Кровавое безумие Восточного фронта - читать онлайн книгу. Автор: Алоис Цвайгер, Хельмут Нойенбуш cтр.№ 36

19 августа 1943 года в дивизионном госпитале скончался унтер-офицер Мельк, 20 августа — фельдфебель Бруне, а 28 августа — обер-фельдфебель Шульц.

Приведенный выше фрагмент составлен на основе дневниковых записей и боевого отчета о сражении за Синявинские высоты.

Глава 8. Прибытие на осадные позиции под Ленинград, с конца августа 1943 по 15 января 1944 года, впечатления от одной ленинградской поездки на санях

При виде открывшейся моему взору потрясающей панорамы города с высот вокруг Красного Села я на мгновение забыл, что являюсь солдатом осадных войск; стало даже как-то больно оттого, что нет возможности осмотреть этот великолепный город. Прежде позолоченные башни и купола теперь были замазаны черной краской, чтобы не привлекать особого внимания немецких артиллеристов. Должно быть, Ленинград отличала своеобразная архитектура, и какая жалость, что столь долгое время это чудо зодчества находилось в блокаде и со всех сторон обстреливалось. О голоде, опустошившем город зимой 1941/42 гг., я узнал только в конце войны. Была хорошо видна значительная часть портовых сооружений с портальными кранами. По правую руку различалось очень большое белое здание, наверняка принадлежавшее какому-нибудь партийному комитету. Слева же на горизонте угадывались острова крепости Кронштадт. На противоположном берегу залива была уже Финляндия. На этом же берегу разместились роскошные царские дворцы Петергофа (Петродворец). Петергоф был почти полностью разрушен во время боевых действий в 1941 году. Однажды мне представилась возможность свершить весьма краткую экскурсию по парку. Я тогда решил поближе подойти со стороны берега к дворцу, вдоль канала, построенного в стиле классицизма, и прошел почти до того места, где он впадает в Финский залив. Но тут меня заметили с того берега и открыли огонь. Назад я пробирался сквозь кустарник.

Вид на Ленинградский порт. На переднем плане набережная с трамвайными вагонами и подбитыми бронемашинами. Вдали виднеется портальный кран (тот самый, на котором засел русский корректировщик артиллерийского огня). Фабричные трубы оборонных предприятий продолжали дымить как ни в чем не бывало, хотя набережная была в наших руках

Широкая набережная была частично заасфальтирована и вела из Ленинграда в Ораниенбаум. Ораниенбаум теперь являлся плацдармом русских, больше известным под названием «Ораниенбаумский котел». Здесь стояли 9-я и 10-я полевые дивизии люфтваффе. На нашем участке набережная была сверху обтянута маскировочной сеткой, мешавшей противнику осуществлять обзор нашей траншейной системы. Пострадавшие от артиллерийского и пулеметного огня трамвайные вагоны да несколько сгоревших тяжелых танков служили напоминанием о наступательных боях осени 1941 года. Ленинград находился в кольце блокады вот уже без малого три года. Беспрепятственное обеспечение города всем необходимым осуществлялось только через дорогу, проложенную прямо по льду Ладожского озера. Основной рубеж дивизии делился на участок фронта, шириной около 12 километров и полосу побережья протяженностью около 24 километров. Позиции 422-го полка протянулись до окраины почти полностью разрушенного пригорода Ленинграда — Урицка. Мотопехотный батальон оборонял участок побережья под названием «Немецкая колония», там в свое время действительно обитали переселенцы из Германии. Система позиций перед Урицком была обустроена наилучшим образом. Землянки для расквартирования личного состава располагались на недосягаемой для неприятеля противоположной стороне склона, выходившей на так называемую северную впадину. Обстрел их был возможен лишь с применением артиллерии навесного огня, то есть минометов и гаубиц. Позже несколько таких землянок были укреплены двумя слоями железнодорожных рельсов. Северная впадина перед нашими землянками представляла заболоченный участок, сплошные ямы с водой. Кое-где можно было перемещаться только по сколоченным из досок решеткам. Землянки кишели клопами и вшами, да вдобавок донимали крысы. Приходилось высоко подвешивать все съестное на проволоке поверх землянки, чтобы ненасытные твари не оставили нас голодными.

Хорошо был виден портальный кран у побережья гавани. С него корректировщик направлял артиллерийский огонь по нашим позициям и тылу. Но мы нашли выход из затруднительного положения: ночью в туман мы выволокли 8,8-см зенитное орудие, из которого потом прямой наводкой обстреляли кран и кабинку крановщика. После этого в нашей деревне стало тихо.

На чердаке многоэтажного жилого дома в Урицке мы оборудовали наблюдательный пункт, где имелась стереотруба. Однажды мне позволили взглянуть через нее на Ленинград. Зрелище, надо сказать, незабываемое — в отдалении дымят трубы оборонных заводов. Я быстро взял лист бумаги и карандаш и набросал панораму города. Но тут же начался артобстрел, и мы вместе с нашими артиллеристами побежали в подвал

Совсем близко от наших позиций располагался двухэтажный жилой дом. На чердаке дома наши артиллеристы посадили корректировщика огня, сняв часть крыши, он через стереотрубу обозревал местность и Ленинград в том числе. Вид оттуда был потрясающий. Мне как связному однажды удалось сделать наброски городского пейзажа через эту самую стереотрубу корректировщика огня. В моем распоряжении было всего несколько минут, потом «иваны» засекли наше «кукушкино гнездо» и открыли по нам артогонь. Пришлось срочно бежать в подвал. Эти наброски я храню и поныне.

Насколько мы могли видеть, наша артиллерия обстреливала только крупные промышленные объекты по ту сторону Невы. Знаменитые постройки в стиле классицизма центральной части города не обстреливались. Однажды командир батальона гауптман Малиновски отправил меня с донесением на КП полка в сторону Красного Села. Я смог воспользоваться единственным в батальоне велосипедом. Когда я возвращался, уже стемнело, дорога, отлого ведущая к нашим береговым позициям, была обстреляна артиллерией русских. И я на полном ходу влетел в свежую воронку от снаряда и, перекувырнувшись, грохнулся на дорогу. На сей раз каска выступила в роли мотоциклетного шлема. Как всегда, везение! Переднее колесо приобрело форму овала, но доехать все же было можно. 15 октября 1943 года мне предоставили две недели отпуска, и с багажом в виде карабина и боеприпасов я отправился на родину. Отъезжали мы со станции Дудергоф-Западный, где, в первую очередь, нас подвергли дезинсекции. В Восточной Пруссии мне вручили знаменитую «посылку от фюрера», полагавшуюся всем солдатам-фронтовикам, — колбаса, сало и так далее. Этот продовольственный пакет выдавался лишь раз, о чем в солдатскую книгу заносилась соответствующая запись. Поездка моя заняла двое суток, за которые я одолел 2 ООО километров до родного Дюссельдорфа.

Две недели отпуска в родительской заботе пролетели незаметно, и мои старики пошли провожать меня на вокзал. Прощание оказалось для всех болезненным, всем нам казалось, что расстаемся мы навеки.