Защитники Русского неба. От Нестерова до Гагарина - читать онлайн книгу. Автор: Олег Смыслов cтр.№ 82

Второй случай со мной лично: испытываю 2-х местный И-16 делаю первую посадку исключительно отличную, вторую решил проверить на возможность допуска ученикам, более высокого выравнивания, рассчитываю буквально сантиметрами более высокое выравнивание, делаю небольшой прыжок. И колесо поднял — ночь не спал, "как я мог допустить".

Злорадство прокатилось до самых низов. На другой день причины установили, когда другой лётчик при идеальных условиях посадки поднял два колеса — жёсткий аэродром и слабость конструкции колеса у ниппеля на самолёте.

Я воспринял, а что было бы, если бы действительно разбил самолёт. Был случай, когда я нарушил на бочку из-за исключительной организации приёма самолёта. Сейчас дошло до того, что подчинённые техники на собраниях указывают.

Вывод один: счастье моё, что я лично за свою лётную жизнь не имею аварий и поломок /исключая этот винт/ на мои подразделения и части, которыми я когда-либо командовал, не имели даже необычное — истребительная часть 2 года без аварий живёт, а то бы вопрос был бы решён.

Ведь был случай, когда я произвёл вынужденную посадку с лётчиком т. Матвеевым в таком месте и условиях, где битая машина неизбежность. Меня за это сделали посмешищем перед всем начсоставом ВВС округа — а рядом были самолёты чуть ли не до десятка и о них ни слова, всё сходит.

Мне прямо заявили ещё и вопрос твоего пребывания в партии решён будет.

Корни такого недоверчивого и исключительного отношения уходят далеко в прошедшие годы. Добрую половину своей сознательной жизни я стремился сделаться мастером лётного искусства в 1931 г. Сделал низкий боевой разворот по нужному и разрешённому по существу произвёл посадку на самолёте У-1 близ ангара на глазах у ч. РВС округа, за это на заседании открытом РВС округа назвали "воздушным хулиганом", дисциплинарное взыскание, 10 суток ареста т. Тухачевский снял после выяснения и с тех пор началось: буквально на третий день поставили вопрос об исключении из партии за недисциплинированность, демобилизованные настроения — исключили, восстановили со строгим выговором.

2 ½ года упорной ужимистой работы над собой в 1934 г. по указанию командира бригады т. Красовского начальника УБП ВВС РККА т. Богомякова я истребительным отрядом атаковывал отдельные самолёты и группу тяжёлых кораблей над своим Сиверским аэродромом.

Срочный разбор командованием округа — дисциплинарного взыскания за это, но т. Славин сказал "отдадим под суд" — через 3 — 4 дня разбирается вопрос на парткомиссии, вспоминается старое. Всё добавляет новое и строится впервые вопрос взаимоотношений — получил строгий выговор и снова длительная угнетённая работа над собой, как командир же расту, из командира звена до командира эскадрильи. Методы же остались те же воспитания "выгоним из партии", особенно за последнее время, в моей же части отсекретарь партбюро т. Иванов твердит и до десяти раз напоминает по всяким вопросам "вспомни старое, не забывай — выгоним" и т.д.

Получается, что я негодный член партии, так нужно гнать, но всё время держать под ударом — это для меня сейчас тактика. Недоверие, которым окружили меня или я сам себя окружил, это всё равно в основном делает меня взвинченным. Недоверие же я чувствую, доверить командовать эскадрильей можно, но военкомом нет — очевидно считаете неспособным воспитывать людей, а ведь я уже в партии по существу 13 лет плюс 2 года комсомола, а всего-то мне 32 года, по существу, вся мыслящая жизнь в рядах партии и последние из 5 лет со страхом в ней.

Ещё раз подтверждаю, что основная грубость, нервозность, нетактичность на моём характере и натуре, а в остановке, где я начинаю бояться потерять партбилет, ведь я бываю исключительно вежлив в обществе тоже даже в дни командирской учёбы в части я другой, но полёты, но дни матчасти — подготовки к полётам тут то и бываю иногда не собою.

Получается и грубость, хотя по существу-то я и мягок и человек, личные взаимоотношения никогда не переносил на служебные, для меня основная оценка его работы — знания, работа над собой и подчинёнными, его личные качества, убедитесь в правдивости моих слов по моим аттестациям т.т. Норину, Лысункину, Зуеву и др.

Я достойно, может быть, чем любой другой командир, забочусь о своих подчинённых, но достаточно мне сделать промах, сразу же на щит.

Всю жизнь и хочется учиться, но как-то нелепо и подозрительно выходит, в 1929 г. выдержал испытание при округе в академию им. Фрунзе — сообщили, что поедете держать экзамен в Москву. А больше не вызвали и нет ответа, почему решил сам, что мал командный стаж, подождал 2 года, в 1931 г. выдержал испытание в академию им. Жуковского. Повторилась буквально та же история. В 1932 г. аттестован на КУКС не послали в 1933 г. послали на КУНС, выдержал испытания, в числе лучших зачислили в Высшую лётно-тактическую школу, приехал кандидатом, а пришёл приказ меня нет — а за все годы хотя бы раз сказали почему. Получается ограждение.

Вот основа всей моей жизни в частях ВВС. Знаю твёрдо, что аварийность достигается высокой требовательностью, и требую выучкой и учу, сам учусь много и самостоятельно дисциплиной всего состава требую, я сам всё отдаю этому вопросу — но знаю, что надо мной тяготеет занесённый меч — исключить из партии, поэтому боюсь дать повод, хватаюсь за всё сам, хочу поспеть везде и всюду очевидно вывозит мой опыт и только.

Взгляните на мой личный быт, ведь работал 5 — 6 лет, не пьянствовал, а прорвало вот 7 ноября, и случилась картина действительной контрреволюции и шептунов. Друзей нет, о культуре забыл, год в театре не был, отпуском уже 4 года пользуюсь кое-как, а в этом году 15 — 16 дней.

Я поставил перед собой вопрос, можно ли дальше так жить и работать.

Исправлюсь ли я после сказанных Вами слов /мне и до этого говорили…/ "Изжить грубость, нетактичность и т.д."

Пришёл откровенно говоря что нет… меня не хватает на это.

Я сейчас в расцвете своих физических, умственных и лётных качеств и жить под гнётом моральной, ежечасной подавленности не могу, моё личное существо требует развернуться в открытую прямую работу.

Я прошу поставить вопрос перед командованием округа о снятии меня с должности командира истребительной эскадрильи, т.к. я есть, и буду неполноценным командиром, занимать же место ради почёта считаю вредным для РККА. Заранее согласен на самое худшее, лишь бы жить без моральной пытки.

Убедительно прошу довести моё письмо до командования округа, т.к. я примерно такое же письмо напишу Народному Комиссару Обороны Маршалу Советского Союза т. Ворошилову, а не хотел бы, чтобы моя просьба была в какой бы то степени для них неожиданностью».

Вчитываясь в эти душещипательные строки, несложно уловить попытку Ларюшкина оправдаться, убедить вышестоящее командование в преданности и в бескорыстии.

Однако более всего этот командир переживает за то, что его могут изгнать из партии. Ведь было за что. Прекрасно понимая, чем это может обернуться не только для его карьеры, но и вообще, он пытается объяснить своё поведение несправедливым к нему отношением как подчинённых, так и старших начальников. Но, как мы видим, всё это слова. Так как и после оправдания его снова уличают в банальной недисциплинированности, хамстве, бесчеловечном отношении к людям и т.д.