Звезда в оранжевом комбинезоне - читать онлайн книгу. Автор: Катрин Панколь cтр.№ 36

Филипп поговорил с Гаэтаном. Его убедить было проще: он, понурив голову, согласился вернуться в Париж. Казалось, ему принес облегчение такой поворот событий. Словно бы эта свадьба, став из интернетной фантазии реальностью, оказалась для него слишком тяжелым грузом.

Но Зоэ не желала ничего слышать.

Жозефина не сводила глаз с Зоэ, словно ласкала ее взглядом, и думала: «Я нашла ее, вот она, передо мной». И как бы невзначай касалась пальцем ее руки, чтобы убедиться, что она рядом, брала ее за руку, гладила и ощупывала, закладывала ей прядь волос за ухо, не в силах сдержать бессмысленную улыбку.

– Ты меня не слушаешь! – сердилась Зоэ.

– Я думала, что умру. Дай мне хоть дух перевести!

– Я хочу жить с Гаэтаном. Я остаюсь здесь. Я узнавала, имею право.

– А как вы будете жить? Вам же по шестнадцать лет всего!

– Разберемся как-нибудь. Я пойду работать. И Гаэтан тоже. Ну хотя бы будем вместе. Тебе-то наплевать, у тебя есть Филипп!

– Ты еще слишком молода, чтобы выходить замуж.

– Это только ты так считаешь!

– А как тебе вообще пришла в голову идея свадьбы?

Первый раз за все время с того момента, как они встретились, лицо Зоэ озарилось улыбкой.

– Ты и правда хочешь это знать?

Жозефина кивнула.

– Я читала «Гордость и предубеждение» Джейн Остин… Там была пара влюбленных, которая бежала в Гретна-Грин, чтобы пожениться. Вот я и решила тоже так сделать.

Жозефина обещала ей, что они вернутся жить в Париж.

– С Гаэтаном?

– С Гаэтаном.

– Он будет жить у нас?

– Для начала вернемся в Париж. А там посмотрим.

– Я никуда отсюда не уеду, пока ты не поклянешься мне, что он поедет с нами. Он не может жить со своей матерью. Она вечно в депрессии, мамуль, то плачет, то хохочет, горстями ест таблетки, курит, угрожает ему выпить жавелевой воды [27] .

– Ну, мы с ним поговорим.

– А Филипп? Как ты думаешь, он согласится?

Филипп ничего не ответил. Или нет, что-то все-таки сказал. Долго молчал и в пабе в Гретна-Грин, когда Гаэтан и Зоэ пошли за своими сумками в хостел, где они остановились, а потом поднял глаза на Жозефину, заключив ее своим взглядом в капсулу, словно они были одни на свете, и произнес следующие слова:

– Тебе решать…

Она онемела, в горле застрял ком, ни слова не могла выговорить. И не могла выбрать между своей любовью и своим ребенком. Она нервно потерла руки, заломила кисти, углы губ страдальчески искривились, и она нахмурила брови, чтобы не расплакаться. Она знала, что не сможет сделать выбор, но знала также, что уедет вместе с Зоэ.

Пришлось вести переговоры с французским лицеем, объяснять им, что да, это безумие, но тем не менее заканчивать школу Зоэ будет не здесь.

– В этом году экзамен по французскому языку, мадам Кортес. Очень важно, чтобы Зоэ сдала его.

– Я знаю, месье Валентен, я знаю… Я погляжу, может быть, ее возьмут в тот лицей, где она раньше училась.

– Вы делаете большую ошибку.

Филипп каждый день ходил в контору, оттуда после обеда заезжал на Мюррей-Гроу, домой возвращался поздно. Целовал ее в лоб, наливал стакан бордо, прихватывал горсть орешков кешью, горсть миндаля, брал газету и располагался в салоне всегда в одном и том же кресле, всегда под одним и тем же абажуром. Вежливый, прохладно-отстраненный. Рассеянный. В нем не чувствовалось враждебности, но он как-то притих.

– А с тобой он, наверное, такой же задумчивый? – спросила Жозефина у Ширли.

– Я бы сказала, он работает и общается на автомате. Невозможно его как-то растормошить, разговорить.

– Но почему он ничего не рассказывает?

– Потому что мужчины не имеют привычки выговариваться. Они замыкаются в свою скорлупу, ходят задумчивые и не рассказывают ничего до тех пор, пока не справятся со своей проблемой. Откуда я это знаю? Мне сам Филипп объяснил.

– Как же мне плохо, Ширли, все внутренности будто свело и не получается ничего проглотить.

– Везучая ты! Я вот, когда переживаю, проглатываю тонны сладкого и жирного, толстею, смотрю в зеркало – и после этого хочется прыгнуть с балкона.

– Ты мне скажешь, если у него кто-то появится?

– Скажу, обещаю.

– Ты мне как сестра.

– Даже больше, чем сестра!

– Я буду волноваться. Он такой обаятельный… Я, по всей видимости, делаю страшную глупость.

«Это уж точно, – думала Жозефина, заказывая два места на “Евростар”, – женщина никогда не должна покидать такого мужчину».

Они вернулись в Париж.

Гаэтан поселился у Жозефины в большой квартире на авеню Рафаэля.

Зоэ осталась в выпускном классе на второй год. Гаэтан тоже. У него были такие плохие оценки, что выбора не было.

И вот Жозефина оказалась в одной квартире с молодой парой. Ей трудно было к этому привыкнуть. Иногда она слышала из их комнаты смех, иногда ничего вообще не слышала. Иногда они ссорились, выскакивали из комнаты, хлопнув дверью. Иногда они за ручку выходили из квартиры и целовались возле лифта.

Однажды она вошла на кухню и нашла две детские бутылочки с апельсиновым соком. Они купили себе «Тропикану» и пили, пока делали уроки.

Вечером, когда она ложилась, Дю Геклен облизывал своим шершавым языком ее пятки и затем, убедившись, что все в порядке и успокоившись, ложился на ковер и глубоко вздыхал.

На первый уик-энд она осталась в Париже. Она ждала, что Филипп позвонит ей, скажет: «Приезжай, приезжай скорее, я соскучился».

Но он не позвонил. Он все сидел в своей скорлупе. Она прождала напрасно понедельник, вторник, среду. Набрала его номер. У нее от волнения вспотели руки, и она чуть не выронила трубку, когда он подошел к телефону.

Она спросила, хочет ли он, чтобы она приехала.

Он ответил – да. Она прыгнула в «Евростар».

Он ждал ее на вокзале. Они не стали объясняться, и никогда больше речь о случившемся не заходила.

Она оставила позади жизнь в доме Филиппа на Монтегю-сквер.

Вновь разорвала семью, которую почти восстановила.

Она жила наполовину.

Семья, половина, сестра.

Она в последний раз взглянула на холмы Крете. Их вершины были уже почти лысыми. Прямые, стройные тисы. Мужские тисы стройные, тонкие и гордые, объяснил ей господин с паутиной на голове, а женские деревья – круглые, приземистые и совершенно не грациозные.