Тагир. Ребенок от второй жены - читать онлайн книгу. Автор: Анна Сафина, Яна Невинная cтр.№ 9

Мама в этот момент резко вскидывает голову и внимательно смотрит на меня, отчего я теряю дар речи.

— Скажи мне, что ты не трогала эти деньги, дочь, — некогда ласковый и переливчатый голос сейчас звучит каркающе, будто у вороны на последнем издыхании.

Она нервным движением языка облизывает нижнюю губу, затем прикусывает ее, а сама смотрит на меня с отчаянной, на грани истерики, надеждой.

— Мам… — шепчу, не в силах говорить обычным тоном.

Отслеживаю любую проскальзывающую эмоцию на ее лице. Вот только с каждой пройденной секундой она вся будто темнеет, лицо становится землистым, почти сравнявшись цветом с грязным асфальтом.

— Воды? — резко кидаюсь к пластиковой бутылке на тумбочке и трясущимися руками наливаю, подаю ей стакан.

— Скажи мне, скажи мне! — сипит, трогая горло, глядит на меня выпученными глазами.

— Ты ведь в больницу попала, да и отец… — слезы текут по щекам, всхлипываю, всё так же стоя с протянутой рукой, чтобы мама, как всегда, ухватилась за нее.

Это ведь единственное, что поддерживало нас все эти годы. Объятия, прикосновения, любовь.

— Скажи, — сделав глоток воды, она чуть приходит в себя, но тем не менее настаивает, не сводя с меня пристального взгляда.

— В документах отца я нашла карточку от “V-банка”, там была как раз та сумма, которой хватило на скорую операцию для отца, на оплату больничных счетов, нам ведь это и было нужно, мам, — произношу со слезами на глазах.

— Уходи! — кричит она, опускает голову и тянет себя пальцами за волосы. — Уходи, уходи, уходи…

— Ты чего, мам? Что случилось? — подхожу ближе, пытаюсь схватить ее за плечи, но она лишь отталкивает меня, причиняя тем самым душевную боль и агонию.

— Да как ты могла, Ясмина… — всхлипывает, говорит, практически задыхаясь. — Кровавые деньги… Да как же… Нет! Не-е-ет!

Стою в ступоре, не двигаюсь и внимательно вслушиваюсь в то, что она бормочет сквозь слезы. Кровавые? Что она имеет в виду?

— Убирайся! Отец никогда тебя не простит! Боже… Это моя вина, моя… — продолжает раскачиваться, пульс у нее явно учащается.

Я начинаю беспокоиться за ее состояние, оглядываюсь назад в сторону двери, надеясь, что мимо будет проходить врач или медсестра. Опасаюсь, что у нее снова поднимется давление, а в таком состоянии и до инсульта недалеко.

— Всё хорошо, мам, успокойся, — шепчу, а сама даже не замечаю, что и я сама плачу.

— Это всё Тагир, это он тебе сказал, да? — говорит мама странные вещи, выпучив при этом глаза, болезненной хваткой цепляется пальцами за мой локоть.

— О чем ты? — задерживаю дыхание, боясь, что у нее случится приступ.

— Это грязные деньги от Тагира, Ясмина. Отец приказал мне избавиться от карты, а я, дура старая, забыла. Моя вина, моя вина… — всё повторяет и повторяет мама, я же обмираю, остаюсь стоять в неподвижной позе.

Боже, но я же не знала… Что же ты наделала, Ясмина…

К маме подбегают врачи, до которых я, наконец, дозвалась, а затем, когда маме вкалывают успокоительное, ухожу. Бреду деревянными ногами по коридорам больницы, выхожу на улицу и слепо, казалось, смотрю вперед. Почти ничего не замечаю, а затем…

Даже здесь ты всё портишь, Тагир… Гложет мысль, что же за деньги он присылал. А самое главное, почему…

Ночь провожу без сна, терзаемая мыслями о родителях и проклятых деньгах. Вздрагиваю от каждого шороха, ежусь и накрываюсь одеялом с головой. По стенам скачут причудливые тени, навевая мрачные мысли.

И от каждой прошедшей минуты в одиночестве меня охватывает страх, вонзается иглами в кожу и морозит сердце. Словно кто-то наблюдает за мной, отслеживая каждое трепыхание. Чувство, что я маленькая бабочка в чужих жестоких руках, никак не отпускает. Так, проваливаясь то в сон, то в явь, в полудреме провожу всю оставшуюся ночь.

А наутро еле-еле собираюсь, даже руки трясутся, не желают слушаться. Кое-как причесываю локоны, стараясь уложить их завиток к завитку. Надеваю платье, которое не висит на мне мешком.

Гляжу на свое отражение, на которое без слез не взглянешь. Раньше я была более полноватая, а сейчас… Кожа да кости, даже вещи висят, словно на вешалке.

В таком раздраенном состоянии я иду в ненавистный офис, чтобы забрать документы. Главный аргумент. Охрана должна пропустить. И никого не должно волновать, что я сделаю, как только покончу с увольнением.

Не запоминаю даже, как добралась до нужного высотного здания, где без малого отработала несколько лет. А теперь меня пнули, как захудалую псину, на улицу. И всё из-за Тагира…

Пропускают меня действительно без лишних вопросов. А я иду по холлу и коридорам, ни на кого не глядя. Как же не хочется видеть никого из тех, кто раньше мне улыбался и поддерживал.

Ведь так позорно знать, что меня уволили за прокол и все в курсе об этом. Пялятся, бросают кто осуждающие, а кто сочувствующие взгляды. Но я знаю. Это не жалость, это прикрытое любопытство барракуд, желающих оттяпать от тебя кусочек побольше и радующихся, что на твоем месте не они.

— А, явилась, — ехидно ухмыляется секретарь начальницы отдела по кадрам Лина. — Валентина Сергеевна оставила тебе бумажки для подписи. Распишись, у меня еще много дел. Не задерживай.

Фыркает, кидая на угол стола папку. Стискиваю челюсти, сдерживая готовые вырваться слова негодования. Молчу, с горечью понимая, что раньше она со мной уважительно общалась, заискивала, зная, кто ей выплачивает заработную плату. А теперь у нее, видимо, новый сотрудник, перед которым она будет лебезить.

Приходится спокойно расписаться в документах об увольнении, забрать трудовую книжку и направиться в бухгалтерию, куда меня посылают для подписания расчетного листа. Заодно и посмотрю, кто теперь занимает мое бывшее трудовое кресло. Баринов, надо же. А был когда-то всего лишь мальчиком на побегушках.

— Будьте добры, заберите свою коробку, — морщится отутюженный отглаженный мужчина, подняв пальцы, будто ему противно даже прикасаться к моим вещам.

Заглядываю внутрь, но ничего существенного не нахожу.

— Оставь себе, — единственное, что позволяю себе сказать. — Считай подарком к новой должности.

— Те, — манерно двигает руками и жеманно произносит.

— Считайте, — особо выделяю последние две буквы и выхожу из кабинета бухгалтерии.

Устало прикрываю глаза и прислоняюсь спиной к прохладной стене. Мне нужна недолгая передышка, иначе я сорвусь и впаду в истерику до встречи с Юсуповым. То, что мне выдали, лишь жалкие копейки за те дни, что я проработала в этом месяце. Деньги, деньги. Паршивые деньги, ради которых люди готовы на всё. Убивать, применять агрессию, мародерствовать. И я не стала исключением. И пусть всё было ради благой цели, но… Всегда это пресловутое но.