Осколки наших сердец - читать онлайн книгу. Автор: Мелисса Алберт cтр.№ 20

Заклинание начиналось с ритуала очищения. Три дня мы не выходили из дома, притворяясь больными, чтобы избежать зеркал, прямых солнечных лучей и человеческих прикосновений. Мы пили травяные отвары на родниковой воде, щедро сдобренные каменной солью, и раз в час от заката до рассвета совершали омовения. К концу ритуала я едва стояла на ногах. Возможно, в этом был смысл. Я готова была поверить во что угодно. В том числе в свою способность колдовать.

На закате четвертого дня мы собрали составляющие для заклинания. Что-то нашлось в магазине, что-то – в парке Лойола. Мы пошли в мою пустую квартиру, мои пальцы были липкими от сорванных растений.

Марион нервничала и ушла в себя, ее грязные волосы были собраны в хвостик. Книгу она нам трогать не разрешала. Она проверила нашу работу, и наконец мы все подготовили.

Я и сейчас могу закрыть глаза и вспомнить то туманное, похожее на галлюцинацию ощущение, которое я испытала, когда мы с Марион и Фи сели и приготовились прочесть первое заклинание. Наше сбивчивое дыхание синхронизировалось, сердца забились часто, и никто не знал, куда смотреть. Марион напряглась, как струна. Фи то и дело нервно смеялась. Мы неуверенно выполнили все шаги, и я не сомневалась, что ничего у нас не выйдет.

Но Марион произнесла последние слова, и воздух вдруг очистился и стал прозрачным, как сливочное масло на сковороде. В чистом воздушном потоке мы откинулись назад, взялись за руки и легли, глухо ударившись затылками об пол.

Я ничего не чувствовала. Не чувствовала, потому что мое сознание воспарило и унеслось.

Я увидела свое тело и тела подруг, распростертые в форме морских звезд. Увидела с высоты крышу своего дома и россыпь домов на нашей улице и поднялась еще выше, пока весь город не раскинулся подо мной, как паутина, как невод из белого золота, чью восточную кромку омывала черная вода, с запада наползали щупальца пригорода, а ослепительный центр завязался в середине жестким металлическим узлом и сверкал так, что слезились глаза.

С высоты я увидела, что мы маленькие, что мы крапинки, космические пылинки с левого плеча Бога, и это осознание наполнило меня невыразимым восторгом. Воздух был разреженным, звезды пели свою молчаливую песнь, и им было все равно, слышала я ее или нет. Я значила для них меньше, чем пушинка, сорванная ветром с головки одуванчика.

Поднявшись на максимальную высоту – по левую руку сияла Венера, по правую Марс, – я ощутила зачатки страха. Он тяжестью лег на сердце и потянул меня вниз. Со свистом пронеслась я сквозь черноту и серебро, сквозь слои нетронутого неба и сотворенную руками человека завесу смога и света, сквозь ослепительную сетку радиоволн, пересекающих пространство с нарушением всех законов геометрии, и остановилась в полуметре от своего тела.

Глядя на свою неидеальную кожу и спутанные волосы, на сердито торчащие острые локти и колени, я ощутила нежность к себе. Но я пока была не готова вновь стать человеком, дышать, потеть, испытывать жажду и боль. И оставила свое тело на полу до поры.

Я летала по городу, седлая воздушные потоки. Пар, с шипением вырывающийся из-под колес отъезжающего автобуса. Вздох женщины, поправляющей челку, глядя в заляпанное стекло холодильника с газировкой. Хриплый кашель старика, прорвавшийся на улицу сквозь щель в заклеенном газетами окне.

Город открыл передо мной двери, и все его тайны высыпались наружу, как сигареты из пачки. Он состоял из крепких голодных мужчин с мозолистыми руками в синих рабочих рубашках. Из девушек, что сидели, опершись локтями на хромированные стойки, и ели бесплатный сахар из пакетиков песчинка за песчинкой. Из музыкальных автоматов с липкими клавишами в глубине бара, откуда лились ностальгические песни об Америке, которой никогда не существовало. Из дешевых романчиков на рыхлой бумаге, что продавались на одеялах, расстеленных прямо на тротуаре; из пахнущих плесенью залов, где пощелкивал барабан для игры в бинго. Из жарких влажных клубов, где извивались танцовщицы с беспомощными лицами и грохотала музыка, закладывая уши и одновременно врезаясь в слух, как острая ложка для вычерпывания мякоти из фруктов.

Соскучившись по тишине, я полетела к кромке воды. Пронеслась по рябой поверхности, как конькобежец, просвистела ветром в ушах ночных рыбаков и, нырнув в глубину, наблюдала за тем, как медленно дрейфуют к берегу мидии-зебры.

Вернувшись на сушу, я проскользнула между губ влюбленных, сидевших на скамеечке. Их профили вырисовывались во тьме, как два изящных викторианских силуэта, только с пирсингами и впалыми щеками. Скамейка стояла у заросшего кладбища. Будь у моей души руки, я бы вытянула их и провела ладонью по качающимся головкам ваточника и колокольчиков, горной мяты и лиатриса, по россыпи нежных золотистых звездочек вербейника.

Поднявшись над звуками города – визгом тормозов и заливистым смехом, яростным мяуканьем уличных котов, – я услышала мерное биение сердца. Своего сердца. Нить, державшая меня, как воздушного змея, натянулась, призывая меня домой, на пол моей спальни. Я ухватилась за нее, как за карабин на стальном тросе, сверкающем над железнодорожными путями, фарами и велосипедистами, что сновали внизу, как мелкая рыбешка.

Маленькие круглые свечи почти догорели; комнату заполнил бледный свет, серый, как пригорюнившаяся голубка. Прежде чем солнце взошло и порвалась моя нить, я проскользнула в свое тело и приготовилась услышать, как щелкнет магнитный замочек и душа воссоединится с телом.

Замочек не щелкнул. Что ж, наверное, это часть превращения, решила я. Может, магия – это и есть ветерок, следующий за движением души.

Фи тоже вернулась из своего путешествия. Я чувствовала ее рядом. Ее теплая ладонь лежала в моей ладони. Но Марион по другую сторону от меня лежала неподвижно. Ее рука была легкой, как кукурузная шелуха, а пульс – слишком медленным. Я попыталась сесть и проверить, как у нее дела…

И не смогла. Я не могла пошевелиться; лишь слегка подергивались пальцы.

При мысли об этом горло сжалось от страха. А страх сменился паникой. Не потому, что заклинание не удалось. Все случилось, как должно было случиться: мы вместе вошли в измененное состояние. И должны были выйти из него тоже вместе. До возвращения Марион нам с Фи предстояло лежать неподвижно, быть пленницами в собственных телах.

Я думала, что знала, что такое страх, но все мои прежние страхи не шли ни в какое сравнение с тем, что я испытала тогда, лежа неподвижно, как живой мертвец, и слушая биение пульса Марион – тик, ток, тик, ток. Застряв в бесконечном ожидании, не дыша, но и не умирая, замерев в агонии, я ждала. Ждала.

И наконец она вернулась – искрящимся вихрем с запахом лесного пожара.

Нахлынуло огромное облегчение, страх мигом развеялся. И я почти – почти – забыла, каково это – лежать в плену колдовских законов и ждать, пока Марион нас освободит.

Мы открыли глаза. А с ними открылись другие глаза, те, о существовании которых мы не подозревали. За миг до того, как пришла радость, я содрогнулась. Потому что в тот день мы многое обрели, но и многое потеряли. И мне понадобились годы, чтобы понять, чего именно я тогда лишилась.