Незаметная вещь - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Панюшкин cтр.№ 17

Теперь жизнь ему нравилась.

У него были планы, надежды. У него была Наташа Топорова, в конце концов. И из-за этого всего он боялся высоты.

Удар был несильный, но ноги как-то подогнулись, и Саша упал на задницу. Он даже не почувствовал боли, только что-то вроде звона в правой ноге. Он сидел и смотрел на эту свою ногу, и все не верил, что она сломалась. Саше казалось, что вот сейчас он встанет и пойдет. Только стопа была неестественно вывернута наружу, и повыше лодыжки над кроссовком торчала из-под кожи кость. А Саша все не верил. К нему подбежала Наташа Топорова и стала бинтовать голову.

– Наташка… я, кажется, ногу… вывихнул, – Саша хотел сказать «сломал», но из какого-то суеверия не смог выговорить этого слова.

Наташа заплакала. Побежала к стоявшим поодаль начальнику корпуса и десантному полковнику, но на полдороге обернулась и крикнула:

– Глупости! Ты бы орал!

Саше совсем не было больно. Ему не было больно, когда тащили в санчасть. Не было больно даже, когда снимали кроссовок и срезали штаны. Больно стало только когда доктор в санчасти вправлял кости и накладывал гипсовую лангету.

– Я скоро буду ходить? – спросил Саша доктора.

– Месяца через два. Только сначала тебе надо сделать операцию. Сейчас поедем в госпиталь.

– Операцию?!! – У Саши аж в глазах потемнело от страха. – Госпиталь?!!

Военный госпиталь был старинным, еще царских времен зданием. Сашу положили в офицерскую палату. Пришел доктор, посмотрел Сашины снимки, покрутил ногу.

– Операцию?!! – спросил Саша, и глаза у него стали круглые, как плошки.

– Лучше, конечно, операцию, – сказал доктор. – Можно, впрочем, попробовать поправить спицами…

– Лучше спицами…

– Не дрейфь, десантура!

На соседней с Сашей койке лежал огромного роста человек, похожий на моржа. У него тоже была сломана нога, но он лежал, совершенно спокойно почитывая журнал. Он был в одних трусах, потому что в палате было жарко. Все тело у него было покрыто старыми шрамами. От пуль, от осколков, от хирургических швов. Это он сказал: «Не дрейфь, десантура» – и продолжал говорить:

– Филонить нельзя никогда, малыш, понимаешь? Вот я взорвался на противопехотной мине, и по всем законам мне должно было оторвать ногу. А знаешь, почему не оторвало?

– Почему?

– Потому что я честно бежал в атаку. Широкими шагами, понимаешь? Быстро бежал. Мина успела мне только ногу задеть. А если б я филонил… Так что ты не филонь. Доктор сказал операцию, значит, операцию.

Доктор улыбнулся:

– Вам-то точно операцию, майор.

– Есть операцию! – тот улыбнулся и приложил огромную лапищу к бритой голове.

– Только сначала мальчика, а потом вас.

Сашу раздели и повезли в операционную.

Он лежал на каталке и трясся. То ли от страха, то ли от холода. Медсестра сделала ему укол, и Саше стало спокойно. Он стал испытывать тихую радость от того, что нога болит, что вот сейчас операцию сделают, что пришла добрая доктор-анестезиолог, усадила на операционный стол и огромной иглой колет в спинной мозг.

Больно опять же не было. Огромная игла с легким щелчком вошла в позвоночник, левая нога рефлекторно дернулась, по всему телу разлилось тепло.

– Что это вы мне укололи? – спросил Саша, пока ему ставили капельницу и надевали кислородную маску.

– Это субдуральный наркоз. Сейчас у тебя нижняя часть тела отнимется.

– Нет, я имею в виду до этого. Что вы мне укололи такого, чтоб я не боялся?

– Вот маленький наркоман, – засмеялась анестезиолог. – Лучше тебе не знать этого вещества, а то станешь искать его в трудную минуту.

Потом пришел доктор, стал оперировать, и Саша тихо обрадовался этому обстоятельству. Доктор сказал, чтобы скорее накладывали жгут. Саша понял, что, значит, он истекает кровью, но совсем не испугался. Потом Саша увидел, что по операционной среди врачей и медсестер ходит какая-то старушка в коричневом пальто, и подумал, что эта старушка может быть смерть. Но тоже не испугался, поскольку галлюцинаторная старушка близко к Саше не подходила.

Потом доктор потрепал Сашу по щеке и сказал, что операция закончена.

– Просыпайся, боец, в реанимацию поедем.

В реанимации Саша пролежал до вечера. Ему вводили что-то через капельницу и кололи обезболивающее. В свою палату Сашу привезли только к ночи. И почти сразу же привезли майора. Майор размахивал руками и улыбался:

– Ну вот, девочки милые, а то что же это! В реанимацию, в реанимацию! Я из-за вашей реанимации ужин пропущу.

Как только медсестры ушли, майор встал и пошел на костылях в туалет. Саша пытался последовать его примеру, но едва опустил оперированную ногу с высокой шины, как страшная боль пронизала его насквозь и в глазах потемнело.

Майор улыбнулся:

– Ну что, боец, больно?

– Больно, конечно.

Но разве ж теперь из-за боли и не поссать как человеку?

Мой дедушка по отцовской линии служил в НКВД. Я не знаю, участвовал ли он в расстрелах, но полагаю, если бы приказали, участвовал бы как миленький. И даже не задавался бы слишком сильно нравственными вопросами типа «как же это? расстрелы?» – стрелял бы просто, и всё. Дедушка был не очень грамотным и всерьез верил во всю эту большевистскую белиберду про врагов народа. Стрелял бы, и вся недолга.

Впрочем, вряд ли кто-нибудь приказывал дедушке расстреливать людей, потому что дедушка служил в НКВД конюхом. И если про гуманность и нравственность, про политику и пропаганду дедушка ничего не понимал, то про лошадей понимал хорошо – знал лошадей, любил и жалел, еще с тех пор как мальчишкой в рязанской деревне работал на конезаводе.

Особенно в конюшнях НКВД дедушка жалел буланого жеребца донской породы, на котором ездил какой-то высокопоставленный майор госбезопасности (чин, насколько я понимаю, равный теперешнему генеральскому). Имени этого майора дедушка мне так и не назвал никогда, даже в старости, когда был пенсионером и подрабатывал дворником в детском садике. Боялся дедушка этого майора до самой смерти. И говорил мне только, что майор этот был зверь.

Майор всегда носил точеные шпоры и в кровь рвал этими шпорами коню бока. Взнуздывать коня майор всегда велел с мундштуком, и мундштуком рвал коню губы. А еще в Туркестане майор пристрастился ездить не с хлыстом обычным, и даже не с нагайкой, а с камчой, в которую вплетены были кусочки железа и которую туркестанские басмачи использовали как холодное оружие, а не затем, чтобы погонять лошадь…

Одним словом, майорский конь каждый вечер приходил в конюшню окровавленным. Дедушка лечил его раны, замазывал какой-то специальной мазью, которую сам изготовлял из йодоформа, навоза и меда. Но раны заживать не успевали. С каждым днем всё больше майор рвал коню губы и всё больше язвил бока. Дедушка хоть и был молодым человеком, но понимал, что под таким седоком добрый донец не проходит и полугода, отправится на колбасу.