Если очень долго падать, можно выбраться наверх - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Фаринья cтр.№ 53

— Быстро, Папс, у нас нет времени.

— Боже, что еще?

— Некогда болтать, пошли, рис и все остальное я уже купил.

— Рис?

— Свадьба, старик.

От этого слова у него мерзко закружилась голова. Скользя мимо органов чувств, больничные стены валились прямиком в безумие.

— Вы с Джек, старик, нет, только не это, она же лесби.

— Утихни, Папс.

— Мне плохо.

Хефф усадил его на каталку и повез к выходу.

— Это английская цаца, как ее там? Памела.

— Уотсон-Мэй?

— Ага, мы уже опаздываем. Джек взяла у Фицгора «импалу».

Гноссос тер пальцами глаза и так в кресле выкатился через викторианские двери на яркое солнце. Машина с опущенным верхом стояла у обочины, Джек впихнула его внутрь, улыбаясь и ни о чем не спрашивая. Когда они отъехали, он жалобным голосом произнес:

— Сумасшедшая сука. Сказала мне, что Симон отравился выхлопом.

— Так и есть, старик. — Хефф с переднего сиденья. — Это уже другой.

— Другой?

— А ты не слыхал? Фицгор разве не говорил?

— Кто, черт побери?

— Моджо.

Услыхав это имя, он мягко повторил его в пространство рядом с собой — так, словно там сидел еще один Гноссос:

— Моджо.

— Насколько я знаю, он хотел, чтобы ты был у него шафером, но тебя не смогли найти.

— Моджо?

— Пришлось брать этого мальчика Хипа. — Они повернули на Авеню Академа. — Давай, Джек, быстрее, уже началось, наверное.

Гноссос закрыл полувоспаленные, тяжелые от стыда глаза, сполз вниз по кожезаменителю сиденья и приставил палец к виску, словно «смит-и-вессон» 38-го калибра. Но прежде чем спустить курок, он успел подумать о том, что

сорванные лепестки иначе

звались бы сбитыми.

Еще одна не любит.

Бах.

Ага, ура, счастливая пара. Как сойти с ума посредством прагматического метода.

И снова бах.

Чтоб уж наверняка. Осторожность не повредит, пули, говорят, застревают в безобидных комках малоизвестной ткани, в волокнах, прилаженных к жизненным венам и артериям. Нельзя же ходить со свинцовой болванкой в виске, как с пломбой в гнилом зубе. Ба-бах. Бабах-бах. Сколько — шесть, семь? Только не нарушать единство.

У самой вершины холма «Импала» свернула на широкую подъездную дорожку, дернулась и остановилась прямо перед университетской готикой Копролит-холла. Джек выключила мотор, и до них донеслись звуки электрической фисгармонии: диссонансы Шенберга, от металлических квинт, дребезжали витражи. Яркое солнце окутано дымкой, а на свежескошенном газоне проталкиваются сквозь траву остроголовые жонкилии и крокусы. Кучки любопытных студентов, очевидно, предупрежденных заранее, собрались под деревьями поглазеть на свежеиспеченных жениха с невестой, хоть мельком бросить взгляд на целую эпоху в жизни смертных. Но все, похоже, закончилось. Микроавтобус ждет у обочины, словно запоздалое механическое озарение сонного ума Моджо. Шрамы от хлыста замазаны красным графитом, крылья и фары убраны белыми розами и серебряными колокольчиками — и вот в дверях часовни появилась счастливая пара.

Их сопровождал сияющий монсиньор Путти и полдюжины зомби. Перед внутренним взором Гноссоса тут же встала арка из скрещенных пастушьих кнутов.

— Ну что за черт, — сказала Джек, — опоздали.

— У меня есть чечевица, — Хефф, — если вам рис не катит.

Гноссос переводил взгляд с одной на другого и инстиктивно, но безошибочно ловил поток агрессивных импульсов.

— А камней у тебя нет?

— Горько, — равнодушно сказала Джек, — куда уж горче.

Все вдруг затаили дыхание: шествие приблизилось к машине, и Памела в шелковом платье цвета слоновой кости высвободила из-под кружев руку. В пальцах зажат букетик зверобоя, уже готовый к полету. Защелкали вспышки. Памела замерла — и подбросила цветы в воздух. Общее одобрительное «Ооооооо», букет поднимается все выше и выше, как в замедленной съемке, выписывает дугу над пучками жадных пальцев, плывет в теплом бризе — и падает прямо в открытую «импалу». К ужасу Гноссоса цветы плюхаются ему на колени, оторванные лепестки разлетаются, словно крылья бабочек.

— Ааахх, — поставила свою подпись толпа.

Памела его узнала. Она шепнула что-то Моджо, помахала, бессмысленно хихикнула, затем повернулась и заспешила дальше. Хип в шоферской фуражке нес за ней шлейф. На удивление ловко, ничего не перепутав, он усадил всех в автобус и надавил на клаксон. Несколько человек захлопали в ладоши, задребезжали жестянки, Хеффаламп, пожав плечами, швырнул куда-то свою чечевицу, и микроавтобус медленно отъехал от обочины. На углу его встретили два университетских полицейских мотоциклиста из ведомства проктора Джакана и под вопли сирен повели вниз с холма.

Гноссос глупо таращился на букетик зверобоя. Какая-то сахарная тошнота обволокла все его органы чувств, словно он наелся леденцов и заварного крема, одновременно разглядывая неприличные открытки. Толпа на газоне по-прежнему махала руками, Джек с Хеффом обернулись и одновременно произнесли:

— Куда, страдалец?

Он вздохнул и закрыл глаза. Что тут скажешь?

— На свежий воздух, детки. Надо прочистить трубы.

— Может в «Снежинку»? — Джек. Он раздавил бы ее взглядом, если б смог.

Когда они ехали вдоль ручья Гарпий, Хефф, наконец, присвистнул и сказал:

— Столько денег. Ух.

— Подумать только. — Джек нажала на газ. — Без «Юнивака» не обойдешься.

Целую минуту они молчали. Потом Гноссос спросил:

— Каких денег?

— И речи быть не может, если дать себе труд хоть чуть-чуть подумать.

— Машина вписывалась в поворот, верх открыт, и она ничего не слышала.

Гноссос с увлечением запихивал в рюкзак цветы, волосы трепало ветром.

— Каких денег? — опять спросил он, на этот раз — громче.

— Просто жуть, — сказал Хефф — он тоже ни черта не слышал. — Только бабки его и удержат, да и то ненадолго. Доволен, как слон.

— Куда они едут? — спросила Джек.

— Фицгор говорит, в Монако, — ответил Хефф, Гноссос тем временем стонал и лупил себя по коленкам. — Никаких заморочек с налогами, близко от границ, Швейцария под боком, отсидеться в горах, если что, и так далее.

Гноссос пригасил раздражение, дождался, когда Джек притормозит перед поворотом, затем сунул голову как раз между ними и заорал:

— Каких денег, чертподери?!

Хефф оглянулся.