Каменный мост - читать онлайн книгу. Автор: Александр Терехов cтр.№ 102

– Нет. Просто хотел проверить.

– И мне ничего не сказали. Сами учили: никому нельзя верить. А что же вы не запросили архив ФСБ? А потому, что знаете – агентов иностранного отдела НКВД не раскрывает. Никогда. Тем более – агентов Второго управления. Я думаю, и вы так думаете, числилась-то она в контрразведке… Только почему вы решили, что мне будет больно… что красивая Тася не только любила многих, но еще и… – И больше не попалось подходящих слов от боли. Ну и что, что с того, что как-то она так действовала на мужчин, никогда не говорила о прошлом, холодна и строга? Все – потеряли ее фотографии, не осталось следа, одна внучка. И та отравилась.

– Я так не думаю, – для самого себя потверже сказал Гольцман. – Ты всех подозреваешь. Ты не высыпаешься. Дай ей возможность обойти все это и прожить… Тася могла и не коснуться.

И я хочу. Я почему-то хочу оставить ее там, где мы ее поселили, выследив и окружив, чтоб не выполняла заданий при признаниях, первых прикосновениях губ и впоследствии на простынях, в спальнях дачных домов, в душных, воровских перерывах между диктовками, роняя стенографические блокноты, прислушиваясь к звукам в приемной, натянуто улыбаясь стареющим женам, украдкой подбирая с пола оторванные пуговки и заново принимая рабочий вид: где мы там остановились?.. чтоб не затрагивала невзначай в разговоре с объектом нужные темы, не заполняла убористым почерком в неделю раз…

– Вспомните анкету. Ее изучили и взяли: больше года – стенографисткой ВЧК. Там ее наши и прихватили покрепче. В Китай не могли послать случайного… Конечно, перерывы на беременности и семейную жизнь, но выскочить она уже не могла. Год – секретарь-референт посольства в Англии, тоже понятно. В издательстве иностранных рабочих она кто?

– Редактор.

– Да? Это она в автобиографии сорок третьего года написала: контрольный редактор. А в партбилете – зав секретной частью. Ясно? Что видим дальше? Мужа – а ведь получается муж! Вендт на допросе назвал ее женой, значит, не всего лишь залетела! – арестовывают, как немецкого шпиона, а ее, – я усмехнулся и покачал головой, словно кто-то мог меня видеть, кроме нее, – ее даже из партии не исключили! Наши ее прикрыли и отвели – зонтики шить… И пригодилась! Литвинова одного бы не отпустили – обиженный, жена-англичанка, мало ли куда вывернет, да еще в сорок первом – готовый премьер-министр свободной России! Петрова же – по всем статьям, Александр Наумович! – спит с «объектом», дети под Рязанью в заложниках, секретарь – все контакты под контролем. Не Литвинов ее у Сталина просил, – все сделала, чтоб мы так думали, – наоборот, достали с фабрики и подставили: да вы же знакомы! вы же вместе работали, в Женеве! помните, Тася? А Литвинов отказаться не мог, хотя все понимал; по голове гладил и косу ей расплетал, вставлял, если мог еще, но все понимал… А потом, кем она там после войны… Замдиректора инокурсов МИДа! Кого вы там готовили, вы должны помнить! Как раз годы, когда послы исполняли обязанности резидентов…

Гольцману словно стало невмоготу, просяще он сказал:

– Я. Не верю. Я тебе не верю.

– А я посмотрел список агентов из советских граждан на связи с резидентурой в Нью-Йорке, чья личность не установлена до сих пор… Так вот, на связи у Семенова в начале сороковых группа: Эврика, Борн, Андреев, а четвертый агент Тася – не наша ли?!

– Они не могли дать ей такой прозрачный псевдоним.

– Вы кому это говорите? А Голоса кто назвал Звуком? А Бухарцева Эмиром? А Уманский – Редактор?

– Я не верю.

– А во что вы верите? В любовь? В воскрешение из мертвых? Во что, кроме правды?! Что швею послали работать секретарем посла в Штаты в тот же месяц, когда ее мужа сослали в Красноярск как сомнительного немца? В Союзе больше не нашлось секретарш с толстой жопой?

– Извините, – пикнуло, загудело, и все пропали.

Татьяна Литвинова, Брайтон, Англия: Из Америки отец приехал постаревший, подобревший, без привычной жестокости. Привез мне немного одежды. Выказывал заботливость, если ехал куда, спрашивал: что купить? Он поселился в Доме правительства в большой квартире под балериной Ольгой Лепешинской с окнами на Кремль. Он, я с мужем и двумя детьми и две домработницы – лейтенанты НКВД. У отца пятидесятиметровый кабинет, маму ждала столь же огромная комната с альковом. Отец спросил, не буду ли я против, если Петрова поживет у нас. Мама давно написала мне про свои открытия, сделанные по пути в Америку. Я ответила: твоя квартира, тебе решать. Мама страшно обижалась, что я так ответила. Но я тогда всего не понимала до конца. Максим Максимович и Петрова так и жили у нас до приезда мамы.

– Вы помните, как выглядела Анастасия Владимировна?

– Казалась строгой партийной дамой. Только в нашей квартире, я видела, она кокетничала с отцом, друг друга похлопывали, пощипывали. Это выглядело пошлыми ужимками.

– С кем она дружила?

– У Петровой не было друзей. Только любовники, сотрудники. И мы.

– Вы думаете, она была связана с НКВД?

– Не знаю, не знаю… Может быть. Но Анастасия Владимировна, конечно, стремилась не к власти, а к отцу… Она очень любила его, искренне… Твердо хотела, чтоб Максим Максимович оставил Айви Вальтеровну и женился на ней. Но он так же твердо этого не хотел.

– Почему?

– Потому что любил маму. В Америке у них произошел разговор, и отец умолял не бросать его. Он очень любил и ценил маму, а она была свободолюбива, у них случались серьезные охлаждения, они сепарировались. Трудно сказать, кто из них прав. В отношениях папы и мамы отсутствовала мелкая светская фальшь, они уважали друг друга. Но Айви Вальтеровна в старости сказала мне: с мужчинами так не поступают, как поступала я.

– Как Максим Максимович на самом деле относился к Петровой?

– Как-то мы с отцом говорили о ней, я привела слова одного английского писателя: если женщина не может быть с одним мужчиной, то ей нужно бесконечно много мужчин. Он сказал: да. И добавил: вообще я не пойму – она институтка или комсомолка.

– И все-таки: рядом с вашим отцом она находилась по заданию НКВД?

– Тогда все могло быть. Но отцу она была предана. И очень горевала, когда он умер. Пришла и сказала: на имя отца в голландском банке лежит двадцать одна тысяча долларов. Напишите заместителю министра иностранных дел, вам надо попробовать получить эти деньги.

– Петрова была несчастна?

– Не знаю. Я просто не задумывалась об этом. Ты много спрашиваешь про Петрову… Но это было не самое страшное. Страшное случилось прежде, до войны, когда Айви Вальтеровна взяла в дом юную девчушку, «ласковое теля», сделала приемной дочерью. Девочка хорошо знала английский, ко всем ластилась, и так потихоньку-потихоньку Максим Максимович начал с ней жить, сошелся, а потом выдал замуж за начальника охраны. Мама сама виновата. Ну кто приводит в дом секс-бомбу?

Щелчок! Гольцман выключил запись и взглянул на нас с Борей с выражением «все свободны»; не выпуская диктофона из обеих рук, он неопределенно сказал: