Дом, в котором… Том 2. Шакалиный восьмидневник - читать онлайн книгу. Автор: Мариам Петросян cтр.№ 22

– Вы уверены? – только и спросил он, когда женщина иссякла. Чисто из вежливости.

– Еще бы! Кто угодно был бы уверен, окажись он на моем месте!

И она разразилась списком доказательств, в котором главное место занимали ее младшие детки – эти маленькие пираньи, которые «никому не дадут солгать».

– Скажите дяде, правду ли говорит мама?

Правдолюбцы, пинавшие и щипавшие друг друга у нее за спиной, ненадолго прервали это занятие и закивали.

– А еще за ним везде бродят лысые, – доложил мальчишка. – Совсем сумасшедшие. Писают у нас в подъезде и так и будут приходить, пока мы его не уберем. Или пока нас не выселят.

Акула изумленно вытаращился, но переспрашивать не стал. Должно быть, младший сын в своей любви к правде немного перешел границы, потому что мамочка отвесила ему подзатыльник, и он замолчал.

– Мы приличные люди, знаете ли! Выдумывать не станем, – сообщила она. – У меня в семье никаких таких отклонений не было.

Мужчина виновато съежился. Вероятно, у него в семье отклонения были.

– Мы водили его к специалистам, – женщина приложила платок к уголку глаза. – А он делал вид, что с ним все в порядке. И выставлял нас дураками. Один раз нам даже порекомендовали лечиться самим! Это было так унизительно! Что я пережила!

Хрум, шмыг, хлюп…

Акула почесал в затылке.

– Не знаю, чем мы можем помочь. Здесь интернат для детей-инвалидов. Думаю, вам лучше обратиться…

– У него эпилепсия с десяти лет, – перебила женщина. – Невыносимое зрелище. Совершенно невыносимое. Это вам не подойдет?

– Поймите, это совсем другая область.

Дальше я слушать не стал. И так все было ясно. Дирекция выкачает деньги на благотворительность и примет новенького. В Доме полно здоровых, у которых в бумагах значатся страшные вещи. И таких, у кого записано не то, что есть на самом деле. Это было совсем не интересно. Красный все еще стоял у стены. Теперь я понял, почему он такой особенный. Я подкатил к нему.

– Просись в четвертую. У нас нет телевизоров, и никогда не было. А кошки приходят только зимой, и даже если ты сведешь с ума парочку, никто не станет скандалить. Понимаешь?

Он смотрел не моргая. Ответа я не дождался. Решив, что сделал все, что мог, я кивнул ему и отъехал. Потом обернулся – он не смотрел мне вслед. Он думал. Я рекордно быстро въехал на второй, домчался до спальни и, выманив в коридор Сфинкса, рассказал ему все. Потом съездил с ним на первый и издали показал красного.

Сфинкс поморщился:

– Выдумки истеричной мамаши. А ты прямо всему готов верить, что тебе ни скажи.

Я не стал спорить. Сказал только:

– Мамаша не в себе. Это факт. Но на такие истории у нее не хватило бы фантазии.

Мы подошли поближе. Через некоторое время рыхлая семейка вывалилась в коридор. Оттуда, где мы стояли, их не было слышно, но все это мы слышали и видели миллион раз. Менялись только декорации. И те незаметно. Женщина-танк подплыла к нему, погладила по голове, пошевелила красными губами и отошла. Мужчина сунул ему что-то в карман. Наверное, деньги. Девчонка смотрела только на нас, а любимый поросенок жевал резинку и выдувал пузыри, которые лопались, облепляя его пятачок прозрачной пленкой. Он сдирал ее ногтями и совал обратно в рот. Наконец они ушли, а мы вернулись в спальню.

Его привели через час. Лично Акула. Пришлось выслушать все, что Акула имел сказать по поводу тесноты в других группах, а также по поводу дружбы, которая должна царить среди обделенных судьбой. Наговорившись, он отчалил.

Красный все это время смотрел в пол. А мы – на него. Вельветовая куртка была ему велика, а свитер под ней – мал. Он стоял чуть косолапо, и, кроме веснушек, на нем мало что можно было разглядеть. Глаза непонятного цвета, в крапинку, как продолжение веснушчатого лица. И обгрызанные ногти. Он был ужасно спокойный, какими не бывают, не должны быть те, кого только что привели. Это его спокойствие понравилось всем. Я ни на кого не смотрел, но чуял, что это так. И радовался за него.

– Эпилептик, – проворчал Лорд. – Только этого нам не хватало для полного счастья. Чтобы кто-то тут бился в припадках.

– Не утрируй, – сказал ему Волк. – Вспомни себя в первый день. Куда там трем эпилептикам.

– Спокойный ребенок, – отметил Горбач. – Даже, можно сказать, симпатичный. Я бы взял.

Пока его обсуждали, Красный смотрел в пол, а лицо у него было отрешенное, как у Слепого, когда тот слушает музыку. Я не участвовал в обсуждении. Я один знал, что он такое. Он был дракон, он был красный – сказочный человек из другой жизни, потому что просто так, ни с того ни с сего в пираньих семьях не появляются грустные люди с умными глазами, о которых рассказывают небылицы. Я беспокоился только из-за Сфинкса. Мне казалось, что его знаменитая проницательность куда-то пропала.

Сфинкс подошел к нему.

– Ты останешься здесь, только если мы этого захотим, – сказал он. – Получишь кличку и станешь одним из нас. Но только если мы захотим.

Я сразу успокоился. Сфинкс не имел привычки объяснять новичкам такие вещи. И вообще пускаться в объяснения. Значит, он тоже что-то почуял. Только не захотел признаваться.

Красный посмотрел на него:

– Тогда захоти, пожалуйста, – ответил он. – И я останусь. – Он сказал «захоти» – как будто знал, что именно Сфинкс решает, кому у нас оставаться, а кому уходить. – Я очень устал, – добавил он. – Правда, очень устал.

Он говорил не о нас, а о чем-то, что было раньше.

– Хорошо, – согласился Сфинкс. – Мы примем тебя. Только поклянись, что не будешь взрывать аппаратуру, вызывать грозу, летать на метле и превращаться в зверей.

Стая захихикала над шуткой, которая вовсе ею не была.

– Я ничего из этого не умею, – серьезно сказал новичок. – Но я понял тебя, и если так надо, то я клянусь.

Стая опять развеселилась. Одному мне не было смешно. Так у нас появился Македонский.

Новичок – это всегда событие. Они совсем-совсем другие. На них интересно даже просто смотреть. Смотреть и видеть, как они понемногу меняются, как Дом засасывает их, делая своей частью. Многие терпеть не могут новичков, потому что с ними много возни, но я, например, их люблю. Люблю наблюдать за ними, люблю расспрашивать и дурачить, люблю странные запахи, которые они приносят с собой, и много всего еще, что не объяснишь словами. Там, где есть новичок, скучно не бывает.

Так было с Лордом и со всеми, кто был до него, – вообще со всеми, кого я помнил. А с Македонским – нет. Он пришел как будто и не снаружи – еще более здешний, чем мы сами, с тенью решеток на лице, с голосом тихим, как шелест дождя, с воспоминаниями о каждом из нас, – словно родился здесь и вырос, впитав все цвета и запахи. Самый здешний из всех, кого я встречал. Он сдержал свое слово и не делал ничего такого, чего не делали бы остальные. Он был даже слишком тихим. Вот только иногда закатывался, ломая и круша все вокруг, но это случалось редко.