Принцесса и Ястреб - читать онлайн книгу. Автор: Ева Миллс cтр.№ 64

– Милая, это не выход, ты не можешь все время заглушать свои воспоминания.

Я закусила внутреннюю сторону щек, лишь бы не нагрубить ей. Она была врач, она говорила то, что должна была говорить. Я бы на ее месте говорила тоже самое. Но она не знала.

– Хорошо. Три дня. Я оставлю лекарство Марку. Потом тебе придется встать и жить дальше.

Три дня так три дня. Меня не заботило будущее.

Почти сразу после ее ухода в комнату зашел принц. Я внутренне сжалась, но не подала виду.

– Клер сказала, ты не можешь спать.

– Это не важно.

Ястреб сел на стул возле моей кровати – почти вплотную, коленями касаясь простыни – и я невольно отодвинулась. Он заметил и его лицо на секунду искривилось, как от головной боли, но только на секунду.

– Важно. Шелена, я только хотел сказать…

Что бы он не собирался сейчас произнести, все было неправильным, лишним и не вовремя. Я перебила его, не могла не перебить.

– Кай. Я тебя обманула. Спала с твоим лучшим другом. Предала твое доверие. Разбила твое сердце. То, что я сейчас в положении жертвы, не отменяет всего этого.

– Мы можем поговорить обо всем после.

– Не можем. Я виновата во всем сама. Я вела себя как те курицы, которых всегда сама же и презирала. Ты слишком добр и благороден, но… твое расположение добивает меня.

"И я боюсь тебя, потому что ты слишком похож на Ворона"

– Почему.

– Ты ведь не простил меня. Ты просто … – было отвратительно выплевывать это слово, но оно было единственно верным – жалеешь меня.

"А я до сих пор тебя люблю"

Если ему и было больно от услышанного, то он не подал виду. Поднявшись, он сухо кивнул, прощаясь.

– Я больше не побеспокою тебя. Желаю скорейшего выздоровления.

И он ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь, а я вцепилась зубами в ребро ладони, чтобы не завыть от своей потери в голос.

Три дня под лекарством пролетели как сон – сном они, собственно, и были. Марк приходил, пытался расспрашивать меня, я что-то ему отвечала, лишь бы отвязаться, мечтая лишь поскорей окунуться в забытье без видений, иногда принималась плакать и он, не в силах ничего изменить, давал мне снадобье, и я отрубалась. Четвертое утро было жестоким и холодным, потому что я проснулась. Во рту было сухо, и я с трудом нашарила воду рядом с кроватью, выпила целую чашку, от этого стало стало хуже: жажда не прошла, почему-то стала сильно кружиться голова, затошнило.

Я снова легла, но была рассредоточена, насильно пытаясь вернуть состояние бессознательности. Марк принес завтрак, ласково уговаривая меня поесть. Я не отвечала ему и не шевелилась. Он ушел надолго, и я думала, что наконец-то достала всех и меня оставят в покое, но все-таки дверь открылась и вошла Клер. Ее лицо не было больше нежным, но строгим и серьезным.

– Тебе надо встать.

– Зачем?

– Затем, что ты не можешь лежать и прятаться тут вечно.

– Если вы дадите мне еще опий, то могу.

Она закрыла глаза, глубоко вдохнула, открыла.

– Это была моя ошибка, пожалеть тебя.

– Не корите себя, я у всех сейчас вызываю жалость. – мой голос был полон яда, и она дрогнула, голос ее смягчился.

– Дитя, я понимаю, ты сейчас потеряна, не видишь дороги и тебе кажется, что случившееся никогда не забудется и будет причинять боль, но поверь мне…

– Вы не понимаете.

– Что?

– Вы говорите, что понимаете. Вы не понимаете.

– Не отталкивай меня. Я хочу помочь.

Она говорила искренне, не знаю почему, ведь мы не были знакомы раньше. Но и она мне была симпатична и в другое время я бы с радостью подружилась бы с ней. Но сейчас она хотела от меня слишком многого. Она предлагала мне вспомнить то, что я никак не могла забыть. Было ясно, что она не даст мне снотворное, а если я буду настаивать, с нее станется посоветовать Марку упечь меня в психушку. Значит, мне следовало убедить ее, что я не самоубийца.

– Клер… Простите меня. Со мной все будет в порядке. Вы правы, я должна возвращаться к жизни. Я постараюсь, обещаю. Просто… просто это так тяжело.

Я всхлипнула и это подействовало.

– Ты справишься. Поверь мне, время лечит любые раны.

Внутри меня кто-то издевательски произнес, растягивая гласные: «Это хороших девочек время лечит. А ты, мышонок, никогда не избавишься от меня, мы же оба это понимаем, верно?»

У меня дернулся глаз, но к счастью, Клер не заметила.

Оставшись одна, я, с хладнокровием сумасшедшей стала просчитывать варианты.

Вариантов было три: первым и правильным было признать, что я не в себе, что я пережила насилие и что я зависима от наркотиков, что мне нужна помощь и тем самым встать на долгий, болезненный и трудный путь выздоровления.

Вторым было самоубийство и я, после некоторых раздумий, отложила его в качестве последнего прибежища. Смешно, но я не чувствовала права отобрать собственную жизнь – знала, что слишком много людей – мама, Марк, даже Ястреб – будут считать себя в ответе за это и чувствовать вину. А я и так им причинила много боли.

Клер надеялась, что, лишив меня снадобий, силой подтолкнет к верному решению. Но она кое-чего не учла – а именно моих знаний и умений. Ведь еще оставался последний – самый плохой выбор. Наверное, я даже понимала это. Но все равно, дождавшись ночи, как вор прокралась в нашу старую лабораторию и смешала себе проверенное средство от разбитой души.

Я валялась на полу и, задрав ноги на стену, пристально рассматривала свои пальцы. Да уж, педикюр бы не помешал.

– Хавьер?

– А? –лениво отозвался с дивана муж. Ему тоже было скучно.

– А ты уже думал, что будешь делать, когда снимут карантинные меры?

– Заберу детей.

– Ну это понятно. А потом?

– Потом пить.

Я фыркнула:

– Ты и так пьешь почти каждый день.

– Ну ты сравнила, глупая женщина, этот депрессивный творческий запой с безудержно-веселой пьянкой, которую мы закатим после.

– Мы?

– Ты моя жена. И в трезвости, и в радости.

– Мне кажется, мы немного не так говорили.

– Ну, не знаю, что там говорила ты, а я лично то, что и сказал. Ну а у тебя какие планы?

Я села нормально. Нет, не удобно. Скрестила ноги по-турецки. В конце концов встала, подошла к окну. Отодвинув штору, выглянула на улицу.

– Я скучаю по своему магазину.

–Ну да, точно. Я бы удивился, если бы ты сказала что-то другое. Ты же не женщина – ты продавец.