Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии - читать онлайн книгу. Автор: Уэйд Дэвис cтр.№ 22

А тем временем взаимное отчуждение иного рода росло внутри страны. За столетие построенные в эпоху колониализма дороги пришли в негодность, но не ремонтировались, катастрофически расширив культурную пропасть, отделяющую город от деревни. Что в свою очередь усугубило отчуждение двух радикально противоположных сегментов гаитянского общества. Деревенский элемент составляли бывшие рабы, а городской – потомки богатых мулатов, чьё французское гражданство давало им самим гнусное право владеть рабами. Уже на первых порах независимости это вопиющее противоречие породило острейший антагонизм двух социальных групп, уходящий далеко за пределы классового неравенства. На одной территории возникли два абсолютно чуждых друг другу мира.

Несмотря на патриотизм, примером культуры и духовности для городской элиты служила Европа. Горожане были хорошо образованы, посещали церковь и говорили на французском языке. Дамы одевались по парижской моде, а господа, получая свою долю, служили интересам американского и европейского капитала. Молодёжь часто бывала за границей, не только в поисках развлечений, но и для повышения квалификации, гарантирующей по возвращении на родину престижные должности в администрации и армии. Законодательство страны, следуя примеру бывших хозяев, копировало Кодекс Наполеона. По европейским стандартам это был узкий круг друзей и кланов у власти, представляющий не более 5 % всего населения. Но именно он контролировал политическую и финансовую власть молодой страны.

Глубинка тем временем продолжала жить по традициям предков, игнорируя европейскую модель. Но отдельные веяния Старого Света проникали и туда, препятствуя сохранению первобытных обычаев и нравов в чистом виде. В результате сформировался гротескный сплав пережитков африканизма, занесённых на остров из различных точек Чёрного континента.

Примечательно, что эти люди считали себя потомками не тех или иных африканских племён и царств, а «детьми Гвинеи», чьё прошлое, утрачивая историческую точность, дрейфовало в область мифологии. И со временем коллективная память обездоленных стала основой специфической, но устойчивой культуры новых поколений.

Следы африканского прошлого в сельской зоне Гаити можно встретить на каждом шагу и сегодня. Шеренги работников на полях синхронно вздымают мотыги под аккомпанемент барабанов, а за спиной музыкантов дымятся котлы с просом и бататом, сулящие обильную трапезу.

В придорожном посёлке, или «лаку», морщинистый старец – душа местного общества. На каждом перекрёстке действует свой рынок, притягивая к себе жительниц окрестных холмов. По горной тропе грациозно плывёт вереница девушек с корзинами риса на голове. Пожилая погонщица ведёт полдюжины ослов, гружёных плодами яичного дерева. Это зримые образы, а есть ещё и звуки – эхо народных песен вдалеке, гомон и звон базара, переливы креольской речи, чьё каждое слово втиснуто в рамки западноафриканского диалекта. Каждый из этих разрозненных элементов является частью единого колорита – коллективный труд на полях, авторитет старейшины, доминирующая роль женщин в рыночной торговле. И всё это в свою очередь помогает разобраться в замысловатой общественной иерархии.

И всё же внешний вид не полностью отражает уровень сплочённости крестьянского сообщества. Чтобы это передать, понадобился бы особый «телепатический» код, где главное – интонация, которую надо не только замечать, но и чувствовать. Ибо, чтобы выжить в этом призрачном краю живых и мёртвых, необходима единящая всех неразрывной цепью вера.

Водун – не просто замкнутый культ здешних краёв, а комплекс мистических воззрений, система верований, затрагивающих связи человека с природой и сверхъестественными силами вселенной. Перемежая тайное и явное, она упорядочивает хаос, позволяя постичь непостижимое. Водун нельзя отрывать от повседневной жизни верующих. Подобно африканцам, гаитяне не отделяют сакральное от светского, святое от греховного, материю и дух. Каждый танец, каждая песня, каждое действие – частица единого целого, индивидуальный жест – мольба о коллективном выживании.

Столпом сельского общества является хунган. В отличие от католического священника, этот служитель культа не ограничивает доступ простых смертных к духовной сфере. Водун – религия народная. Каждый верующий связан с духами напрямую, и они беспрепятственно проникают в его тело. Католик идёт в церковь, чтобы поговорить с Богом, шутят гаитяне, а водунист пляшет в храме, чтобы самому им стать. Тем не менее функции хунгана жизненно важны. В роли богослова он должен разъяснять сложные места, расшифровывать символизм камней и листьев.

Водун – не только кладезь духовных представлений, он предписывает простым верующим, как жить, как думать и как себя вести, формируя нормы общественной этики. О конгрегации водун можно говорить так же уверенно, как о конгрегации христиан или буддистов со всем набором сопутствующих дисциплин, куда входят живопись и музыка, обучение передаваемым из уст в уста песням и преданиям, широкий спектр медицинских услуг, а также судебная система, выстроенная по канонам туземной морали. На деле хунган является лидером общины, сочетая эту должность с функциями психолога, терапевта, гадалки, музыканта и целителя. От его духовно-нравственного авторитета зависит хрупкое равновесие космических энергий и то, «куда дует ветер».

В жизни адепта этой секты не бывает случайностей. Система нерушимых преданий определяет ход каждого события. Такова среда, превратившая Ти Фамм и Нарцисса в зомби.

* * *

– Глядите на небо… И что там видите? – спросила Рашель, пристально глядя в бесконечную темень. Между нами дымился очаг, и в огненных бликах кожа девушки отсвечивала бронзой, и она смотрела на меня ласковей, чем раньше.

– Звёзды, когда они видны на небосклоне.

– В детстве отец водил меня в нью-йоркский планетарий. У вас над головой миллионы звёзд, а ваши астрономы насчитывают их даже больше… – Она поднялась и отступила в тень, роняя слова, словно искры в ночи.

– Глядите на здешнее небо. У нас звёзд немного, а в облачную погоду ещё меньше. Но за своими звёздами мы видим Бога, а вы только новую порцию звёзд.

Это внезапное замечание обнажило пропасть между мной и её народом, и мне стало грустно. Я обвёл взглядом склон и мерцающую огнями долину, следя за фонарным лучом, который зигзагами карабкался на гребень скалы. Мне вспомнилась наша недавняя прогулка в обществе её отца. Мы поднялись на вершину, откуда была видна долина, выжженная солнцем дотла, марево поверх добела раскалённых камней, горстка узловатых деревьев в окружении вездесущей колючки.

Макс Бовуар глубоко вздохнул, словно само это зрелище причиняло ему невыразимую боль, что, скорей всего, так и было. Он блистал красноречием, пытаясь силою слова выжать каплю красоты из этой рукотворной пустыни. Там, где он видел ангелов, мне мерещилась только саранча, но кто из нас был ближе к истине?

Подобно большинству довольных жизнью людей, Бовуар достиг комфорта в среднем возрасте. Путь к нему был нелёгким. Покинув родные края ещё юношей, этот сын респектабельного врача очутился на улицах Нью-Йорка, затем в Сорбонне, и в конце концов оказался при дворе дагомейского короля. А через пятнадцать лет на Гаити вернулся инженер-химик с идеей выращивать сизаль для выработки кортизона.