Лукреция с Воробьевых гор - читать онлайн книгу. Автор: Вера Ветковская cтр.№ 5

Аську, как видно, зацепило всерьез, и она не могла думать ни о чем другом, кроме как о вчерашнем недоразумении.

— Ну и уши у вас, Анна Дмитриевна! — с шутливой укоризной отчитала я подружку. — Не нежные девичьи ушки, а двухметровые локаторы, знаешь, которые на балконах стоят.

Аська обиделась, даже подпрыгнула на своем диване:

— Я не подслушивала вовсе. Просто мы с Аликом танцевали рядом с вами, я поневоле слышала.

Но я уже выходила из комнаты, прихватив полотенце. Наш маленький этаж пустовал. Все или еще спали, или разъехались на воскресенье. Кухня и душевая были непривычно безлюдны. Правда, вскоре выплыла Аська и, покачивая пышными бедрами, профланировала на кухню с чайником.

Завтракать я отказалась наотрез, решила устроить разгрузочный день после вчерашнего. Аська ужаснулась. Для нее еда была наслаждением, и ритуалом, и наградой за трудности ученья и жизни в целом.

— Сдохнешь скоро со своими диетами, — каркала она, аппетитно намазывая на хлеб масло и паштет.

— Вот и хорошо. Будет у тебя вторая «мертвая душа». Останешься в комнате одна. Счастливица! — с завистью отвечала я.

Аська даже поперхнулась. Для нее это была бы самая тяжкая кара — жить в одиночестве. Больше она из меня не вытянула ни словечка, хотя упорно пыталась завязать разговор. Я села за свой стол и демонстративно углубилась в книгу. Аська сменила байковый домашний халат на атласный для выхода и отправилась этажом ниже поболтать с девчонками из нашей группы.

Я собралась за пять минут, вздрагивая от звука шагов за дверью. Все та же серая юбка, только блузка к ней черная, повседневная. Новую кофточку — «чайную розу», любовно погладив, я спрятала в шкаф для следующего парадного выхода. Теперь она стала счастливой.

Бродить по старинным улочкам, по любимым закоулкам Москвы в любую погоду хорошо. Но уж очень лютый выдался ноябрь. Грянули крещенские морозы, выпал снег. Был еще один очень уютный уголок, где я отдыхала от многолюдья общежития, — наша библиотека. Несколько огромных помещений к вечеру обычно заполняются до отказа. Но в воскресенье, если, конечно, не началась сессия, там тихо и безлюдно. Иной раз я сижу одна-одинешенька в одном из залов. В других маячат несколько голов забубенных отличников-зубрилок или таких же, как я, бездомных бедолаг, которым некуда податься.

Чего греха таить, я не была примерной студенткой. Но если какие-то зачатки знаний и улеглись в моей пустой голове, то только благодаря нашей читалке. Там я могла сосредоточиться над книгами. В общаге это получалось плохо. Каждые четверть часа открывалась дверь и являлся очередной посетитель: получить информацию, занять денег, поклянчить хлеба, картошки или попросту поболтать. Аське такая жизнь очень нравилась, а я боялась, что еще немного — и начну кидаться на непрошеных гостей. Поэтому спешила сбежать куда-нибудь подальше от греха.

В то ноябрьское воскресенье я побродила возле факультета по обледенелым аллеям, мимо могучих разлапистых елей, озябла и направилась в библиотеку. Так и есть: народ еще не проснулся, залы почти пустовали. Сначала позволила себе немного расслабиться: утонула в огромном кресле вместе с кипой журналов. Если бы я была богатой и беззаботной женщиной, я бы не бегала по магазинам и салонам красоты, а с утра до вечера читала бы журналы и толстые романы. Потому что я по природе — читатель. И на филфак пошла, чтобы всю жизнь провести рядом с книгами и дело подобрать себе книжное — например в издательстве или редакции.

Но через два часа я напомнила себе, что богатой женщиной едва ли когда-нибудь стану, внутренне стеная и проклиная судьбу, покинула уютное кресло, уселась за стол и раскрыла учебник исторической грамматики. Работа, только работа и еще раз работа — вот мое настоящее и будущее. Я не ждала золотых гор и перемены участи.

Заставив себя, я углубилась-таки в дебри исторической грамматики. Даже не заметила, как рядом замаячило какое-то синее пятно. Залы наполнялись, и я примирилась с соседом. Только бы не шмыгал носом, не шептался, не издавал острых запахов.

Историческая грамматика все-таки великая сила. Она лишает нас воли, разума и способности ориентироваться в пространстве. Я в этом убедилась, когда целую минуту разглядывала своего соседа и не узнавала его. Его! Игорь, подперев кулаком щеку, давно уже изучал меня как диковину, с нескрываемым удовольствием и ехидством.

— Такое лицо у Лукреции Панчатики могло быть только перед казнью, — шептал он, придвинувшись так близко, что наши локти соприкоснулись. — Сколько тоски, отвращения и в то же время готовности принять любые муки…

— Очень дурно! — сурово отвечала я, отодвигаясь от него. — Очень дурно подглядывать за людьми, когда они спят или пребывают в подобных экстремальных ситуациях.

Я постучала пальцем по учебнику. А его лицо мгновенно изменилось. Выражение проказливого, хитрого любопытства слетело. Я его здорово напугала. Он виновато, жалобно взмолился о прощении. Я улыбнулась одними глазами: это означало, что пока моя отповедь несерьезна, но в будущем я могу и рассердиться. Он с облегчением вздохнул и взглянул на меня с большим интересом.

Эту черту характера Игоря я разгадала быстро. Он обожал подглядывать за людьми, анализировать дурное и хорошее в знакомых и близких, коллекционировать какие-то нелепости, несуразности и отклонения от нормы в их поведении. Впрочем, благородные и возвышенные проявления человеческой природы он тоже отмечал. Игорь любил людей, в том смысле, что испытывал к ним не просто любопытство, а здоровый интерес. Я же любила только отдельных представителей, конечно самых лучших. А это несправедливо, эгоистично.

— Вот, решил сегодня посидеть в читалке, чтобы отдохнуть несколько часов от семьи и предков, — признался он, оглядывая шеренги столов и полок с книгами. — У меня было предчувствие, что непременно встречу тебя. А ты вчера со мной спорила.

Нельзя сказать, чтобы эти слова оставили меня равнодушной. Только бы дурацкий румянец не загорелся на щеках. Я молча опустила ресницы, как и подобает скромной барышне. Дала ему понять, что благосклонно внимаю, однако оставляю за собой право подвергать все сомнению. Очень даже наслышана от мудрых подруг, как блестящие, избалованные молодые люди, вроде него, охмуряют бедных золушек.

— А не пора ли нам покинуть этот храм науки и пройтись до смотровой, выпить где-нибудь по чашке кофе, — предложил он.

— Мне пора, я здесь уже пять часов. А ты, судя по всему, недавно явился, — напомнила я, складывая учебники.

Но мы не сразу оделись и вышли на улицу. Сначала, укрывшись от посторонних глаз, долго стояли у окна на втором этаже. Он курил, а я рассказывала ему о своих бесконечных мытарствах и испытаниях: сначала латынь, потом старославянский, теперь меня окончательно взялась доконать историческая грамматика, которую студенты давно прозвали «истерической». Сама не подозревала, что такая болтливая. На меня словно накатило.

Потом он говорил, а я слушала. Такие проблемы, как учеба, зубрежка, экзамены, Игорь то ли давно перешагнул, то ли вовсе их не знал. Он переживал совсем другие трудности. Сейчас, например, переводил прозу и стихи. Прочел мне несколько строчек из Китса. Пожаловался, сколько мук доставляет порой какая-нибудь непокорная строка. А иная фраза вдруг так гениально выпархивает сама собой. Как подарок, нежданно, нечаянно.