Поцелуй женщины-паука - читать онлайн книгу. Автор: Мануэль Пуиг cтр.№ 11

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Поцелуй женщины-паука | Автор книги - Мануэль Пуиг

Cтраница 11
читать онлайн книги бесплатно

— Где ты видел этот фильм?

— Здесь, в Буэнос-Айресе, в районе Бельграно.

— Раньше показывали нацистские фильмы?

— Да, во время войны — я был совсем маленьким — шли пропагандистские фильмы. Я, правда, смотрел позднее, их потом продолжали крутить.

— В каком кинотеатре?

— Был один такой, совсем маленький, он стоял в немецкой части Бельграно — знаешь, там много больших особняков и садов, не в тех кварталах, что выходят к реке, а в тех, что примыкают к Вилья Уркиса, помнишь? Пару лет назад его снесли. Мой дом прямо там, среди самых бедных.

— Ну и что дальше?

— Да. Потом мы оказываемся в шикарном театре в центре Парижа, интерьеры великолепны, все обито темным бархатом, хромированные колонны в ложах и на лестницах, балюстрады тоже сверкают хромом. Это знаменитый мюзик-холл; вот начинается номер, в котором участвуют несколько танцовщиц, у них восхитительные точеные фигурки; лица у девушек с одного бока покрашены в черный цвет, они выходят на сцену, держа друг дружку за талию, и, когда камера останавливается на них, они похожи на негритянок в юбочках, сделанных из пальмовых листьев. Кроме коротких юбок, на них ничего нет. И вот бьют тарелки, девушки поворачиваются, мы видим, что с другой стороны они белые, и вместо листьев на них маленькие оборки и больше ничего, а трусики расшиты стразами, создающими замысловатый орнамент.

— А что такое стразы?

— Неужели ты не знаешь?

— Не знаю.

— Они сейчас снова в моде, похожи на бриллианты, но на самом деле ничего не стоят, просто блестящие кусочки стекла. Ими часто украшают костюмы.

— Ладно, не отвлекайся, что дальше?

— Когда номер танцовщиц заканчивается, сцена погружается во мрак, пока наконец сверху не начинает, словно туман, литься свет, в котором появляется божественный силуэт женщины, она высокая, с отличной фигурой, и, хотя очертания пока расплывчаты, она все четче вырисовывается из темноты, потому что идет к зрителям сквозь свисающие с потолка тюлевые завесы, и с каждой секундой мы видим ее все лучше и лучше. На ней серебристое платье из парчи, очень обтягивающее. Это самая прекрасная женщина, какую ты только можешь себе представить. И она поет, сначала на французском, потом на немецком. Кажется, будто она висит высоко над сценой, но вдруг у нее под ногами прямой линией вспыхивает луч, и она опускается немного ниже. И с каждым шагом — бац! — все новая вспышка, и через некоторое время на сцене видны горизонтальные светящиеся полосы — это ступеньки, которые до того были нам не видны. А в одной из лож сидит молодой немецкий офицер, не такой молодой, как тот, что был в мясной лавке, но такой же симпатичный.

— Блондин?

— Да, а она брюнетка. У нее удивительно белая кожа, но жгуче-черные волосы.

— А фигура? Она фигуристая или тощая?

— Почему тощая? Она очень высокая, с отличной фигурой, но не с пышными формами, потому что тогда в моде был высокий изящный силуэт. И пока она отвешивает поклоны, раза два ее глаза встречаются с глазами немецкого офицера. Потом, в гримерке, она обнаруживает роскошный букет, но без записки. В это время одна из певичек-блондинок — сразу видно, что француженка, — стучится в дверь. О, я забыл сказать, что она пела какую-то очень странную песню, каждый раз, когда вспоминаю эту сцену, мне становится не по себе, потому что во время номера она смотрела куда-то в глубь зала, в черноту, и у нее было грустное лицо; ты не поверишь, но казалось, будто она чем-то напугана, но в то же время не делает ничего, чтобы защитить себя, будто отдается на произвол судьбы.

— И что она пела?

— Не знаю, наверняка что-нибудь о любви. Но этот момент очень запоминающийся. Так вот, одна из певичек заходит к ней в гримерку, такая радостная, и рассказывает, что с ней приключилось, — она хочет, чтобы первой об этом узнала женщина, которой она искренне восхищается. Девушка говорит, что у нее будет ребенок. И певица, которую зовут Лени (никогда не забуду этого имени), явно встревожена новостью, потому что знает: та не замужем. Но девушка рассеивает тревогу: отец ребенка — немецкий офицер, он ее очень любит, и они как раз собираются пожениться. И тут ее лицо тускнеет, и она говорит, что опасается совсем другого. Лени спрашивает, чего же именно, но та отнекивается — ничего, пустяки — и уходит. Лени остается в комнате одна и размышляет, могла бы она полюбить человека, который пришел в ее страну как завоеватель… И вот она сидит, думает… И в какой-то момент она наконец замечает цветы, которые ей принесли, и спрашивает служанку, что это за букет, и выясняется: его доставили в Париж специально из немецких Альп, и стоит он безумных денег. В это время девушка-певичка идет по Парижу, на улице ночь, очень темно — все-таки война. Она поднимает голову и видит, что на верхнем этаже одного из старых домов горит свет, и ее лицо озаряет улыбка. У девушки старинные часы в виде броши на платье, она смотрит на них — часы показывают почти полночь. И тут окно, в котором горит свет, распахивается, из него высовывается молодой лейтенант, которого мы видели в начале фильма, он улыбается ей, он влюблен по уши, он кидает ей ключ, тот падает на середину улицы. Она хочет подобрать его. Но с самого начала, как только показали эту улицу, там шевельнулась какая-то тень. Нет, не так… Рядом припаркована машина, и в темноте с трудом можно разглядеть, что в ней кто-то прячется. Нет! Всё, вспомнил! Пока девушка идет по улице, кажется, будто за ней кто-то следит, слышны какие-то странные шаги — сначала шаг, а потом какой-то странный стук.

— Хромой.

— Точно, появляется хромой, он замечает, что невдалеке останавливается машина, а в ней сидит тот косоглазый, с лицом убийцы. Хромой садится в автомобиль и дает водителю сигнал, двигатель ревет. И когда девушка выходит на середину узенькой улочки и наклоняется, чтобы поднять ключ, машина мчится на нее и сбивает. А потом несется дальше, пока не растворяется в темноте пустынного квартала. Молодой офицер, который видит всю эту сцену из окна, в отчаянии бежит вниз. Девушка еще жива и стонет, он берет ее на руки, а она хочет ему что-то сказать. Слова можно разобрать с трудом, она говорит, чтобы он не волновался, что ребенок родится здоровым и отец будет им гордиться. В этот момент ее глаза стекленеют, она умирает. Ну, как тебе?

— Пока не знаю. Рассказывай дальше.

— Ладно. Затем, на следующее утро, немецкая полиция вызывает Лени, чтобы она дала показания, они знают, что погибшая девушка была ее подругой. Но Лени ничего не знает, кроме того, что та была влюблена в немецкого лейтенанта, вот и все. Ей не верят и задерживают на несколько часов, но ведь она известная певица, и голос по телефону приказывает полицейским отпустить ее под надзор, чтобы она нынче могла выступать в театре, как и прежде. Лени напугана, но вечером опять поет и, когда возвращается в гримерку, снова находит альпийские цветы. Она начинает искать визитную карточку, и тут мужской голос говорит, что искать необязательно, потому что на этот раз он принес цветы лично. Она в испуге оборачивается. Это немецкий офицер высокого чина, но довольно молодой; красавец — прямо загляденье, ты даже не представляешь. Она спрашивает, кто он, но сама уже поняла: это тот, кого она видела накануне в ложе. Он говорит, что здесь, в Париже, возглавляет контрразведку и пришел, чтобы лично принести извинения за те неудобства, что ей пришлось испытать утром. Она спрашивает, правда ли, что эти цветы из его страны, и он отвечает, что да, они из Верхнего Палатината, [5] он там родился, в местечке на берегу чудесного озера, раскинувшегося между заснеженными вершинами. Но я забыл кое-что: он не в форме, на нем фрак, и он приглашает ее поужинать после выступления в маленьком и самом лучшем кабаре Парижа. Там играет оркестр чернокожих музыкантов, и в зале так темно, что людей почти не видно — всего лишь один луч света пробивается сквозь наполненный дымом воздух и освещает оркестрантов. Там играют джаз, старый негритянский джаз. Он спрашивает, почему ее зовут Лени, ведь это немецкое имя, в то время как фамилия у нее французская — я сейчас уже не помню какая. И она говорит, что родом из Эльзаса, который находится на самой границе и над которым когда-то уже развевался немецкий флаг. И рассказывает, что ее воспитывали в любви к Франции, что она желает своей стране только самого лучшего и не знает, может ли помочь ее родине немецкая оккупация. Он говорит, что ни минуты не сомневается в том, что долг Германии — избавить Европу от истинных врагов, которые зачастую прячут свои преступления под личиной патриотизма. Он заказывает что-то вроде немецкого бренди, а она просит шотландское виски, и кажется, будто делает это специально, желая уязвить его. Просто ей неловко в его присутствии; она отпивает совсем чуть-чуть, говорит, что устала, и позволяет отвезти себя домой в потрясающе красивом лимузине с шофером и так далее. Они останавливаются напротив ее дома, довольно симпатичного, и она в шутку спрашивает, нет ли у него в планах вызвать ее на допрос в ближайшие дни. Он говорит, что у него и в мыслях такого не было и с чего она вообще это взяла. Она выходит из машины, а он на прощание целует ей руку в перчатке. Женщина непроницаема, холодна как лед. Он спрашивает, живет ли она одна и не страшно ли ей. Лени отвечает, что нет — в саду, в сторожке живет старый садовник с женой. Но когда она поворачивается, чтобы идти к дому, то замечает тень в окне верхнего этажа, которая тотчас же исчезает. Мурашки бегут у нее по коже, а он ничего не замечает, он зачарован ее красотой, и она говорит: да, ей немного страшно сегодня оставаться одной, и просит увезти ее отсюда. И тогда они едут к нему, у него очень странный дом: абсолютно белые стены, на которых нет картин, высокие потолки, мебель практически отсутствует, а та, что имеется, вся какая-то темная, похожая на упаковочные коробки, хотя видно, что очень дорогая, но все равно в комнатах как-то пусто. На окнах белые шифоновые занавески, в доме несколько статуй из белого мрамора, очень современных — фигуры мужчин, очень красивых. Он приказывает мажордому, который как-то странно косится на Лени, приготовить гостевую комнату. Спрашивает, не хочет ли она выпить бокал шампанского, самого лучшего французского шампанского, ведь это словно кровь нации, которая рождена ее землей. Играет чудесная музыка, и она говорит, что в его стране ей нравится лишь музыка. В огромное створчатое окно влетает свежий ветер, раздувая занавески из шифона, так что они кажутся привидениями, и единственное освещение — свечи — гаснет. Теперь героев освещает лишь лунный свет, в этом свете Лени в своем белом облегающем платье похожа на статую, на древнегреческую амфору, правда, бедра у Лени не слишком широкие, белый платок — он спадает до самого пола — не приминает ей волосы, а лишь обрамляет их. Офицер говорит, что она божественна в своей неземной красоте и, конечно, благородстве. От его слов она чуть вздрагивает, ее охватывает тревожное предчувствие, она почти уверена: в ее жизни произойдут важные события, почти наверняка с трагическим финалом. Ее рука дрожит, она роняет на пол бокал, и хрусталь разлетается на тысячу маленьких осколков. Она похожа на богиню и в то же время необычайно хрупка, как всякая женщина, дрожащая от страха. Он берет ее за руку и спрашивает, не холодно ли ей. Лени отвечает, что нет. Музыка начинает играть очень громко, скрипки звучат необычайно величаво, и она спрашивает, что это за мелодия. Он признается, что это его любимое произведение, и говорит: скрипки здесь похожи на волны немецкой реки, посылаемые неким человеком-богом, который на самом деле просто человек, но любовь к своей стране сделала его божественно неуязвимым, и теперь он не знает страха. Музыка уводит куда-то далеко, в глазах его появляются слезы. И в этом вся прелесть сцены: видя, как он слушает музыку, она понимает, что у него тоже есть чувства, как и у остальных людей, хотя он кажется неуязвимым, словно бог. Он пытается спрятать свои эмоции и отворачивается к окну. Над Парижем висит полная луна, земля вокруг дома словно покрыта серебром, черные силуэты деревьев на фоне серого неба — не синего, потому что фильм черно-белый. Белый фонтан с жасмином вокруг, цветы тоже кажутся серебряно-белыми. Нам показывают Лени крупным планом, на ее лицо падает тень, оно в некоем божественном сумраке, и слеза скатывается по ее щеке. Потом она уже не так заметна, но вначале, когда слезинка только начинает сбегать вниз, она блестит в темноте, словно бриллиант в ожерелье Лени. Затем мы вновь видим посеребренный сад, но на этот раз, благодаря волшебной силе кино, видим его сверху, с высоты птичьего полета, мы поднимаемся все выше и выше, сад становится все меньше и меньше, и вот белый фонтан уже похож на… безе, створчатое окно тоже, все вокруг смахивает на маленькие безешки, как в сказках, где едят маленькие домики, сделанные из сладостей, и жаль, что мы не видим героев фильма, потому что они напомнили бы нам двух кукол. Ну, как тебе?

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию