Любовь к роковым мужчинам - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Лубенец cтр.№ 40

Марго вспоминала теперь все, что было связано с дядей Толей, начиная с детства. «Его жена бросила. Говорят, ушла к молодому, успешному, небедному. Вот с тех пор он, наверное, и свихнулся умом. Возненавидел женщин. Вернее, тех женщин, которые считались распутными. Санитар общества… Убивал несчастных вокзальных проституток, но мир лучше не становился. Поэтому решил, что во всем виновато телевидение. Кино, книги… Массмедиа, словом. А кто у дяди Толи ближайший представитель массмедиа? Я. Вот он и решил начать с меня. Потом он, наверное, попытается взорвать телецентр или что‑нибудь такое… Навести порядок по‑крупному, словом. А не выйдет! Женщины все равно бы красили губы, надевали мини, смеялись вызывающе, целовали бы других мужчин, и наш дядя Толя возненавидел бы уже всех женщин скопом. А потом — людей вообще… И ему захотелось бы уничтожить всех, и мужчин, и женщин. И детей, в которых, по его мнению, уже зреют зерна порока. Всех вокруг… Этот мир, где солнце, где любовь, где смех, где жизнь, где нет никакого намека на порядок и справедливость, где царит вечный, неуправляемый хаос!»

Перед глазами Марго замелькали пестрые картинки из того мира, что был там, снаружи.

Находясь в абсолютной темноте и тишине, она с особой остротой затосковала по той жизни, что была полна красками, звуками, запахами. По жизни, в данный момент недоступной. Сейчас еще март, но скоро выйдет солнце, снег начнет таять. Обнажится земля, из которой полезут зеленые ростки. Воробьи загомонят на деревьях. Лужи на асфальте высохнут, и можно будет надеть туфельки. Как легко в них ногам… Можно идти — быстро‑быстро, бежать. Как приятно — бежать куда‑то. К кому‑то. Сердце бьется — тоже быстро‑быстро. Ну да, сердце живое, оно должно биться. И сколько солнца! Оно греет, от него тепло. Жарко. Солнце словно обнимает своими лучами. Каждого человека. Одиноких людей нет — солнце обнимает всех. Без разбора.

«Какое доброе, оказывается, солнце. Неужели я никогда не увижу солнца, не почувствую его тепла? Не увижу, как опять листва распустится на деревьях? А одуванчики? Они в мае вылезают, их много, много иногда бывает. Я никогда не увижу одуванчиков?! И все без меня будет?..»

Как ни странно, Марго сожалела сейчас именно об одуванчиках, словно в этих незатейливых цветах сконцентрировалось все счастье жизни. Удивительные, простые цветы. Самые‑самые простые, которые даже рвать не жалко. Наоборот, их по весне цвело столь много, что они сами просились в руки. Сколько Марго себя помнила, она всегда бережно относилась к окружающему миру. Не рвала сирени в городских парках, не одобряла, когда ломают березу на Троицу, а вербу — на Пасху… Цветы мать‑и‑мачехи ранние тоже не трогала, тем более что они были занесены в Красную книгу. Но одуванчики! Бесценный и бесплатный дар для всех… Который щедрая природа дала миру. Срывайте их, люди, плетите из них венки, не жалейте, ибо несть числа этим веселым детям солнца, заполнившим мир!

Марго заплакала.

Плакала, укоряя себя, что не замечала красоты этого мира. Мало любовалась им. Мало радовалась солнцу и зелени. А небо! Каким красивым бывает синее‑синее небо, особенно летом… А закаты — розовые, малиновые, золотые?.. А в городе как пахнет… Пусть гарью, автомобильными выхлопами, но это же все равно здорово — дышать. Запах кофеен, свежеиспеченного хлеба, парфюмерии, бытовой химии, краски, гудрона… Столько всего, столько разного — и приятного, и противного, но напоминающего о жизни.

Что смерть? Ну, подумаешь, убьет ее дядя Толя. Не больно, он обещал. Быстрая, легкая смерть. Чего ее бояться? А вот то, что не будет потом солнца, деревьев, цветов, неба, — это ужасно.

Главное, нельзя исправить. Если бы у Марго была возможность, она бы с таким удовольствием, с такой радостью любовалась бы всем тем, привычным, что окружало ее с рождения… Но нет. Не получится. Не увидит солнца. И одуванчика — желтого‑желтого, золотого! — никогда не сорвет, не испачкает рук молочным соком, льющимся из него…

Молочным… Ребенок! Если бы Марго родила тогда, ее ребенку было сейчас… Двадцать три года? Это же взрослый человек. Прекрасный, живой человек, умный, талантливый и красивый. Да, именно умный, талантливый и красивый. А каким еще окажется родной ребенок? Только таким. Самым лучшим в мире.

А она, дура, от него отказалась. Почему думала, что гадость‑гадость‑гадость? Кто сказал? Не может живой человек быть гадостью. Это же чудо. Это же счастье! Одуванчику вон радуешься, а тут прекрасный молодой человек, юноша или девушка. Безумно талантливый. Этот человек, может быть, мир спасет. Сделает гениальное открытие, нарисует дивную картину, отвоюет у смерти чьи‑то жизни…

Марго уже не плакала. Задыхаясь, широко открыв глаза, она глядела сквозь непроницаемую темноту — словно в параллельный мир. В ту реальность, где жила она, другая Марго. Правильная и умная женщина, не натворившая глупостей. И не растратившая жизнь на пустую любовь к чужому мужчине.

* * *

В Видногорске они снимали целый этаж в новом доме.

В одном крыле жила семья Столяровых, в другом временно располагался штаб кандидата в Президенты (главный штаб, конечно, в Москве). На той стороне дома вечно была суета, ходили люди, раздавались телефонные звонки, непрерывно работала офисная техника…

Но и в той части, где жили Столяровы, нередко появлялись посетители — в основном ближний круг отца.

Впрочем, еще с детства Соня привыкла к тому, что ее отец в центре внимания, что он вечно занят чем‑то и редко появляется дома. А если уж появляется, то и здесь его начинают разрывать на части.

…Но в этот раз Соня услышала знакомый голос. Голос своего любимого дяди Вани, младшего брата отца. Дядя Ваня — совсем простой и очень добрый. С ним можно было говорить о чем угодно, он всегда с удовольствием возился с племянниками… Даже странно — уже взрослый мужчина, хороший, положительный, любящий детей, а все один.

Бабушка как‑то говорила, что дядя Ваня — чокнутый. Мало того, что у него дислексия, так он еще, точно одержимый, любит всю жизнь какую‑то женщину, которой до него нет никакого дела.

Безответная любовь на всю жизнь, к одной‑единственной! Соня, когда услышала эту фразу, чуть не умерла от любопытства и жалости к дяде Ване. Что там произошло, кого он любил и почему та женщина не ответила ему взаимностью?!

Спрашивать дядю Ваню в лоб неудобно. Неделикатно как‑то. Соня тогда спросила бабушку. Но бабушка повела себя странно — довольно резко заявила, что не Сониного ума это дело. И папа тоже отказался говорить о дяде‑Ваниной любви. И мама!

Словом, в этой истории какая‑то тайна. Наверное, что‑то страшное или неприличное было в этой тайне, о чем детям знать нельзя. (Когда Соня услышала обо всем этом — еще в средних классах училась.) Ну а сейчас ворошить прошлое неудобно.

Поэтому каждый раз, когда Соня встречалась с дядей Ваней, она вспоминала о его таинственной, неразделенной любви и потому старалась быть особо нежной и доброй к своему несчастному дяде. Ведь ее доброта наверняка поддерживала его и давала дяде Ване сил.