Всемирная история в сплетнях - читать онлайн книгу. Автор: Мария Баганова cтр.№ 37

Наиболее влиятельных «врагов народа», в том числе и Цицерона, решено было устранить немедленно. Головы убитых должны были доставляться триумвирам за награду, которая для свободнорожденного заключалась в деньгах, а для раба — в деньгах и свободе. Всякий, принявший к себе в дом или скрывший осужденного или не разрешивший обыскать свой дом, подлежал смерти. Каждый желающий мог сделать донос на любого и получить за это вознаграждение.

Старый, больной и совершенно павший духом Цицерон ждал убийц на своей вилле у моря. Его слуги и рабы, любившие хозяина, пытались заставить его бежать и, чуть ли не силой погрузив его на носилки, понесли к месту стоянки кораблей. В этот момент нагрянули убийцы во главе с центурионом Гереннием и трибуном Попилием. Оставшиеся в доме рабы отказывались выдавать Цицерона, отвечая, что понятия не имеют, где их хозяин. Лишь один из них, молодой вольноотпущенник по имени Филолог, воспитанием и образованием которого занимался сам же Цицерон, указал убийцам на группу людей, уносящих носилки прочь от виллы. Геренний нагнал беглецов и убил Цицерона. Рассказывают, что старик приказал всем отойти подальше, а сам, отодвинув полог, спокойно ждал убийцу и даже оттянул рукой ворот туники, приказав ему:

— Руби, коли тебя только этому и научили!

Расправившись с оратором, Геренний отрубил ему голову и руки, которыми он написал «Филиппики». Получив эти «дары», Антоний был так рад, что приказал выставить их публично на ораторской трибуне Форума, устроив, по выражению Плутарха, «зрелище, от которого римляне содрогнулись, думая про себя, что видят не лицо Цицерона, а образ души Антония».

Расплатиться за столь жестокую кончину Цицерона пришлось тому вольноотпущеннику, что выдал его. Племянница Марка Туллия лично замучила несчастного, заставив его «помимо других примененных ею страшных мучений, вырезывать по кускам собственное мясо, жарить и есть».

Рим охватили страшное смятение и паника. Убийцы обшаривали дома в Риме, обыскивали храмы, и всю ночь были крики, беготня и рыдания. Началась жестокая охота за людьми.

Аппиан:

«Одни залезали в колодцы, другие — в клоаки для стока нечистот; третьи — в закопченные дымовые трубы под самую крышу; некоторые сидели в глубочайшем молчании под сваленными в кучу черепицами крыши. Боялись не меньше, чем убийц, одни — своих жен и детей, враждебно к ним настроенных, другие — своих вольноотпущенников и рабов, третьи — своих должников или соседей, жаждущих завладеть их поместьями. Прорвалось наружу вдруг все то, что до тех пор таилось внутри; произошла противоестественная перемена с сенаторами и другими людьми: теперь они бросались к ногам своих рабов с рыданиями, называли слугу спасителем и господином. Печальнее всего было, когда и такие унижения не вызывали сострадания. Происходили всевозможные злодеяния, больше, чем это бывает при восстании или взятии города врагом. Толпа грабила дома убитых, причем жажда наживы отвлекала ее сознание от бедствий переживаемого времени. Более благоразумные и умеренные люди онемели от ужаса».

В полной мере оправдались пророческие слова Юлия Цезаря о том, что если он будет убит, то государство ввергнется в ужасы гражданской войны. Многие бежали в войска Брута и Кассия. При Филиппах произошло два сражения, в результате которых Кассий был убит, а Брут покончил с собой. Лепид отошел от дел, Октавиан и Антоний стали хозяевами Римской империи.

Антоний прославился не благодаря своим политическим талантам, а скорее напротив, вследствие своих недостатков в качестве политика. «Простак и тяжелодум» — так называет его Плутарх. Гедонизм Антония, любовь к роскоши, недальновидность вкупе с безудержной смелостью заставили его звезду вспыхнуть ярко и так же быстро закатиться. При разделе империи ему достались страны Азии и Африки, нравы жителей которых вполне отвечали его потребностям.

Плутарх:

«Когда… Антоний переправился в Азию и впервые ощутил вкус тамошних богатств, когда двери его стали осаждать цари, а царицы наперебой старались снискать его благосклонность богатыми дарами и собственной красотою, он отдался во власть прежних страстей… наслаждаясь миром и безмятежным покоем, меж тем как Цезарь [10] в Риме выбивался из сил, измученный гражданскими смутами и войной. Всякие там кифареды Анаксеноры, флейтисты Ксуфы, плясуны Метродоры и целая свора разных азиатских музыкантов, наглостью и гнусным шутовством далеко превосходивших чумной сброд, привезенный из Италии, наводнили и заполонили двор Антония и все настроили на свой лад, всех увлекли за собою — это было совершенно непереносимо! Вся Азия, точно город в знаменитых стихах Софокла, была полна курений сладких, песнопений, стонов, слез. Когда Антоний въезжал в Эфес, впереди выступали женщины, одетые вакханками, мужчины и мальчики в обличии панов и сатиров, весь город был в плюще, в тирсах, повсюду звучали псалтерии, свирели, флейты, и граждане величали Антония Дионисом — Подателем радостей, Источником милосердия».

Погибелью для него, «последней напастью» стала страсть к царице Клеопатре, которая, по мнению древних историков, привела в неистовое волнение многие страсти, до той поры скрытые и недвижимые, и уничтожила все здравые и добрые начала, которые пытались ей противостоять.

Антоний отправил к Клеопатре гонца с приказом явиться к нему и дать ответ на обвинения, которые против нее возводились: говорили, что во время войны царица много помогла убийцам Цезаря и деньгами, и иными средствами. Увидев Клеопатру и познакомившись с ней поближе, гонец сообразил, что такой женщине Антоний ничего дурного не сделает, и принялся убеждать египтянку спокойно ехать к Антонию, «убранством себя изукрасив», и ничего не бояться.

Клеопатра последовала его совету, рассчитывая, что раз даже молодой и неопытной она сумела обольстить Цезаря, то теперь-то, когда ее красота и ум в полном расцвете, она легко сумеет справиться с Антонием. Приготовив щедрые дары, взяв много денег, роскошные наряды и украшения (но главные надежды возлагая на свою прелесть и женские чары), она пустилась в путь.

Плутарх:

«Клеопатра… поплыла… на ладье с вызолоченной кормою, пурпурными парусами и посеребренными веслами, которые двигались под напев флейты, стройно сочетавшийся со свистом свирелей и бряцанием кифар. Царица покоилась под расшитою золотом сенью в уборе Афродиты, какою изображают ее живописцы, а по обе стороны ложа стояли мальчики с опахалами — будто эроты на картинах. Подобным же образом и самые красивые рабыни были переодеты нереидами и харитами и стояли кто у кормовых весел, кто у канатов. Дивные благовония восходили из бесчисленных курильниц и растекались по берегам».

Повсюду разнеслась молва, что сама Афродита шествует навстречу Дионису Антоний послал Клеопатре приглашение к обеду Царица просила его прийти лучше к ней. Желая сразу же показать ей свою обходительность и доброжелательность, Антоний исполнил ее волю. «Пышность убранства, которую он увидел, не поддается описанию, но всего более его поразило обилие огней. Они сверкали и лили свой блеск отовсюду и так затейливо соединялись и сплетались в прямоугольники и круги, что трудно было оторвать взгляд или представить себе зрелище прекраснее».