1937. Русские на Луне - читать онлайн книгу. Автор: Александр Марков cтр.№ 38

Шешель получил возможность чуть-чуть поговорить со Спасаломской. Одновременно им овладела робость. Как было бы хорошо, если бы перерыв продлился подольше или, что еще лучше, неожиданно себя плохо почувствует один из ведущих исполнителей, а поскольку замены ему быстро не найти, дальнейшее представление придется отложить. Но… не стоит желать беды другим. Когда-нибудь тебе тем же отомстят.

— Очень неплохая постановка. Надо предложить Томчину сделать из нее фильм. Затраты небольшие, — говорила Спасаломская, когда они прогуливались по фойе театра.

— Мне тоже здесь нравится, — отвечал Шешель, при этом неясно было, говорит ли он о постановке или об интерьерах театра. «Хоть бы она о спектакле меня спрашивать не стала», — думал он, ведь тогда ему никак не поддержать разговор и максимум, на что он будет способен, — это изредка поддакивать и кивать головой. На осмысленную фразу впечатлений у него не хватит.

— Я совсем не знаю вас, — неожиданно сказала Спасаломская. — Я больше знаю о том человеке, которого вы играете в фильме. Томчин придумал для него целую биографию с датой и местом рождения, где учился, что делал до того, как на Луну полетел, а о вас я почти ничего и не знаю.

— Я о вас тоже почти ничего не знаю, — сказал Шешель. Того, что он прочитал о Спасаломской в справочнике, стало слишком мало для него.

— Расскажу. Потом. Хочу сперва вас послушать.

— Детство ничем не примечательное. Вырос в имении родителей в Самарской губернии, где опытные преподаватели, выписанные моим папой из столиц, смогли-таки втиснуть в мою непутевую голову столько знаний, что их хватило для поступления в политехнический университет. Но его я не закончил, увлекся гонками. На них слишком много времени уходило. Пришлось самому из университета уйти. Еще чуть-чуть, и меня с позором изгнали бы за неуспеваемость. Потом в летной школе учился во Франции. Вскоре после возвращения началась война. Помедли немного, не успел бы в Россию и, вероятно, воевал бы во французских эскадрах, а так вот в российских удалось. Пару раз меня сбили, но поскольку я здесь, то сбивали меня очень удачно. Я тоже кого-то сбивал. Не знаю — повезло ли им так, как мне. Получил несколько государственных наград. Сейчас в длительном отпуске. Вот и все.

— Вы хотите уйти со службы?

— Сложный вопрос. И да и нет.

— Почему?

— Пилотов слишком много. Они остались не у дел, когда воевать стало не с кем.

— Но ведь перед вами открываются хорошие перспективы роста по службе. Я читала о вас в журналах и газетах. Вас считают очень хорошим пилотом.

— Наверное, я устал. Отдохну — решу. Мне надо осмотреться. Понять, чего я хочу. Больше года у меня почти не было времени подумать об этом и выбирать особо не из чего было.

— А кино? Все, кто снимался у Томчина в главных ролях, могут рассчитывать на долгосрочные контракты. Хорошие контракты.

— Мне интересно сниматься, но боюсь, что это не для меня. Этот фильм будет первым и последним.

— Жаль.

— Теперь вы.

— Что я?

— Рассказывайте.

Но как только Спасаломская захотела открыть рот и даже открыла его, чуть обнажив белоснежные зубки, подыскивая первую фразу, а как известно она-то самая сложная и после нее говорить легче, так вот в этот самый момент прозвенел звонок, приглашая зрителей занять свои места в зале.

— Пойдемте, второе действие начинается, — сказала Спасаломская, а заметив разочарование на лице Шешеля, которое тот, как ни старался, скрыть не сумел, добавила: — Я обязательно расскажу вам. Но чуть позже. Ведь это не последний раз, когда мы встречаемся.

Они досмотрели спектакль.

Шешель опять хотел остановить время, и ему казалось, будто он сорвался со склона горы, хочет зацепиться хоть за что-нибудь, но руки соскальзывают с камней, и он падает вниз, а под его ногами уже раскрывается бездна. Не удержать ему время.

Вечер прошел легко и незаметно. О Спасаломской ничего нового он не узнал.

Да и не стала бы она о себе рассказывать. Кому это интересно?

Когда с уставшего лица она снимала грим, у нее иногда едва хватало сил, чтобы самой доехать до дома.

Кожу саднило, она натягивалась, точно стала поменьше и теперь ее не хватает на все лицо. Все это из-за грима. Спасаломская снимала его и вместе с этим становилась сама собой. Ей уже не надо было выглядеть сильной. Ей хотелось отдыхать. Ей было одиноко.

Вернувшись домой, она набирала полную ванну теплой воды, нежилась в ней и пребывала в таком состоянии не менее часа, пока не затихали ноющие от усталости ноги. Дважды она засыпала, положив голову на край ванны, и просыпалась только глубокой ночью, когда кожа уже впитала так много воды, что распухала и покрывалась глубокими морщинами. Она пугалась, что могла во сне соскользнуть вниз, голова ее погрузилась бы в воду и она не заметила бы, как захлебнулась. Какое отвратительное зрелище она будет представлять, когда в дом, обеспокоенный ее отсутствием, вломится Томчин, и, не дай бог, сопровождать его будут полицейские чины.

Она растирала кожу полотенцем, но вода все сочилась и сочилась, точно из пор вытекала. Полотенце становилось тяжелым, его приходилось отжимать. Кожа розовела, разглаживалась.

Город за окном погружался в полудрему. Спасаломская подходила к окну, отодвигала обычно закрытую штору, смотрела вниз на улицу.

Зимой ждала, когда по накатанным на снегу колеям проедет еще одно авто, сверкнув в ночи фарами, как чудовище огненными глазами, пугая одиноких прохожих, но не гналось за ними. Они были не нужны чудовищу. Оно искало кого-то другого, а поднять вверх глаза и посмотреть на окна Спасаломской не могло или не догадывалось. Вот и носилось всю ночь по городу без пользы, а снег заметал на мостовой его следы, поэтому чудовище не понимало, что было уже здесь.

На улицу в этот час Спасаломская не выходила вовсе не оттого, что боялась на глаза чудищу попасться. Сил оставалось лишь доплестись до кровати. Здесь и заканчивался для нее этот вечер, вернее, ночь.

В свет Спасаломская выбиралась крайне редко. Эта жизнь не увлекла ее, показалась пустой, бестолковой. Желание отдохнуть пересиливало желание отправиться на прогулку по городу только из-за того, что на следующий день ей опять предстояло ехать на съемки. Синяки под глазами все равно закроет грим, но не хотелось весь день быть вялой от недосыпания.

Она читала пачки сценариев, в голове путались роли, обо всех новостях узнавала из расспросов знакомых, а о толстых романах, которые любила раньше, приходилось только мечтать, как мечтали героини этих романов о славе и известности. Глупые они.

В комоде под стопками одежд у нее хранилась записная книжка в кожаном переплете, куда она заносила события прожитого дня. Иногда она не вносила в дневник ни единого слова, листала страницы, пробегала по ним глазами, хотела что-то исправить, но если это можно было зачеркнуть на бумаге, то из памяти так просто не удалишь.