Армия Наполеона - читать онлайн книгу. Автор: Олег Соколов cтр.№ 45

Э. Детайль. Генерал д’Эспань накануне битвы под Гейльсбергом 10 июня 1807 г.

Отмечая значительное обновление людей на командных постах в наполеоновской армии, нельзя не обратить внимание на следующие факты. Из 1180 генералов Империи (без Реставрации и Ста дней) 780 человек, т. е. 66 %, получили свои эполеты высшего офицера в 1804–1814 гг. Это значит, что при всей преемственности с эпохой Революции наполеоновский генералитет был все же созданием самого императора. Больше всего производств в генеральский чин отмечено в 1813 г. (178 бригадных и 56 дивизионных генералов). Этот факт объясняется огромными потерями среди генералитета в 1812 г. (в Испании и в России). Однако и до этого имелись случаи массовых производств. Так, 27–29 августа 1803 г. генералами стали сразу почти 50 человек. 1 февраля 1805 г. генеральские эполеты получили еще 31 человек (в том числе Савари и Лассаль), 24 декабря того же года, отмечая своих соратников за Аустерлицкий триумф, император присвоил звания дивизионных и бригадных генералов 27 военачальникам (среди них были Моран, Монбрен, Рапп и др.). После Ваграмской победы маршальские жезлы были вручены сразу трем генералам: Макдональду, Мармону и Удино.

Наличие массовых производств в генералы никоим образом не говорит о их немотивированности. Несмотря на стремительные взлеты, которые совершали в эпоху Империи талантливые и храбрые воины, нельзя не отметить, что, эти блистательные карьеры сопровождались последовательным, хотя и весьма быстрым, прохождением ступеней военной иерархии. Красивая фраза о том, что во времена Наполеона каждый французский солдат носил маршальский жезл в своем ранце, справедлива лишь отчасти. Если бы Империя просуществовала хотя бы еще одно десятилетие, то, возможно, кто-то из солдат, призванных под знамена в правление Наполеона, и стал бы маршалом. Однако государство, о котором мы ведем речь, просуществовало лишь 10 лет (если считать вместе с консульским периодом, то 15), поэтому имеется лишь один пример солдата, сумевшего за этот короткий промежуток времени (I804–1814 гг.) стать генералом. Этим солдатом, а точнее сержантом, был Жан Шартран. Он родился в 1779 г., и в момент провозглашения Империи ему было 25 лет, впрочем, за плечами у этого молодого человека было уже 11 лет службы, из которых большая часть проведена в боях и походах. То, что в 1807 г. Шартран стал офицером, а затем под пулями и ядрами добыл себе генеральские звезды, трудно назвать образцом фаворитизма или незаслуженно полученных почестей. Молодому генералу было 34 года, из которых 20 он отдал службе, и какой! Походы в Австрию, Германию, Россию, и повсюду Шартран постоянно жертвовал собой.

Впрочем, последняя характеристика была для наполеоновских генералов необходимым качеством. Среди них, как и среди любых других людей, встречались пьяницы, льстецы, казнокрады… но не встречалось трусов. Чтобы перечислить подвиги и примеры безумной отваги высших офицеров Великой Армии, не хватит и десятка таких томов, зато примеров трусости нет практически вообще. За все время Империи из описаний тысяч сражений и боев, в которых принимали участие упомянутые более чем тысяча двести генералов, можно отметить лишь шесть официальных документов, а конкретно – судебных дел, где указывается на трусость или подозрение на таковую.

Это дела генералов Дюпона, Лежандра, Моро (Жана-Клода), Монне де Лорбо, Дюмулена и Грэндоржа. В первых четырех случаях речь идет о капитуляции без достаточных оснований. Все указанные лица, вероятно, проявили слабость, безответственность, непонимание стратегического значения вверенной им группировки… Но, пожалуй, это не трусость в прямом смысле этого слова. Что касается, например, Дюпона, об этом вообще не может идти речи. Этот генерал покрыл себя неувядаемой славой в бою под Хаслахом 11 октября 1805 года, когда он с шестью тысячами солдат остановил двадцатипятитысячную австрийскую армию. Особенно он отличился в боях под Галле, Грабау, Браунсбергом и в сражении при Фридланде в 1807 году.

Байленская катастрофа ^[219] произошла, конечно, не потому что он устрашился физической опасности, а по многим другим причинам. Генерал надеялся на то, что испанцы исполнят условия капитуляции, согласно которым они должны были на английских кораблях репатриировать всех французских солдат. Сыграло роль и сребролюбие Дюпона, который надеялся сохранить обозы с награбленным в Кордове. Последнее вряд ли является характеристикой высоких моральных качеств этого военачальника, но все же это не трусость. Сам Наполеон вспоминал на Святой Елене: «Мы потеряли Пиренейский полуостров из-за того, что Дюпон хотел спасти свои фургоны» ^[220].

Что касается пятого в списке – Дюмулена, то его провинность состояла в том, что он слишком активно добивался отпуска, видимо, спеша вернуться из Испании к своей супруге – баварской графине, которую он похитил из родительского дома. В результате начальник Дюмулена генерал Декан написал докладную, где он обвинил своего подчиненного в трусости (точнее «pusillanimité» – нечто среднее между трусостью и малодушием). Дюмулен был уволен, но в 1813 году он снова на службе, где достойно прошел все перипетии тяжелой кампании в Германии. Сражался под Люценом, Вейсенфельсом, Лейпцигом. Случай с этим военачальником скорее относится к области проблем служебных взаимоотношений, чем к малодушию на поле боя.

Фактически единственным за всю историю войн Империи документально засвидетельствованным примером робости высшего офицера на поле боя является бегство генерала Грэндоржа в лодке с поля боя под Дюрренштейном 11 ноября 1805 года. И все же даже в данном случае, несмотря на всю очевидность проступка, его нельзя оценить иначе как минутную слабость: Грэндорж в течение своей карьеры два раза получал повышения прямо на поле боя, был ранен пять раз и геройски погиб от смертельной раны, полученной в битве при Бусако 27 сентября 1810 года. Так что даже этот эпизод – исключение в жизни самого виновного, полностью смывшего кровью свое бесчестье.

Мы подробно остановились на этих случаях, чтобы показать, насколько редкими были даже такие далеко не самые позорные проявления моральной слабости. Ну, а примеров отваги было не перечесть. Вот несколько весьма характерных эпизодов.

Во время осады Сарагосы маршал Ланн находился всегда под ураганным огнем неприятеля, неоднократно лично руководил отчаянными атаками. 31 января 1809 года он со штабом отправился осмотреть осадные работы. Окончив свой визит, Ланн вернулся обратно не по траншее, а по открытой местности на дистанции половины ружейного выстрела от врага. Но маршал не ограничился этим: он поднялся на небольшое возвышение поблизости от испанских позиций, чтобы еще лучше разглядеть неприятельские укрепления. Тотчас же вражеские стрелки принялись осыпать маршала и его свиту градом пуль. В течение нескольких мгновений один из его офицеров был ранен, у некоторых пули пробили шляпы или зацепили униформу. Большая часть свиты Ланна предпочла спуститься в окоп, сам же маршал продолжал диктовать распоряжения оставшемуся с ним офицеру, так же спокойно, как если бы он находился в тиши своего кабинета. «Лишь закончив это, он не торопясь опустился в траншею» ^[221], – рассказывал очевидец.