Бог X - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Ерофеев cтр.№ 31

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Бог X | Автор книги - Виктор Ерофеев

Cтраница 31
читать онлайн книги бесплатно

Использованные прокладки приклеиваются к стенам раздевалок и туалетов. Это демонстрация женских возможностей, красоты отправлений, матриархальных требований, животной выразительности экс-слабого пола.

Правильное отношение к месячным – компас новой жизни. Всем предписано жить в менсстриме.

Дон Жуан

В одной французской книжке я когда-то прочитал философскую реабилитацию Дон Жуана: тот не потому менял женщин, что был развратником, а потому, что ни одна не удовлетворяла его своими человеческими качествами.

Я ходил под впечатлением этой мысли, и этот Дон Жуан был мне близок.

Но в сущности драма Дон Жуана в другом. Будь Донна Анна даже самой совершенной женщиной и умным человеком, Дон Жуан все равно бы не остановился. Его беда в том, что он был развратником, мечтавшем о переменах. После пирожных Донны Анны он потянулся бы к черному хлебу, потом снова к пирожному, и – снова к хлебу.

Месиво

У меня было столько женщин, сколько волос на твоем лобке. Я тебя вырвал с родины, пересадил на гнилое место. Ты пошла на это ради меня. Ты родила мне ребенка, чуть не умерев при этом. Ты была со мной тогда, когда мне было хуево. А я разрешил каким-то сраным моим любовницам смотреть на тебя свысока, смеяться над тобой. Я тебе изменял, врал, ебался хуй знает с кем в семейной кровати. Я превратил тебя в рыдающую спину, сплошную боль. Ты, конечно, сделала кое-какие ошибки, но разве за это так наказывают? Ты исстрадалась до костей. За что? Ты любила меня, как никто.

Мне всегда всего было мало.

Встреча с любовником

Если у твоей жены или любимой девушки появился любовник, обязательно встреться с ним и попроси, чтобы он тебя выебал в жопу. Если выебет, то тогда все будет хорошо.

Писательские жены

Писательские жены – это бульон из кур, которые попали не в свою тарелку.

Нет ни одной писательской жены, которая бы не думала самой стать писателем.

Нет более тщеславных созданий, чем писательские жены. Они отсосали у мужей все тщеславие мира.

Нет более циничных созданий, чем писательские жены. Они знают, чем пахнут носки гениев.

Нет более несчастных созданий, чем писательские жены. Их всегда любят во вторую очередь. Чем лучше писатель, тем несчастней его жена. У великих писателей жены быстро сходят с ума. Они не могут больше жить без гениев, а с гениями они жить совсем не могут. Писатель всегда подчеркнет, что жена у него ничтожество, незаметно подчеркнет или заметно – в зависимости от деликатности, на которую писатель вообще не способен.

Мемуары писательских жен нельзя читать без отвращения.

Любовь к тюрьме

В тюрьму я попал с необыкновенной легкостью. Ворота гостеприимно распахнулись, и пресс-секретарь тюрьмы с улыбкой сказал, что заждались: я опоздал на десять минут. Трехэтажное здание, судя по фасаду, было построено по чертежам какого-нибудь немецкого архитектора в 1783 году, и нынче выглядело мощно и облезло. На входе отобрали паспорт и повели к заместителю начальника по политической части. На редкость любезный, свежий лицом подполковник, по-дружески назвавшийся Андреем, немедленно подарил мне большой памятный значок тюрьмы, сделанный к ее 214-летию.

Он рассказал, что среди 1.300 заключенных 200 страдают туберкулезом и что целый год у них из-за поломки пекарни не было хлеба. В остальном все нормально. В камерах сидят не больше 16 человек, убийцы и бандиты-рецедивисты. Мы прошлись по коридорам. Я запросился поговорить с рецидивистами. По дружескому приказу Андрею дежурный офицер сбегал за ключами, но камеры не открыл.

– Они могут с вами все что угодно сделать.

– Например?

Он не стал приводить примера. Андрей больше не настаивал. Воспитательная работа с заключенными основана на трех принципах: убеждение, принуждение и личный пример.

– Заключенный за время отсидки не разу не ступает по земле, – подчеркнул Андрей.

В этом мне померещилось что-то по-русски метафизическое.

– А прогулки?

– На галерее под самой крышей.

Меня повели в тюремный музей. На стенах – фотографии прославленных заключенных. Ветеран-надсмотрщик Юрий Иванович с нежностью водил указкой по лицам своих заключенных. Это были железные маски – узники, сидевшие в тюрьме в одиночных камерах под номерами: начальник личной охраны Гитлера И.Раттенхубер, главнокомандующий группы армии «Центр» Ф.Шерер, руководители государств Прибалтики, Василий Сталин, певица Лидия Русланова, мистический писатель Даниил Андреев и другие безвинные жертвы режима. Документы 20—30-х годов были уничтожены в сентябре 1941 года, когда фашисты подходили к Москве.

А вот и диссиденты брежневской поры: Анатолий Марченко, Владимир Буковский, Натан Щаранский. На полках с уважением были выставлены их книги.

– Я тоже знаю Буковского, – похвастался я. – Я пил с ним красное французское вино всю ночь у него дома в Кембридже.

– Где-где? – переспросил отставник.

– Очень много выпили, – добавил я.

Юрий Иванович подробно рассказывал, как он диссидентов лично «перевоспитывал». Он гордился знакомством с ними, но с обидой заметил, что они в мемуарах недобрым словом отозвались о тюрьме.

Зато тюремная библиотекарша, полнотелая блондинка Ирина, которая могла бы своими размерами озадачить даже Кустодиева, имела противоположное мнение. Она показала мне на мои книги, томящиеся в тюремной библиотеке и по случаю моего приезда выставленные на особом алтаре, и призналась:

– Когда я ухожу в отпуск, я скучаю по тюрьме. По ее особой атмосфере. Они мне все родные, охранники и заключенные.

– Меня осудили за убийство, которое я не совершал, – сказал ее молодой помощник в серой униформе. Помогите мне выбраться отсюда. Я пишу стихи.

Я взял стихи.

– Как вас зовут?

– Сережа.

Меня неожиданно ввели в просторный, душный зал. Там сидели примерно 300 заключенных в серых униформах в ожидании моего выступления.

– Здравствуйте! – выкрикнул командир. Аудитория покорно, но медленно встала.

– Вы меня не предупредили, – тихо обратился я к офицерам, краснея впервые за многие годы.

– Скажите им что-нибудь о надежде. Вы же писатель, вам есть что сказать.

В меня уперлись 600 глубоко впалых глазах. В своем пиджаке от Хуго Босса я почувствовал себя полным идиотом.

Я рассказал им всем о надежде.

Страна неконтролируемых запахов

Говоря о Владимирском Централе, я забыл сказать, что тюрьма имеет свой особый запах, который, может быть, страшнее всего: запахи не забываются. Это запах принудительной чистоты, плохой еды, непромытого, отчаявшегося человеческого тела (баня раз в 10 дней). Вообще же в России на редкость равнодушно относятся к дурным запахам, воспринимая их как неизбежность. В том же Владимире есть Американский дом, где молодые американские преподаватели учат местное население английскому языку. Войдя в классную комнату, я поразился резкому запаху пота:

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию