Принц Модильяни - читать онлайн книгу. Автор: Анджело Лонгони cтр.№ 52

– Да уж, глубоко внутрь, я заметила… У меня все тело ломит от того, как ты смотрел внутрь меня.

Сексуальный подтекст собственной шутки так ее веселит, что она взрывается смехом.

– В том, что говорят об итальянцах, есть доля правды. Но ты слишком вошел во вкус! Когда я с тобой познакомилась, ты казался таким примерным… А теперь превратился в худшего представителя богемы.

– Богемы? Это слово мне кажется идиотизмом. Смешная мода; быть художником не означает быть бродячим голодранцем.

– Здесь художники как рабочие. Они трудятся целыми днями как проклятые, а по вечерам хотят отбросить все мысли, поразвлечься, завести знакомства, обменяться мнениями и взглядами… Ты никогда не устаешь? Не хочешь узнать о том, что происходит снаружи? Если ты будешь находиться тут взаперти, то ничего не поймешь.

– Я уже понял, что не хочу быть похожим на других.

– Да, все-таки быть представителем богемы – это мучение, которое терзает душу и которое не проходит, даже если у тебя есть деньги…

– А Пикассо? Он тоже испытывает мучения?

– Пикассо? Он и Матисс – другие, они продают свои работы.

– Кто такой Матисс?

– Ты не знаешь Матисса?..

Она округляет глаза и преувеличивает удивление.

– Ты – не знаешь – Матисса? Это безумие! Слушай, ты зачем приехал в Париж? В отпуск? Ты приехал навестить тетушку?

– Ну, я слышал о нем…

– Матисс – самый влиятельный представитель фовистов!

Из моего молчания Кики понимает, что я не знаю даже о фовистах.

– Ты не знаком с фовистами?.. Дикие звери, хищники?

Возможно, Кики права: я просто буржуа, оказавшийся не в том городе, и мне нужно много времени, чтобы все узнать. К сожалению, для меня время имеет иное значение, чем для других.

– Фовисты пишут картины в экспрессивных, странных, ярких цветах, они пренебрегают естественными оттенками. Ты что-то слышал о Дерене, Браке, Де Вламинке?

– Я знаю Сезанна, меня поразил его примитивный стиль.

– Сезанн – не фовист! Боже мой!

– Почему вы постоянно всё пытаетесь классифицировать?

– Да мне-то на это плевать – это делают твои коллеги-художники. Два года назад на Осеннем салоне фовисты представили свои работы – и имели большой успех. Но сейчас они в упадке. Все, кроме Матисса.

– А почему мои друзья мне о нем ничего не говорили?

– Потому что им такое не нравится. Твои друзья – не фовисты.

– А что такого особенного есть у Матисса?

– Его очень любят персоны, которые имеют авторитет.

– Кто, например?

– Знаешь, кто такая Гертруда Стайн?

– Нет.

– Ты вообще никого не знаешь!

– Ну так расскажи мне!

Я повысил голос – и, возможно, Кики поняла, что если будет продолжать заставлять меня ощущать несведущим, это ни к чему не приведет.

– Это американская писательница, которая живет в Париже. Лесбиянка, еврейка. Она проживает со своими братьями, Майклом и Лео, искусствоведом. Они богаты, живут на ренту. Знаешь, у евреев такое часто бывает.

– Не у меня.

– Лео и Гертруда Стайн собрали коллекцию картин различных художников, в том числе и Матисса. Пикассо, который вовсе не глуп, написал портрет Гертруды – и подарил ей. Ей и брату понравилась эта картина, и они объявили о зарождении кубизма.

– Они обладают таким влиянием?

– Это группа интеллигентов, которые диктуют правила: Гертруда, ее возлюбленная, некая Алиса Токлас, и еще один искусствовед, Анри-Пьер Роше.

– А почему этого Матисса не видно в обществе?

– Потому что он терпеть не может богему, ненавидит Монмартр, рестораны, людей… Обычно он живет на юге Франции. Он не парижанин, а буржуа, и ни к кому не привязан.

– Значит, богема – это обман. Судьбы решают продавцы картин, как это всегда и было. Если все будут повторять, что Пикассо – гений, он и будет оставаться гением и богатым.

– А ты, если будешь сидеть тут взаперти, так и останешься провинциалом.

Называть итальянца, тем более тосканца, провинциалом – просто недопустимо. Я откладываю кисти и, взбешенный, подхожу к ней.

– Провинциал? Это я провинциал?

Кики на мгновение испугалась.

– Ты даже не представляешь, что я видел. Бернини, Караваджо, Леонардо, Микеланджело, Рафаэля… Рим, Флоренцию, Венецию… Почему мне должно быть дело до твоих «диких» и до твоей богемы? Я родом из Италии, запомни это!

– Знаешь, что тут, в Париже, говорят об Италии? Что это лишь музей уже умерших персон.

– Без итальянского искусства музеи всего мира просто закрылись бы!

– Вот именно, музеи.

Кики в знак протеста встает с кровати, прикрывшись простыней. Я пытаюсь призвать ее к порядку и напомнить про обязанности натурщицы:

– Что ты делаешь? Мне нужно работать.

– За позирование без отопления ты должен платить в два раза больше, и потом – я хочу развлекаться, я хочу пойти в «Ротонду», хочу суп, хочу кофе, хочу слушать музыку и петь! Я – королева Монпарнаса! Что эти бедолаги будут делать без своей королевы?

– Потрогают за задницу кого-нибудь еще.

Я никогда не говорил с Кики грубо – и эта фраза ее поразила.

– Дай мне мои вещи! Я ухожу.

Я снисходительно улыбаюсь, беру ее одежду и делаю вид, что собираюсь отдать ей, – но вместо этого подхожу к окну и открываю его.

– Что ты делаешь?

– Угадай.

В комнату врывается прохладный ночной воздух.

– Нет, нет! Не делай этого…

Я высовываю руку с одеждой в окно, которое выходит во внутренний дворик.

– Нет! Прошу тебя.

Я лишь смеюсь.

– Итальянец… умоляю тебя.

– Умоляешь меня? Тогда встань на колени.

Я определенно наслаждаюсь моментом – у нее же случается порыв гордости.

– На колени – не встану.

– На колени!

– На колени – никогда!

– Ах да, ты же королева…

Я выбрасываю из окна ее вещи, в том числе и бархатное пальто.

– Проклятый итальянец! Думаешь, остановишь меня? Я все равно уйду.

Кики срывает простыню с кровати и оборачивает ее вокруг тела.

– Прощай.

Я, смеясь, преграждаю ей путь.

– Нет! Отдай мне мою простыню.

Я хватаю простыню и тяну ее, Кики сопротивляется. Начинается забавная игра по перетягиванию каната. Точнее: наша ссора похожа на игру. Я дергаю сильнее, Кики не выдерживает натяжения и падает на меня, я ее целую. Она изворачивается и выскальзывает, оставив простыню у меня в руках.