделаться смерчами, сифонами, которые вытянули бы из непокорных аулов все способы к сопротивлению, если бы только захотели воспользоваться недостойными орудиями, в недрах самих враждующих против нас обществ сокрытыми» ^[117].