Спаситель - читать онлайн книгу. Автор: Иван Прохоров cтр.№ 17

—Опоздали мы на ярмарку?— с улыбкой пробасил Данила, незаметно отступая к телеге, где припрятана под мехой была дубинка.

—Да уж опоздали!— засмеялись мужики.— Да ничаво, у нас ярмарка вишь от пасхи до пасхи. Хошь степняка на хлеб обменяем? Добрый раб, а? Токмо чур сапоги впридачу. И лошадку! На ней теперь же не доедете в свой Урюп — киргизы по дорогам рыщут, а вы к запощению привычны али как… раскольщички?

—Сице сталось, православный православных у вас привечает?— Данила с трудом гасил ярость улыбкой.

—Кому православный, кому — веры изменщик.

—Хороши разговоры на краю земли. А повеселей песен у вас нет?

—Воротимся,— шепнул ему Антон, тронув за плечо.

—Амо же вы, православные?— закричал щучьелицый видя, как путники поворачивают вместе с телегой.— Обождите! Обменяем твой хлеб на вареную крапиву да на жареную саранчу!

—Молчите!— яростно шептал Антон сутулясь и напряженно двигая лопатками.— Пущай смеются, лишь бы уйти.

Смех и шутки, летевшие в спину вскоре действительно утихли, путники дошли уже до конца деревушки. Надвигался вечер. На душе немного полегчало — вроде бы страшное позади, но все же указание Вассиана осталось неисполненным.

—Что Вассиану скажем?

—Да так и скажем — едва ноги унесли.

—А бо можа испытывал нас Вассиан, а? А мы не дошли-то?

—Убо испытание — на плахи под топоры казацкие угодить?

—А большо и то!

—Скоморошничаешь да не весело!

—А я честно скажу, братья,— серьезно хмыкнул Савка, гладя лошадь,— ежель меня на угольях жечь начнут казаки, не верю еже хозяином своему языку останусь.

—Не болтай, Савка! Честно скажем Вассиану — в посаде мены нет. Народ о топорах и косах не ведает, травой-бурякой питается, на лягушек ватагами ходит. Да у них даже копалок нет! Сами видели.

Все повеселели.

—Дело говоришь!

—Поди сами живут грабежами. А с такими грешно дела ведать.

—Воистину прав Вассиан — сатанеет мир.

Тут из-за последнего дома на четверку выскочил низкорослый полуголый мужичонка с подбитым глазом.

—Куда же вы, люди добрые?

—Чего тебе?— строго спросил Антон.

—Да вы не обижайтесь на этих босяков бездельных! Хлеб нам надобен — обменяем на что хотите.

Путники остановились.

—Ты почем знаешь? Ты кто такой?

—Я Васька, сын Бармошки. Тута из переселенцев.

—Да не бреши, Васька, нешто есть у вас топоры да косы?

—И топоры и косы есть, новехонькие. И гвозди есть даже и лодки, если надобно.

—Откуда же тут?

—Да вы окраю слободу обошли. Вона там избы добрые,— мужичонка махнул рукой на запад, Климов двор, хочь бы, у него хозяйство большое, все есть. А хлеба нет. Мы казенного ждем, горемыки, да пожаров боимся.

И все же мужичонка не внушал доверия — оборванец какой-то.

—А тебе какой интерес, али ты с того двора?

—Не с того,— захихикал мужичок,— мне за добрый совет много не надо — ложки, али пирога кусок. А может хлебного имеете, ась?

—Не грешим.

—Вижу-вижу,— заулыбался мужичок,— да хочь полкопейки сыщется?

Путники призадумались — странно, в самом деле, что хоть пускай и в нищей деревне при остроге на казенном содержании да не нашлось хотя бы худой косы в обмен на сверхценный хлеб. У страха глаза велики — тоже ведь недостойно ярому приверженцу веры православной. Посовещались, решили, сходить все же на указанный Климов двор. Благо недалеко, и к острожку неблизко. А ежели ничего, то уже тогда точно совесть будет чиста — пошли.

Пока шли — на этот раз обойдя по краю вышли на улицу пошире первой, мужичонка все балагурил, шутил, лебезил, но доверия не внушал. Тем не менее, шли недолго. Климов двор богатым не выглядел, но околица имелась, двор хоть и грязный, но немаленький с двумя ладными избами и баней. По неубранному двору ходили куры, гуси. Кто-то приглушенно смеялся.

—Обождите,— сказал мужичонка и юркнул в избу.

Путники напряженно ждали, поглядывая на острог, который с этого ракурса зрил на них угловой башней. Частокол обсидиановых тынов разрывал белый свет.

Дверь распахнулась, из избы один за другим стали резво выходить казаки, со звериным любопытством оглядывая ошеломленных путников. На поясах — кривые сабли, на плечах пищали и потертые карабины с ржавыми накладками. Неслышно, словно волки, обступили они телегу. Вышедший первым — рослый, в расстегнутом до волосатой груди бешмете, черноусый нетрезво улыбнулся, подошел к немому, который был самым высоким из четверки и видимо поэтому был принят за старшего.

—Стало быть раскольщики у нас теперь купцами заделались? Видали, хлопцы?!— сказал он весело.

Кто-то из казаков засмеялся, а некоторые веселья ради стали толкать путников. Антон едва устоял, а Савка упал, затрясся и стал заикаясь читать молитву.

—А ты чего, иконостас, не осеняешься? Давай, пока руку не отсекли.

—Немой он, боярин.— Тихо сказал Данила.

—Немой?— черноусый еще раз оглядел немого и шагнул к Даниле.— А ты стало быть старшой?

—Нету среди нас старших.

Черноусый посмотрел нахально — из глаз выплеснулась пьяная ярость, и ударил Данилу кулаком в лицо. Остальных тоже принялись бить, но недолго. Из избы вышел страшный казак, похожий на турка, держа в руке пику. Кто-то в избе за его спиной протяжно выл.

—Овчина, отставить!— гаркнул он на ходу, надевая бархатный полукафтан.— Под караул и в приказ! Живо! Барсуков, лошадь за тобою!

Повели избитых путников в острог. Савка плакал как дитя. Остальные шептали молитвы, только немой шел прямо и спокойно — по всему видно и впрямь разуменья в нем не было, как заметил Савка. Счастливый человек.

Миновали земляной вал и через ворота центральной башни вошли в острожек. Внутри — голо, бедно. Крохотная наскоро сколоченная часовня, у стены — лабазы, с лестницами на крыши и на мосты — проходам к бойницам. Всего не более десяти изб. Почти в центре сдвоенная изба на манер предуральской России. Проходя мимо нее, путники увидели упитанную женщину в сарафане и мальчика с девчонкой. Они смотрели на окровавленных пленников с любопытством, пока женщина спешно не увела детей.

Тянули под насмешки немногочисленных острожан — в основном служилых, казаков к северной стене, там в уголке под башней чернела страшная полуобугленная изба.

—Овчинников, доложи про чернецов Мартемьяну Захарычу!— громко без натужности распорядился большой казак и мощным толчком опрокинул в черную избу замешкавшегося у входа немого.

Приказная изба изнутри еще страшнее — у стены печь с железной заслонкой, там же разные жуткого виды кривые щипцы с ясным назначением. В стенах — крючья. Крохотные оконца под потолком, так что света почти нет. На полу — толстое бревно, дочерна пропитавшееся потом, кровью и испражнениями пытаемых.