Хороший сын - читать онлайн книгу. Автор: Роб ван Эссен cтр.№ 39

Ладошка натой стороне перехода становится зеленой имашет мне, я перехожу, можно нырнуть вметро, нопогода хорошая, ия решаю дойти донижней части города пешком, туда, где музеи, да, я пойду вмузей, хоть я иодин, уменя враспоряжении целый день, что мне этот череп Хёрста, какая чушь, ведь когда-то его действие должно прекратиться, и, значит, почемубы непрямо сейчас. Что я там себе напридумывал прокакой-то там импринтинг? Может, я тогда просто устал отискусства, которого успел насмотреться. Какможно наделять такой объект властью надо мной? Вода плещется вканавках– это приятный звук, поссать пока нетянет– хотя, если начать приглядываться, сразу замечаешь стариков вплащах, которые шмыгают впереулки: уних этот звук уже действует намочевой пузырь однозначно, ноони постарше меня, пусть ине намного. Я могу смотреть наискусство, иникакой ухмыляющийся бриллиантовый череп небудет проступать сквозь изображение. Откуда вообще взялась эта мысль, какя мог такое допустить? Я вижу небольшие указатели, какпройти кмузейному кварталу, я бодро иду вперед, размахивая руками, только сначала надо отойти впереулок помочиться. Я слежу затем, чтобы ненаписать наботинки– они красивые, сблестящими носами, это вних я выходил издома? Да, наверное, нестоит слишком заморачиваться, их просто сегодня ночью почистили безпредупреждения. Стряхнуть, застегнуть молнию, идем дальше, изпереулка насвет.

Но, дойдя донижнего города, я чувствую, что настроение мое переменилось. Наулице удушливая жара, небо стало какого-то желтоватого цвета, вода неподвижно застыла вканавках. Я устал, все-таки путь был неблизкий, хоть ипод горку, мне хочется пить, иботинки уменя запылились, мой недавний оптимизм, какя сейчас понимаю, был нечем иным, какнаигранной радостью, злобно-принудительной бодростью. Аот вида длинных очередей перед главным входом вмузей вообще всяческое желание пропадает. Очереди излюдей совсех концов света, они все уже довольно старенькие, они все смотрят довольно уныло. Центральный вход построен вформе пирамиды, иэта форма сюда очень подходит; все эти люди собираются посетить мавзолей, пристанище мертвых. Искусство– это что-то изпрошлого, классифицированное, истолкованное иразмещенное вроскошных домах смерти судобными часами работы. Другие времена меняются, анаше время застыло также, каки эти неподвижные жирные очереди. Я ухожу, кидаю монетку впитьевой фонтанчик, жму накнопку иотхлебываю ту пару глотков воды, накоторые имею право. Непейте дождевую воду, говорит фонтанчик, когда я отпускаю кнопку, нас можно найти повсему городу, непейте дождевую воду.

Я иду встарые кварталы, накакой-то улочке ем сэндвич, прислонившись кстойке. Потом бреду дальше. Все стоит, инарастает напряжение, какбудто собирается гроза; переулки, покоторым я иду, настолько узкие, что увидеть небо можно, только если запрокинуть голову. Надо мной сушится белье, я прохожу мимо магазинчиков, анад одной дверью висит табличка «МУЗЕЙ», написанная отруки неровными буквами. Я толкаю дверь изахожу внутрь, хотябы только длятого, чтобы опередить надвигающийся ливень, иоказываюсь вместе, которое напервый взгляд кажется обычной гостиной– ина второй тоже, ина третий, сколько взглядов нибросай, ответ один: явгостиной. Добрый день, по-английски обращается комне мужской голос, вы неместный? Он вышел издругой комнаты вглубине дома. Темные волосы, темная оправа, черный свитер вкатышках. Он здоровается сомной заруку ипредставляется, Мидас Ирртум ^[22], ноя, наверное, просто неправильно расслышал, илион сказал Мидас Хиртен– это капельку попроще хотябы звучит, какреально существующее имя. Я говорю, что приехал ссевера, ипоказываю рукой втом направлении, где могбы быть север, новообще я себе плохо представляю где. Мужчина доброжелательно улыбается, потом усаживается застол иоткрывает папку сфотографиями. Увас здесь стойка, ввашем музее? Денег он сменя непопросил, билетов настоле тоже нет, я делаю вид, что чувствую себя комфортно, и, сложив руки заспиной, осматриваюсь. Комната небольшая. Вдоль двух стен забитые книгами шкафы, блекло-зеленого цвета обои, кое-где гравюра иликартина, накаминной полке открытки срепродукциями (красно-синий стул Ритфелда, что-то изМатисса), черная печечка смаленькими окошками, потертый диван икресла вуглу– вполне себе уютное пространство, больше всего похожее наприют одинокого интеллектуала. Может быть, поэтому я начинаю чувствовать себя какдома?

Я здесь живу, говорит Мидас Хиртен иподнимает взгляд отфотографий, слегка запрокидывая голову, чтобы лучше рассмотреть меня сквозь очки. Мне кажется, я понимаю: он действительно здесь живет иоднажды просто решил повесить надсвоей дверью табличку снадписью «МУЗЕЙ». Непридавая этому слишком большого значения, афиг знает, что это, пусть каждый думает какхочет, может, это комментарий кнашему времени, прото, какмы относимся кповседневности? Возможно, длянего самое главное было, какон сам отреагирует наэтот свой поступок. Я прохаживаюсь покомнате, аон опять склоняется надсвоими фотографиями, они черно-белые, некоторые он рассматривает сквозь увеличительное стекло, время отвремени делая пометки карандашом вмаленьком блокноте. Я неприближаюсь кнему настолько, чтобы можно было увидеть, что нафотографиях. Вместо этого я подхожу ккнижному шкафу. Несколько переводных книг вмягкой обложке– Пол Остер иФилип Дик– собрание сочинений Кафки, сборники Борхеса. Вэтом нет ничего примечательного, его музей– какраз настой изэтих книг. Настой неслишком крепкий, ноэто неважно. Окна немешалобы помыть, думаюя, ина этом мне кажется, что я уже посмотрел достаточно. Мидас словно чувствует это, он встает иговорит: весь мир превратился вмузей, вовсяком случае западный мир. Это мне неочень нравится, нокакой-то смысл он все-таки вэто вкладывал; кто знает, что он осебе возомнил, что онПоследний Читатель, Последний Интеллектуал, один измногих, таких десятки, сотни тысяч, несколько миллионов; может быть, он надеется, что они все заглянут кнему вмузей. Я неначинаю сним спорить, акиваю, впринципе, так оно иесть, это мысль неновая, что наш мир– это музей, вся движуха происходит надругих континентах. Итакже я неначинаю сним спорить, потому что меня вдруг поражает, насколько это представление выгодно мне самому, что я уже много лет живу именно так, что считать этот мир музеем мне очень подходит, потому что так я оказываюсь одного возраста смиром итакимже пассивным, мой взгляд обращен впрошлое. Впоследние годы, смотря нановые поколения, которые вдруг становились важны, которые вдруг оказывались вцентре внимания– ине потому, что приближались кэтому центру, апотому, что перемещался сам центр,– я чувствовал, что меня обошли. Теперь я ощущаю кэтим поколениям сострадание, потому что центр так ибудет перемещаться, пока иони непропадут изполя зрения. Какбы они нираскачивались насвоих качелях наверхушках башен, однажды иони обнаружат себя вмузее.

Я улыбаюсь Мидасу Хиртену, илиИрртуму, улыбкой, говорящей, что мне пора бежать (улыбка наполовину доброжелательная, анаполовину извиняющаяся), нопрежде, чем я успеваю выйти задверь, он тянет меня зарукав моего голубого пиджака иотводит ккруглому столику наодной ножке, которого я досих пор незамечал ина котором лежит большая раскрытая тетрадь втвердой обложке. Страницы слегка пожелтели. Мужчина отлистывает назад, чтобы показать, что это: гостевая книга. Щелк!– ифокус опять сместился: это ивправду музей, нетолько какчасть гораздо большего целого, нои отдельно, сам посебе. Гостевая книга делает это место музеем; если подумать, здесь это единственный музейный экспонат; это музей гостевой книги. Мидас Хиртен так быстро перелистывает страницы, что я неуспеваю прочесть ниодного отзыва илипожелания, но, судя повсему, моими предшественниками было приличное количество народу. Мне выпадает честь начинать счистого листа, хозяин дает мне ручку идаже придвигает стул, словно ожидая отменя целого трактата. Да имне самому хочется что-то написать, здесь приятно, ана улице опять уже пошел дождь, я слышу, какон стучит помостовой, я вижу, какон стекает постеклу, внутри становится холоднее, иМидас растапливает печку,– ябы хотел записать все, что сомной приключилось, и, может, я так исделаю, начиная спроглоченной обиды в«Алберт Хейне» изаканчивая настоящим моментом, вэтом музее, где я сижу застоликом, аМидас приносит мне время отвремени еду ипитье иновую тетрадь, иподкручивает подачу газа впечи, ив первую ночь выделяет кровать вмаленькой боковой комнатке. Да, я все это себе представляю, наулице так иидет дождь, запоследующие дни иночи я научусь распознавать различные звуки дождя– шелестящий, барабанящий, дробный, шепчущий,– ия опишу, что сомной было икак я оказался здесь, ивсе, что еще произойдет, я придумаю тоже.