Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра - читать онлайн книгу. Автор: Теодор Далримпл cтр.№ 71

Кроме того, Филпотт жил в том сегменте общества, где моральные нормы в отношениях между полами расшатаны, а желание полностью владеть кем-либо как сексуальным объектом ничуть не уменьшилось: напротив, оно даже возросло. Филпотт — не типичный продукт такого развития, а его апофеоз, но и изучение экстремальных случаев полезно для статистики. Филпотта породил на свет не какой-то один фактор (система государственных пособий, снисходительность судопроизводства, ревность как парадоксальное следствие сексуальной революции): все эти факторы стали компонентами «ведьминого варева», из коего он появился. Причем он возник не как некий неизбежный продукт неизбежной химической реакции, а как человеческое существо, осознанно реагирующее на среду и обстоятельства. Когда Оуэн Джонс назвал Филпотта чудовищем, он был совершенно прав; и чудовища будут всегда — просто потому, что человеческому роду изначально присуще разнообразие. Но он был чудовищем, которому встретилась на пути благоприятная для него система — та, в которой монстры способны процветать (если, конечно, можно назвать его существование процветанием).

Между тем Наташа Мэсси (та самая подружка Чеда Эванса, о которой он якобы вовремя вспомнил) поддерживала его. Эта дочь богатого предпринимателя стала финансировать изощренную кампанию в поддержку футболиста. В частности, был создан сайт, на котором демонстрировалось видео, показывавшее, что молодая женщина, о которой говорилось выше, входит в гостиницу не в таком состоянии опьянения, в котором она была бы явно не способна дать согласие на секс, а по закону «пьяное согласие» все равно считается согласием. Еще одно видео, снятое до того, как она прибыла в гостиницу, вроде бы показывало, как она мочится прямо на улице. Двоюродный брат Эванса не только обнародовал ее имя и фамилию в социальных сетях (что было уже тогда запрещено законом — если, конечно, обладатель имени сам не дал на это согласие), но и обозвал ее пьяной шлюхой.

Судьи дважды отклоняли апелляцию Эванса: они не видели новых оснований для пересмотра приговора. Но с третьей попытки повторное судебное рассмотрение его дела все-таки назначили, поскольку выплыли на свет новые улики.

Нашлись два мужчины, которые решили дать показания. Говоря о сексуальном поведении этой молодой женщины, они заявили, что ранее ее сексуальное поведение с ними было весьма определенным — в точности таким, какое описал Эванс во время первого процесса. Но предшествующая сексуальная активность женщины не является уликой в суде об изнасиловании: склонность к промискуитету сама по себе еще не означает универсального согласия на половой акт с кем угодно.

Однако апелляционный суд постановил: в данном случае улики настолько специфичны, что их можно принять к рассмотрению — и, если присяжные займутся их разбором, жюри может вынести иной приговор (что, собственно, затем и произошло). По словам одного из новых свидетелей, сексуальное поведение жертвы (каковой ее считало обвинение) было в точности таким же, как и по словам Эванса (видимо, она требовала определенных «сексуальных практик» от трех мужчин); и это, и то, что наутро она испытывала амнезию, оказалось особенно полезным для стороны защиты. Это противоречило ее собственным показаниям, согласно которым она никогда прежде не страдала провалами в памяти.

В ходе повторного судебного разбирательства Эванс лишь несущественно изменил свои первоначальные показания. Сторона обвинения пыталась бросить тень на свидетельства двух мужчин, поскольку Мэсси предлагала награду в 50 тысяч фунтов за любые факты, которые привели бы к оправданию Эванса. Но жюри, состоявшее из семи женщин и пяти мужчин, либо поверило представленным уликам, либо по крайней мере придало им достаточное значение, чтобы прийти к выводу: сторона обвинения не сумела доказать свою правоту так, чтобы в ней не осталось «разумных (обоснованных)

сомнений». Так уж получилось, что и судьей, и защитником обвиняемого на этом повторном процессе были женщины, а обвинителем — мужчина. Посовещавшись всего два часа, присяжные единогласно вынесли вердикт: Эванс должен быть оправдан. Таким образом, с точки зрения закона он больше не считался насильником — и не должен был до конца жизни числиться в специальном реестре лиц, совершивших преступление на сексуальной почве. Когда Эванса выпустили из тюрьмы (все равно считалось, что он получил приговор за изнасилование, ведь так оно и было), его бывший футбольный клуб «Шеффилд Юнайтед» предложил снова заключить с ним контракт. Это вызвало немалое общественное возмущение, и интернет-петиция против такого решения быстро набрала 160 тысяч подписей. Видные попечители клуба грозились отозвать свою поддержку. Преобладающая тональность комментариев была мстительной.

Подобно тому, как секрет — это то, что сообщаешь лишь одному человеку, для всякого, кто имеет либеральные взгляды на пенитенциарную систему, имеется какое-то одно-единственное преступление, которое он не может простить; он считает, что за него надлежит сурово карать, хотя (по его мнению) соразмерного наказания тут просто не может быть. Эванс совершил именно такое преступление (во всяком случае так тогда многим казалось), а значит, следовало — по мнению подобных либералов — воспрепятствовать продолжению его карьеры.

Возможно, именно эта мстительность стала основным побудительным мотивом возражений против того, чтобы Эванс снова стал играть в футбол. На это указывает тот факт, что спортивная карьера Клейтона Макдональда оказалась, по сути, окончательно разрушена — не то что у Эванса. В отличие от Эванса, Макдональда оправдали уже в ходе первого процесса, однако общественность, по сути, признала его виновным в преступлении, которое не допускает последующего оправдания. Как некогда заметил один известный политический деятель, если кидать в кого-то достаточно грязи, сколько- то да прилипнет.

Но те, кто упорно твердил, что Эванс невиновен, проявляли не меньшую мстительность. Несмотря на то что обвинения против него выдвигала лишь полиция и прокуратура (сам Эванс всегда открыто признавал это), молодую женщину, находящуюся в центре всего дела, в социальных сетях подвергли массированным издевательствам и оскорблениям. Так никогда и не появилось никаких свидетельств того, что она стремилась сделать деньги на этом сомнительном приключении, как часто утверждали ее критики; некоторые из них публично раскрывали ее местонахождение, так что она сочла необходимым пять раз переехать, пять раз сменить имя и внешность. Впрочем, сам Эванс никогда не принимал участия в этой непростительной травле и никогда не одобрял ее.

Жестокость множества людей вызывает тревогу, но еще печальнее было осознать, как мало люди понимают, что это такое — верховенство закона, и с каким пренебрежением они к закону относятся. В The Guardian (издании, которое обычно придерживается взглядов юридической школы «прости им, ибо не ведают, что творят») по следам окончательного оправдания Эванса вышло несколько статей, из которых явствовало: авторы предпочли бы, чтобы человека несправедливо посадили в тюрьму и чтобы он был поражен в правах на всю оставшуюся жизнь, даже если потом обнаружится, что он невиновен. В одной из статей утверждалось, что Эванса оправдали только потому, что он парень обеспеченный. Впрочем, справедливее предположить, что присяжные оправдали его не потому, что он богат, а потому, что сторона обвинения не сумела доказать свою правоту так, чтобы не осталось почвы для «разумных сомнений». Можно ли извлечь какой-то полезный урок из дела Эванса? Разве что такой: в делах об изнасиловании, когда улики сводятся к словам одного человека против слов другого («слово против слова»), а все прочие свидетельства стороны обвинения и защиты как бы взаимно уничтожают друг друга, обвинительный приговор, скорее всего, будет шатким, но лишь у богатых есть средства доказать его шаткость.