Гении Возрождения. Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и другие выдающиеся живописцы, ваятели и зодчие - читать онлайн книгу. Автор: Джорджо Вазари cтр.№ 129

Страница

За это время Понтормо закончил Венеру по картону Беттино, и получилась чудесная вещь, однако же Беттино не получил ее за ту цену, о которой он договорился с Якопо; а какие-то бессовестные люди назло Беттино чуть ли не насильно вырвали ее из рук Якопо и передали герцогу Алессандро, вернув Беттино его картон. Услыхав об этом, Микеланджело обиделся за своего друга, для которого он делал картон, и рассердился на Якопо, который, хотя он и получил от герцога пятьдесят скудо, все же никак нельзя сказать, что обманул Беттино, поскольку он отдал Венеру лишь по приказу того, кто был ему хозяином. Но некоторые утверждают, будто главной причиной всего этого было то, что сам Беттино запросил слишком дорого.

Когда же благодаря этим деньгам Понтормо получил возможность приступить к устройству собственного дома, он начал было строительство, но так ничего существенного и не сделал. В самом деле, хотя некоторые и утверждают, что он готов был идти на крупные расходы, соответствующие его положению, и задумал для себя жилище удобное и не лишенное художественного замысла, тем не менее мы видим, что то, что он сделал – то ли потому, что он не умел тратить, то ли по иной причине, но скорее похоже на большую лачугу какого-нибудь мечтателя и отшельника, чем на хорошо продуманное жилое строение. Как бы то ни было, но в комнату, где он спал и иногда и работал, он поднимался по стремянке, которую, войдя в комнату, втаскивал к себе на блоках, с тем чтобы никто не мог к нему проникнуть без его ведома и согласия. Однако людям больше всего не нравилось в нем то, что он соглашался работать только тогда, когда ему вздумается, и только для того, кто ему нравился, да и то как бог на душу положит; поэтому, сколько его ни просили дворяне, желавшие иметь его произведения, в частности, однажды и Великолепный Оттавиано деи Медичи, он не согласился им услужить, и тут же готов был сделать все что угодно для человека низкого происхождения и из простонародья, причем за ничтожнейшую плату. Так, некий каменщик Россино, малый в своем деле весьма оборотистый, однажды, прикинувшись дурачком, получил от него в уплату за кирпичную кладку нескольких комнат и за другие кое-какие работы великолепнейшую картину Богоматери, к работе над которой Якопо приложил столько же стараний и труда, сколько каменщик потратил на свою кладку. Разлакомившись, этот Россино изловчился до того, что выманил из рук Якопо великолепнейший портрет кардинала Джулио деи Медичи, копию с рафаэлевского портрета, а в придачу – небольшую очень красивую картину с Распятием, и хотя названный Великолепный Оттавиано и купил ее у каменщика Россино как вещь, написанную рукой Якопо, тем не менее доподлинно известно, что ее целиком самостоятельно написал Бронзино, когда состоял при Якопо в Чертозе. Правда, после этого она, уж не знаю почему, оставалась в руках Понтормо. Все эти три картины, которые предприимчивый каменщик некогда выманил из рук Якопо, находятся ныне в доме мессера Алессандро деи Медичи, сына названного Оттавиано. И хотя такого рода поведение Понтормо и жизнь его, которую он вел в одиночестве и по-своему, никем особенно не одобрялись, все же, если бы нашелся человек, который захотел бы найти для этого извинение, мог бы это сделать, ибо мы обязаны Якопо за то, что он сделал, и вовсе не должны его винить и порицать за то, чего ему не хотелось делать. Ведь, в самом деле, всякий художник должен работать тогда, когда ему этого хочется, и для того, кому хочется, а если сам от этого пострадает, сам и будет в этом виноват. Что же касается одиночества, то мне всегда было известно, что оно – величайший друг при работе, а если это даже и не так, то, думается мне, не следует все же корить того, кто, не обижая Господа и своего ближнего, проводит время по-своему и живет и работает так, как это лучше всего отвечает его натуре.

Однако, оставляя это в стороне, вернемся к произведениям Понтормо. После того как герцог Алессандро закончил частичную перестройку виллы Кареджо, в свое время сооруженной Козимо Старшим деи Медичи в двух милях от Флоренции, а также украшения фонтана и лабиринт, закрученный посреди открытого дворика, на который выходят две лоджии, его превосходительство распорядился поручить роспись этих лоджий Якопо, а также дать ему кого-нибудь в напарники, чтобы он скорее ее закончил и чтобы общение с товарищем, поддерживая в нем бодрость духа, заставило его работать, не вдаваясь в излишние размышления и не ломая себе голову. Мало того, сам герцог, вызвав к себе Якопо, попросил его сдать эту работу в первую очередь и как только он ее закончит. И вот Якопо, пригласив Бронзино, дал ему написать по одной фигуре под пятью пятами свода, а именно Фортуну, Правосудие, Победу, Мир и Славу, под последней же пятой (а было их всего шесть) Якопо собственноручно написал Любовь. После чего, нарисовав несколько путтов, предназначенных для овала свода, держащих в руках разных зверей и изображенных в сокращении снизу вверх, он всех их, за исключением одного, поручил написать Бронзино, который отлично с этим справился. В то время как Якопо и Бронзино писали эти фигуры, окружающее их обрамление выполняли Якопе, Пьерфранческо ди Якопо и другие. Вся работа оказалась законченной в кратчайший срок к великому удовлетворению синьора герцога, который собирался заказать роспись также и второй лоджии, но не успел этого сделать, так как работа в первой лоджии была сдана 13 декабря 1536 года, а уже 6 января следующего года светлейший герцог был убит своим родственником Лоренцино; эта и другие работы остались незавершенными.

Когда же вскоре синьор герцог Козимо был возведен на престол и события в Монтемурло счастливо миновали, тотчас же, как уже говорилось в жизнеописании Триболо, приступили к строительству замка, и его светлейшее превосходительство, дабы угодить своей матушке синьоре донне Марии, приказал, чтобы Якопо расписал первую лоджию по левую руку от входа в палаты замка. И вот, принявшись за это дело, Понтормо в первую голову сделал рисунки всех обрамлений, которые предназначались для этой росписи, и поручил большую часть их выполнить Бронзино и тем, кто это делал в Кареджо. Затем, запершись в этой лоджии, он в одиночестве стал работать, следуя собственной фантазии, не спеша и прилагая все свои усилия к тому, чтобы роспись его оказалась значительно лучше, чем его же работа в Кареджо, которая не была целиком написана его рукой. Добиться же этого ему было нетрудно; он получал за это ежемесячно по восьми скудо от его превосходительства, которого он сразу же там и изобразил, притом молодым, каким он в то время был, а также его матушку синьору донну Марию. В конце концов, так как лоджия оставалась заколоченной в течение пяти лет и к тому же нельзя было увидеть того, что сделал Якопо, в один прекрасный день названная синьора, разгневавшись, приказала разобрать и леса и перегородки. Но Якопо покорнейше обратился к ней и, получив разрешение отложить открытие на несколько дней, воспользовался отсрочкой, чтобы исправить свою роспись в тех местах, где он считал это необходимым; а затем, заказав занавес своего изобретения, который должен был закрывать эту лоджию в отсутствие хозяев, чтобы воздух не разъедал живописи, написанной маслом по сухой штукатурке, как это случилось в Кареджо, он ее наконец открыл, когда все были полны больших ожиданий, думая, что в этом произведении Якопо превзошел самого себя и создал нечто совершенно поразительное. Однако впечатление никак не совпало с этим мнением. Действительно, хотя в этой росписи много хорошего, все пропорции фигур кажутся очень нескладными, а некоторые резкие их повороты и позы – лишенными меры и странными. Якопо оправдывался, говоря, что он всегда очень неохотно работал в месте, которое, находясь за пределами города, было подвержено бесчинствам солдат и другим подобного же рода случайностям. Однако напрасно он этого боялся, так как все равно воздух и погода постепенно разрушают эти фрески, поскольку они написаны вышеуказанным способом.

Страница