Кому на Руси жить - читать онлайн книгу. Автор: Константин Кудряшов cтр.№ 49

Я живо прикидываю общую численность бригады Головача. Получается вместе с конными человек тридцать. Такому количеству вполне под силу затоптать четверых урманов без особых потерь, на что рассчитывает Седой Эгмунд пытаясь поддеть боярина, мне не совсем непонятно.

— Я так понимаю, ты здесь защищался?

— Вынужден был защищаться, — не моргнув глазом подтверждает урман. — От твоих людей, внезапно на нас напавших, оборону держал.

— И войта с бабой порешил тоже обороняясь?

— Если б я их не убил, твой десятник перерезал бы глотку твоему брату. Я мог перебить здесь всех, но не сделал этого, я пощадил твоих людей в надежде на справедливый суд, но теперь вижу — справедливостью тут и не пахнет.

Подворье Родима зашумело, одобрительные возгласы мешаются с возмущенным фырканьем.

— Отец! — взволнованно кричит Бур. — Не верь ему! Не убил, потому как не успел!

Головач погружается в непродолжительные раздумья. Он ни с кем не советуется, даже с подошедшими ближе сыновьями словом не перекидывается. Себе на уме папаша, я это еще в момент нашего знакомства усвоил. Чего он там размышляет? Неужели не понятно, что урман гонит натуральную дуру и всячески желает вывернуться? У Фрола за такой блудняк башню на раз отстреливали, без лишних раздумий.

Я не врубаюсь куда клонит урман, но чую — к чему-то необычному.

— Ждите здесь, — говорю своим парням и двигаюсь краями для разъяснений и советом к Мише. Вдруг подскажет чего дельного, голова, все таки.

Рваный топчется возле всадников, совсем близко к боярину не подходит, по лицу видно — волнуется.

— Что у них тут затевается? — спрашиваю. — Чего Головач с ними возится?

Миша отводит меня под локоть подальше от лишних ушей.

— По всей видимости, Эгмунд пытается подвести боярина под судебный поединок.

— Как это?

— Драться будут, вот как.

— Зачем? — искренне удивляюсь. — Он не в себе, боярин ваш? Осудил ведь уже, чего еще надо?

— Слово на слово у них вышло, в таких случаях допускается судебный поединок до смерти одного из истцов, — быстро объясняет Миша.

Словно в подтверждении Мишиных слов боярин Головач спрашивает урмана уже не хочет ли тот оспорить вынесенный ему приговор.

— Да я бы попробовал, — наигранно помявшись, отвечает урман, — Да, боюсь, в любом случае живым мне уйти не позволят.

Вот хорек, думаю, как грамотно боярина на «слабо» разводит. Неужели Головач поведется? Надо быть полным идиотом, чтобы меряться силами с загнанным в угол кровавым хищником. У этого Эгмунда “высшая мера”с детства на лбу отпечатана. Смертник, зверюга, бабу беременную мечом… Стрелять безо всякого суда, нечего в благородия играть.

Слова урмана заставляют Головача удовлетворенно крякнуть, он даже как-то веселеет.

— Будь по-твоему, — говорит, — Только учти, жив я до сей поры исключительно благодаря своей правоте.

Боярин размеренным движением покидает седло и, уже стоя на земной тверди, громко вещает:

— Слушайте все! Объявляется судебный поединок между мной, боярином князя Полоцкого Головачом и пришлым урманом по имени Седой Эгмунд. Поединок ведется на мечах до смерти одного из бойцов. В случае победы урмана, ему и его людям дозволяется беспрепятственно уйти с оружием.

Услышав эти слова, урман расправляет плечи и легко сходит с крыльца. На его суровом, обветренном лице появляется подобие улыбки.

— Благодарю тебя, боярин, — уважительно произносит с легким поклоном. — Тебе совсем необязательно биться самому, можешь выставить вместо себя любого бойца, я пойму.

Очень дельное, между прочим, предложение. На месте толстозадого Головача я именно так бы и поступил. Седой Эгмунд одним своим телосложением производит более выгодное впечатление чем увешанный оружием и броней оппонент. Если бы здесь можно было сыграть на тотализаторе, ставки сложатся явно не в пользу боярина.

— Даже не надейся, урман, я сам тебя прикончу, — ласково обещает Головач. — Много вас, спорщиков через мои руки прошло и всегда выходило, что я прав. Будь по-твоему, успокою и тебя, раз уж ты так желаешь. Солнца не ждем, начинаем немедленно!

Неожиданно. И очень храбро. Лично я бы не поставил на боярина и рубля.

Ладно, сынки покалеченные, за батьку подняться не могут, так с ним еще парочка-другая мордоворотов прибыла, можно любого в бой ставить, хуже точно не будет.

— Ты за боярина не переживай, — говорит Миша, срисовав мою озабоченную физиономию. — Он в молодости, говорят, лихой рубака был.

— То в молодости, — говорю и отмечаю, что в свои пятьдесят с гаком Головач, действительно, еще в приличной форме.

— Это позже бояре в бородах и горлатных шапках рассядутся по думам, станут дворянами и придворными, а пока, Старый, боярин — один из лучших воинов князя, старший дружинник. Понял? Это тебе не хухры-мухры!

Немного успокоенный за судьбу Головача и здорово заинтригованный, возвращаюсь к пацанам, мнущимся втроем возле родного сарая. Голец и Жила начинают уговаривать свалить пока не поздно и к нам на время потерян интерес, но теперь меня отсюда не увести, хочу я досмотреть чем у Головача с этим Эгмундом все закончится. Уж больно колоритные персонажи. Мощный, тяжелый скандинав и не менее тяжелый, пузатенький боярин с длиннющей бородой и репутацией стоящего бойца.

Внезапно приходит воспоминание из детства. Мой восьмилетний корешок Вовка приволок как-то в школу книжку про русских богатырей с красочным изображением Ильи Муромца на обложке. Читали запоем по очереди. Сам Вовка отличался способностью коверкать некоторые слова, причем выходило у него настолько естественно и органично, что никто не утруждался его исправлять. Вот и вышло, что слово, обозначающее русского былинного героя, из Вовкиных уст звучало как “габатырь”. Смешно и некрасиво. Вместо мощного, плечистого удальца в доспехах, с окладистой бородой и палицей в руке как на обложке, мне представлялся обрюзгший, потрепанный мужик, похожий на соседа дядю Никиту, и, почему-то обязательно горбатый. Габатырь, одним словом.

Вовку так и звали Габатырем пока в девятнадцать лет не замерз по пьяни в сугробе.

Боярина Головача истинным богатырем тоже не назовешь. Вроде бы и стать и оружие при нем, сила в толстых руках видно, что есть…

Ладно, поглядим. Ноги сделать всегда успеем, тем более, что в ожидании ночной потехи весь присутствующий и продолжающий прибывать на большой двор народец начинает образовывать живой круг с двумя бойцами посередине и я со своими пацанами остаюсь на периферии этого круга.

От десятков факелов, горящих теперь в руках каждого третьего, на осиротевшем без хозяина подворье становится светло как днем. Собралась, должно быть, вся родня плодовитого Родима. У некоторых мужичков при себе топоры и дубинки. Думаю, даже если урману и позволят покинуть злополучное Овсянниково после поединка, уйти у него получится не слишком далеко.