Мадемуазель Шанель - читать онлайн книгу. Автор: К. У. Гортнер cтр.№ 98

Шпатц оказался гораздо более опытным обольстителем, чем пристало мужчине. Я чувствовала, что его интерес ко мне был искренним, как и предложение помощи, но у него на уме явно было кое-что еще, некая иная цель. Он дал мне это ясно понять, когда вечер уже подходил к концу и, настояв на оплате моего счета, он провожал меня до холла, где немецкие офицеры общались со своими спутницами, курили и попивали мятный аперитив.

— Хотите, я загляну к вам завтра, когда наведу кое-какие справки? — спросил он, когда мы закурили по послеобеденной сигарете.

Я старалась не хмуриться при виде Арлетти, развалившейся на кушетке возле окна и с обожанием глядевшей на своего юного офицера, который забавлял ее какими-то байками. Другие дамы были заняты тем же самым, их надушенные пальчики легко касались рук кавалеров в военной форме, обещая многое притворно застенчивыми, жеманными взглядами сквозь ресницы, густо намазанные тушью. Как сказала Арлетти, жизнь должна войти в нормальное русло, если, конечно, распростертые объятия для нацистов можно назвать нормальным явлением.

— Нет, завтра я занята, — ответила я. — Надо присмотреть за магазином, а потом хочу навестить кое-кого из друзей.

Чтобы как-то смягчить отказ, я одарила его ослепительной и ни к чему не обязывающей улыбкой. Его общество мне понравилось даже больше, чем я могла сама себе в этом признаться, но у меня не было намерений предоставлять ему возможности для дальнейшего сближения, пока он не выполнит своего обещания и не узнает, где Андре и что с ним.

— Вы же знаете телефон и гостиницы, и магазина, — прибавила я. — Звоните, если что узнаете.

— Но вечером вы все-таки не заняты?

Ну надо же, какой упорный! И говорит опять в своей непринужденной, если не сказать развязной манере, не видно, что он хоть сколько-нибудь обескуражен.

Я помолчала, погасила окурок в ближайшей пепельнице.

— Кто знает, что может случиться завтра?

Я протянула ему руку. Если бы он наклонился и поцеловал кончики моих пальцев или задержал мою руку в своей, я бы с благодарностью приняла информацию, которую он мог разнюхать у своих начальников, но не более того. Меня так просто не соблазнить. Подумаешь, какой-то атташе со связями захотел прибавить и меня к своему наверняка впечатляющему списку побед.

Но, к моему замешательству, Шпатц просто пожал мне руку.

— Доброй ночи, Коко, — сказал он, повернулся и ушел, а я осталась на месте, несколько озадаченная.

Да, он меня очень удивил. Теперь такое со мной случалось нечасто.

* * *

Спала я на этот раз лучше, чем прежде, с тех пор как немцы захватили страну и заняли город, — все благодаря инъекции. Мне давно уже вполне хватало небольшой дозы лауданума, которая со временем даже становилась все меньше. Проснулась я посвежевшая, без той мрачной неразберихи в голове, к которой уже успела привыкнуть, и мне сразу пришло в голову, что с этой зависимостью пора кончать. Невеселые мысли про лежащего в горячей ванне Геринга только укрепили решимость. Тем более что неизвестно, можно ли в оккупированном городе достать седативные препараты, а к услугам спекулянтов черного рынка прибегать не хотелось.

Едва я успела одеться, зазвонил телефон. Трубку я сняла не сразу, подумала, это, наверное, Шпатц — хочет воспользоваться своим преимуществом. Если так, пусть оставит записку внизу, у администратора, поскольку я сомневалась, что он успел обнаружить хоть что-то за такой короткий срок. Трезвон прекратился, но потом телефон затрещал снова, и я подняла трубку.

— Дорогая, — послышался в трубке голос Миси, — у тебя еще остались наши голубые капли?

Она снова говорила так, словно задыхалась, голос был совершенно безумный. Я все поняла. Из Парижа она не уехала. Изолированная в одном доме с Жожо и его язвительным юмором, глядя, как немцев в городе становится все больше, она стала употреблять наркотик чуть ли не круглосуточно и очень страдала, когда начинались ломки.

— Да, зайду сегодня днем и занесу, — ответила я, стиснув зубы.

Теперь другого выхода у меня не было, только твердый самоконтроль, поскольку, раз уж Мися решила, что я могу обеспечивать ее вожделенным наркотиком, она будет ненасытна.

— Ох, ну слава богу! — вздохнула она. — А то я совсем отчаялась. Жожо ничего не воспринимает серьезно. Хочет пригласить их к нам домой — сюда, представляешь, вот в эту гостиную! Говорит, нам нужны деньги. Они объявили Пикассо и других художников дегенератами, но втихаря скупают все, любые картины. Он думает, мы сможем заработать на комиссионных, если…

Я перебила ее:

— Да-да, Мися, я все поняла. Поговорим об этом после. Мне надо идти, у меня магазин.

Она замолчала. Потом снова заговорила, с явным недоверием:

— Магазин? А я думала, ты его закрыла. Уж не собираешься ли ты продавать свои модели этим варварам?

— Мися! — Я старалась говорить как можно более мягко, меня беспокоило, что наша линия могла прослушиваться. — Они приказали открыть все магазины и снова торговать. И не только магазины — все, понимаешь? Универмаги, кино, театры, издательства и салоны модной одежды. Люсьен Лелонг, Мадам Гре, Баленсиага, да и другие модельеры, даже сейчас, когда мы с тобой говорим, готовят свои коллекции к показу. Я просто не могу…

— А вот Скьяпарелли отказалась! Уехала в Америку, и все. И Мейнбохер тоже. Вионне закрыла ателье, а Молине в Лондоне. — Она громко вздохнула. — Коко, это же будет скандал, — продолжила она. — Национальный позор. Ведь никто из них не знаменит, как ты. И откуда, черт возьми, ты знаешь, что другие модельеры работают? Ты только вчера вернулась.

Я молчала. В трубке трещали и хрипели помехи. Шпатц сообщил мне о распоряжении министерства иностранных дел, обязывающем все предприятия, фирмы и компании в Париже возобновить свою деятельность, за исключением газет и радиостанций, которые теперь подвергались строгой цензуре.

— Ты не посмеешь потакать… — начала было Мися, но потом, видно, передумала посылать на мою голову излишние проклятия, понимая, что уж если я отказалась ей отвечать, то запросто могу бросить трубку. — Прекрасно, — сказала она. — Делай что хочешь. Ты всегда все делаешь по-своему, что бы я ни говорила.

— Это касается только духов, — сказала я. — Больше ничего. Мои сотрудники сами вынуждены были открыть магазин. Они продают «Шанель № 5» и некоторые другие духи, и это все. Ателье остается закрытым.

— А-а… — Она несколько секунд молчала. — Ну ладно. Тут уж, я думаю, ничего не попишешь.

— Да, ничего не попишешь. Послушай, Мися, ей-богу, мне надо идти. Жди, я скоро забегу. Главное, не волнуйся. У меня все хорошо, честное слово. Я просто должна это делать. Андре, он… он… — Голос у меня вдруг прервался.

Слава богу, я не успела проболтаться о таких вещах, о которых по телефону говорить нельзя ни в коем случае, и положила трубку.

Достала чемодан, вынула три шприца и три ампулы. Я, конечно, помогу ей, насколько смогу в сложившихся обстоятельствах, думала я, выходя из дому, но прежде всего надо помочь самой себе.