Кому на Руси жить - читать онлайн книгу. Автор: Константин Кудряшов cтр.№ 43

— Эй, Минай! Своих жечь будешь?

В ответ родственник разражается громом отборнейшей брани, даже у меня уши слегка привяли.

— Другого я и не ожидал, — говорит Бур усмехаясь. — Он на живых плюет и уж тем более на мертвых. Значит так. Троих нашего корня кладем сюда же сверху, только лапника смолистого нужно подложить побольше, а урманов, как я и сказал — в лес. Пока Завид ходит, успеем помянуть. Овдей, тащи наши мешки.

Никаких особых обрядов, молитв, песнопений и плясок вокруг погребального костра нет. Мы сидим по-простецки под соснами подальше от гигантского и чертовски жаркого пламени. Светло-серый дым, сделавшийся потом черным, клубящимся копьем впился в синее небо. Костер трещит и шипит тысячей змеиных пастей, даже огненные языки кажутся мне гибкими телами ядовитых гадов, гроздьями вырастающих из ниоткуда. Синий у корня огонь, словно живое существо, на удивление быстро обволакивает пищу в виде пирамиды человеческих тел и принимается неспешно пожирать сырую плоть.

Я вспоминаю, как сам не разрешил предать огню погибших от потравы разбойников, закопанных в землю Щура и бедолагу Пепу.

Рваный поясняет, что чужими руками убитых жечь нужно обязательно, чтобы попали в светлый Ирий — аналог нашего рая, умерших от старости или болезни, либо по дурости не грех и прикопать. Мать-земля все стерпит и детей своих в исконное лоно примет.

Голова идет кругом от этих заморочек, но разбойников своих я поминаю про себя добрым словом. Параллельно думая, будь сегодня атмосферное давление иным, запах горелого шашлыка от погребального костра не позволил бы нам без чувства отвращения сидеть и трескать чуть суховатые пирожки с мясной начинкой из запасов команды Бура.

— Ну ты, батька, дал! — с неподдельным восхищением в голосе говорит вдруг Голец. — Двоих урманов уложил и третьего едва не уморил, не успел просто…

— Ага, — говорю, — не успел, Бур помешал.

Встречаюсь взглядами с боярским наследником и киваю ему в знак благодарности. За такой подгон, что жизнью зовется, положено мне Бурушку до смерти за свой счет по кабакам поить. Ничего, за мной не заржавеет, отплачу.

— Тебе бы, батька, в дружину княжью, там таких удальцов высоко ценят, — продолжает лить на меня мед Голец.

— В какую еще дружину, — спрашиваю вяло.

— В киевскую дружину, к славному князю Святославу Игоревичу.

Сказал, а у самого глаза заблестели, и голос под конец приобрел мечтательные нотки, словно ему самому страсть как хочется попасть в дружину киевского князя. Глянув мельком на Мишу, я замечаю, как многозначительно вытягивается его лицо.

Наивные. Считают, что мне ничего не стоит зарубить двоих человек. А у меня лапы до сих пор трясутся, трепет живых жил через рукоять оружия переданный помнят. Это не хитроумная машинка пистолет, это руки мои убивали. Таких же людей с руками и ногами, без пистолетов. Настоящий Стяр, скорее всего, и не такое смог бы вытворить, а меня спасла привычка к активным действиям в бою. Один бывалый зэк, в прошлом тоже боксер, как-то говорил мне: если чуешь, что противник сильнее или опытнее — бери наглостью и неожиданностью, тогда сможешь удивить, заставить ошибиться, тебе нужна от врага всего лишь одна-единственная ошибка. На сей раз я победил, но чувствовал себя побежденным. Сломленным и раздавленным. Помазанье кровью состоялось, все могут похлопать в ладоши. Кто-то этого очень хотел и он это получил.

Но все же я человек своего времени, своей эпохи. Я не могу обходиться без привычных мелочей, без простых бытовых вещей, таких как карманы, пуговицы и трусы. Хотя нет. Могу. Лучше ходить без карманов, чем в гробу лежать. Хрен с ними с карманами. Будем жить. Прав Рваный. Во всем прав. Здесь — значит здесь. Только не грабежом и убийствами хочу хлеб добывать. Пока не знаю как, но хотелось бы ни в чем не нуждаться и не ждать когда придут заламывать руки.

Насчет княжеской дружины Голец гонит. Не желаю я больше людей железом кромсать, хватит с меня сегодняшнего нервяка.

Снова ловлю внимательный взгляд Бура.

Не плохой он, в сущности, парень. Настолько неплохой, что не дал урману смахнуть мою голову с плеч. Казалось бы, задержи шаг на три секунды, а потом с легкой душой и урмана решай.

Продолжая пристально глядеть на меня, Бур говорит, что среди убитых нет Седого Эгмунда. Это, наверное, должно что-то для меня значить, но я не собираюсь даже предполагать. Выждав минуту, Бур объясняет гипотетическую опасность отсутствия здесь преданного Минаю по-собачьи главаря урманов с парой-тройкой верных приспешников.

Я начинаю ерзать, мне кажется, что огромный старый викинг наблюдает сейчас за нами из укрытия, а место где мы сидим бесшумно окружают его дружки с секирами наперевес. После с трудом добытой победы снова драться никак не хочется.

Тогда я делаю попытку уговорить всех забрать только серебро, пленных и двинуть в путь не теряя времени.

— Торопишься? — с усмешкой спрашивает Бур.

— Тороплюсь, — говорю. — Там твой папенька мою родню в расход пустить страшно желает, срок, между прочим, уже на исходе. Не знаю как вам, а мне поспешать нужно.

Бур мотает головой, сальные, свалявшиеся от ношения шлема волосы при этом болтаются из стороны в сторону как сосульки на проводах.

Я перед уходом просил никого не трогать до моего возвращения.

Очень мудро с твоей стороны, говорю. — Но я бы сильно на исполнение твоей воли не рассчитывал. Отец тебе для дела, напрямую его касающегося, людей зажал, а тут возьмет да и послушает. Ты вообще на что надеялся вчетвером против десяти выходя?

Бур сует в рот последний кусочек пирожка, задумчиво жуя говорит:

— Пошли бы за ними и подсидели в конце концов ночью либо на переправе. Способов перебить десяток людей не ждущих нападения много, не мне тебе вору и татю рассказывать.

Ну-ну, думаю, тактик доморощенный…

— Отец мой, — продолжает Бур, медленно выговаривая каждое слово, — не душегуб, а уважаемый человек. Боярин. Без очень веской причины кровь лить и произвол творить не станет. Твоих взяли, но обижать никто не собирается, надо было тебя упредить, Овдей это и сделал. Отпустят, даже если никто из нас не вернется.

У меня словно камень из сердца выкатился. Кошусь на Мишу-Овдея, тот растерянно жмет плечами. Вторую оплеуху зарабатывает, не иначе.

После сжеванных всухомятку пирожков дико хочется пить. Табуном в пять человеческих голов идем к озеру. Погребальный костер пылает с прежней силой, черный дым собирается высоко в небе в громадное, медленно плывущее на восток облако. Запах все же есть и довольно сильный. Минай с товарищем от такого кумара заметно сомлели и поделом, пусть понюхают, прокоптятся, нам не жалко.

Носильщики явились часов через пять.

К этому времени наш погребальный костер, утолив огненную жажду, исходится надсадным, жидким дымом. Легкий ветерок гоняет по углям и костям черный зернистый как порох пепел. Жила с Невулом два раза подкидывали сосновых веток, чтобы поддержать нужный накал пламени, способного превратить в пыль человеческое тело. Я с самого начала подозревал: чтобы сжечь столько тел дотла жара от тонких веток не хватит, тут нужны настоящие дрова потолще да посуще, желательно березовые и побольше. Однако, ученых учить только портить.