Немцы - читать онлайн книгу. Автор: Александр Терехов cтр.№ 64

Точно под ней, на этаж вниз, не спал еще человек. Мужчина в пижаме сосредоточенно ел. Вычищал зубами что-то похожее на арбуз, хотя арбузам еще не сезон. Доел и встал готовить себе следующую еду на плите. Эбергард понял: у мужчины большие планы.

На еще одной кухне Эбергард обнаружил голую женщину. Он не понимал, что она голая, пока, выходя из кухни, женщина не повернулась спиной и он не увидел худую бледную спину и обнаженное раздвоение ягодиц.

Остальные спали. Нет, на последнем этаже, под крышей вышла на свет — в зале — женщина: длинные темные волосы, розовый халат. Походила вперед и назад, словно чтобы заснуть, ей требовалась именно такая подготовка, подошла к подоконнику и в кулаке ее заметался огонек — курить? Нет, зажгла свечку, присела и начала молиться. Крестилась подолгу, потом в каждой комнате, постояв, прижав руки к груди, над теми, кто в комнатах этих спал, — погасила наглухо свет.

Монстр на полторы недели засел на дачу, в неплановый отпуск, оставив и.о. Гуляева, а не свежеутвержденного Хассо, — Гуляев копил почту, не подписывал, на всякий случай, ничего и готовился в трудную минуту в реанимобиле укатить на больничный; старушка из протокольного отдела мэрии и о. Георгий (Кудрявко), помощник депутата Иванова-1, независимо друг от дружки утверждали, что держали в руках распоряжение об увольнении монстра, подписанное мэром, но монстр вернулся с дачи и в среду созвал «общее совещание», на него бежали спотыкаясь: прощаться? (Эбергард спрятался на городском семинаре по размещению политической рекламы), но монстр заслушал по-быстрому «организацию отдыха на водоемах» и «дислокацию бахчевой торговли», с ненавистью посматривая на Гуляева, похвалил Хассо: «стремительно осваивает фронт работ», и раздавил начальницу управления потребительского рынка, но тоже оперативно, — та умно повалилась в обморок, а с утра попросила неделю за свой счет к умирающему отцу и много раз повторяла потом: повезло, что отец в эту неделю и умер, монстра не обманула — он бы не простил!

Секретаршу Хассо привел свою, стареющую и безумную Зинаиду; когда Эбергард звонил: можно соединиться с Хассо? — она который год уточняла: «По телефону?» Теперь (сегодня) она сидела в ужасе и безмолвии, равномерно моргая, как глазок сигнализации, и не знала: узнавать ей Эбергарда или лучше нет, спросить: «А вы договаривались?» — или еще хуже: «Вы как частное лицо или организация? Прием у нас по средам. Запись на следущий месяц в сто двадцать втором кабинете». Заведующая приемной первого заместителя префекта — фигура; времена тортиков, зеленых стольников на день рождения и дружеского поглаживания бедра прошли, вернее, забыты, но — нет, что-то человекообразное, свое, из собственных, тающих от глобального возвышения душевных ресурсов, песчинкой, пипеточной каплей перевесило тарелочку аптекарских весов.

— Зайду спрошу, — страхуясь и смягчая возможный удар, — кажется, к нему кто-то заходил.

И не возвращалась долго, Эбергард уже выкатил и закрепил на лице декорацию: «А ничего и страшного! Я на следующей недельке загляну» — но Зинаида, вынося пустые чашки и ощерившуюся папку с расписанной почтой, показала:

— Проходите, — но с таким видом, что принимают Эбергарда только благодаря ее просьбе и она, дура, простая душа, уже наказана, посему — в последний раз.

Эбергард почуял такую… тоску! — уж лучше бы Хассо его не принял!

Хассо сидел в новом, затейливо посверкивающем легоньком костюме, в бывшем кабинете Кристианыча чем-то благородно и уместно пахло — ожидалось явление монстра на «новоселье». Хассо подчеркнуто вышел из-за стола и сел напротив за приставной столик — ведь ничего не изменилось? А что могло измениться?

Эбергард сиял и читал соответствующие разделы «Азбуки отношений»: потери — Хассо не обнял, не предложил чаю, не повел в комнату отдыха, достижения — но они же не договаривались, первый заместитель префекта очень занят, Эбергард должен понимать, он же свой, Хассо ведь не остался за столом (помахать мог весело рукой: привет! развалиться свободней в кресле в знак высокого доверия — да и остаться как-то вот поближе к важным бумагам и телефонам), не начал ведь с «что там у тебя?» в режиме «буквально одна минута!».

— Давит, — пожаловался Хассо на огромный портрет мэра, схватившегося за подбородок над его рабочим столом, — а вынести не могу. Не поймут. И поменьше попросить не могу — тоже не поймут.

— Будешь надувать щеки? — Пусть и Хассо заглянет в «Азбуку отношений»: Эбергард зашел просто так, главное говорится именно в такие визиты. — Думаешь, надолго?

— Знаешь, у меня голова кругом не идет, — Хассо с затруднением, может, последний раз в жизни, сдулся до естественных размеров, почернел, вытянул руку через стол и включил радио (ага, пещерные люди забивают камнями мамонта, провалившегося в ловчую яму, — каменный век!). — Его же кадры умеют только, — Хассо щипнул воздух пальцами, — и… — двинул в пустоту кулаком. — Всё провалено, еще одну морду мэр ему просто не утвердит. Поэтому — я. Системная биография, из семьи, в городе меня знают, — Хассо как-то потеплел, обнажив некие таящиеся чаяния. — Я не подведу. Работать буду честно. Вытащу, разгребу. Мой интерес — через полгода-год мэр всё равно слетит, и префекты слетят, и начнется какой-то новый раздел, и новым людям потребуются исполнители, рабочие лошади — и лучше я это непонятное время встречу первым замом префекта, чем главой управы, одиннадцать лет просидевшим на одном месте!

— А вытерпишь?

— Знаешь, он, конечно, немного уже пообтерся на хрен, но дело знает не до руды, если ему, блин, лепить горбатого, а не выделывать Дюймовочку по гипотенузе навылет, типа космические корабли бороздят просторы океана, то с ним работать можно, — ответил Хассо на языке, который Эбергард не понимал, и ему казалось: не понимал только он.

— Мужики звонили, говорят: давно не виделись…

— А что, — Хассо, закрыв один глаз, прицелился в календарь, — вот, после коллегии по сносу и реконструкции… И когда-нибудь… В четверг, что ли, часиков около половины восьмого, — время выбирал теперь он, так полагалось, остальные подстроятся.

Хассо не призвал: «Заходи!», не спросил: «Ну, как там у тебя с Гуляевым?», не подарил возвышающих тайных знаний, завтрашних новостей, и Эбергарду показалось: больше они не увидятся один на один, а вчетвером еще раз встретятся, последний (так всегда бывает), и — тоже никогда: другой уровень, меняются телефонные номера, расчищаются «контакты», освобождая места новым, верховным из высшего мира (где свой лунный календарь, правила посевов и опылений), готовя грядки для отборных имензерен, что не умирают, а только дают-дают-дают всходы. И плоды.

Дома — покой и размеренность, ясность, когда кто кого целует и что кому нравится. Улрике стремительно располнела и с удовольствием показывала разбухшую грудь и горестно ощупывала распухающие бока и бедра, страшилась: в Интернете сидела на форумах будущих мамочек, впитывала ужасающие подробности гибели плодов, рожениц и младенцев и непрерывно сдавала анализы; здесь, дома, всё затопили уреоплазмы, хламидиозы, папилломы; они почти не разговаривали, времени и сил оставалось только на обсуждение образцов штукатурки и цвета кафеля для второй туалетной комнаты (сантехника добиралась из Италии, фура на месяц притормозилась на таможне), Улрике обзванивала подруг, намолчавшись за годы внешнего одиночества, за безнадежность: есть «любимый», но про него нельзя рассказать и нельзя показать; Улрике торжествовала: терпела и ждала она не впустую — ее любовь, оказалось, не обманула, судьба жестоко разделяла влюбленных, но — выстояли и преодолели; кричала в телефон: уже два сантиметра, пять сантиметров! — уже бьется сердце! — каждой: «ориентировочный срок родов — четвертое марта, весна, на новоселье!» — и мечтала: три раза в неделю ты будешь приходить пораньше, чтобы посидеть с малышом, пока я сбегаю на фитнес, — не подозревая, как часто (несколько раз в день) Эбергарду хотелось выпрыгнуть с балкона, сорваться и унестись, бренча цепью, без сожаления «всё это» прекратить. Или продолжать всю жизнь. Его охватывал ужас: Улрике не может стать его семьей, семья у него уже есть, а она, эта бывшая красавица, добрая и преданная и чужая ему девушка — нет… И никогда не станет родной, частью его… Они не были вместе юными и молодыми, не были первыми друг у друга, Эбергард не знакомил ее с мамой, как невесту…