Воровская трилогия - читать онлайн книгу. Автор: Заур Зугумов cтр.№ 95

В те моменты, когда уста наши были свободны от поцелуев, мы старались узнать друг о друге как можно больше. Я слушал ее в самозабвенном восторге и радостном изумлении, проявляя при этом признательность, достойную античных времен. Валерия была москвичкой, из очень интеллигентной семьи, кстати, тоже из старого дворянского рода. Родители ее преподавали в одном из престижных московских вузов. А сидела она за убийство одного подонка, сына очень высокопоставленных родителей. Он пытался изнасиловать ее у нее же на квартире, придя к ней в гости. Вот она и саданула ему кухонным ножом прямо в сердце. И дали ей за это пять лет, из которых она уже почти год просидела в тюрьме под следствием и после суда, ожидая этапа.

Трагедия происшедшего с ней заключалась еще и в том, что произошел тот трагический инцидент за двенадцать дней до ее свадьбы. Ее жених, ее же однокурсник, получил направление в Германию, а они вместе окончили МГИМО. И после свадьбы они с мужем собирались уехать за границу. Уже почти все было готово к этому, и вот ужасная случайность оборвала все их планы. Так что бывший жених укатил в Германию, но тем не менее писал матери Валерии, что не хочет видеть своей женой никого, кроме ее дочери.

Забегая вперед, хочу отметить, что, к чести этого порядочного человека, впоследствии он сдержал свое слово. Больше того, он принял в свой дом Валерию не одну, но все это было уже несколько позже, поэтому и я расскажу об этом в свое время.

Я тоже поведал Валерии о себе, хотя в принципе и рассказывать-то было нечего, и впоследствии я был немало удивлен тем, как много я умудрился рассказать ей за тот короткий отрезок времени, который отпустила нам судьба, к тому же мне пришлось удивляться ее прекрасной памяти.

Мы запомнили адреса друг друга, зазубрив их на всякий случай наизусть, чтобы не прерывать объятий, так нам было хорошо и уютно.

Быть живой женской плотью и быть женщиной – две вещи разные. Слабая струна женщины – жалость, которая легко переходит в любовь. Когда первые проблески рассвета заглянули в приоткрытое окно вагона, мы даже не услышали, как подошел солдат и попросил нас закругляться. Разве мог я предположить несколько часов назад, когда сидел в безмолвии напротив этой прелестной арестантки, облокотившись о перегородку купе, что расставание наше будет таким печальным, мучительным и трогательным? Услышав слова солдата, Валерия, заливаясь слезами и тихонько рыдая, прижала меня к себе так сильно, что я еле мог перевести дух. В тот момент я готов был убить нас обоих, лишь бы не расставаться уже никогда. В этом порыве бешеной страсти я даже умудрился сказать ей об этом, она была согласна без слов. Разве можно понять кому бы то ни было, что творилось с нами в тот момент?

Солдат-красавчик молча и терпеливо ждал, когда же кончится истерика у моей милой попутчицы, и деликатно уходил в сторону, какой уже раз повторяя: «Ну пожалуйста, сестричка, закругляйтесь, скоро будет обход». И не было и близко ничего мусорского в его словах, скорей в них были жалость и сострадание. Он, видно, и сам не ожидал такого финала.

А она все плакала, не переставая, пытаясь успеть мне что-то сказать. Бывают речи, в которых слова, стоны и рыдания представляют собой неразрывное целое. В них слиты воедино и выражаются одновременно и восторг, и скорбь, и горе, и любовь. Они не имеют никакого смысла и вместе с тем говорят обо всем. Что-то похожее случилось и с Валерией в тот момент нашего печального расставания.

Не знаю, как я взял себя в руки. Смятенные, взбудораженные мысли вдруг улеглись в порядке, будто разноцветные осенние листья на траве, когда стихает круживший их ветер. Я успокоил, как мог, Валерию. Все действия наши в дальнейшем напоминали действия двух роботов. Когда же солдат не спеша открыл дверь нашего купе, мы стояли внизу, одетые, нежно прижавшись друг к другу. Положив голову мне на плечо и буквально уткнувшись мне в шею, Валерия в какой уже раз твердила мне два заветных слова…

Этому прекрасному созданию в жизни еще не приходилось испытывать такие стрессы, поэтому она была в шоке в буквальном смысле этого слова. Даже конвоир, стоявший уже в купе, будто остолбенел, пораженный глубиной ее чувств, каково же было мне? Можно ли представить себе что-нибудь более страшное?

Это последнее средство, к которому прибегает безжалостный искуситель человеческих душ. Судьба, словно тигр, протягивает иногда бархатную лапу. Коварные приготовления. Омерзительна ласковость этого чудовища. Каждый знает по себе, как часто возвышение совпадает с упадком сил. Слишком быстрый взлет нарушает равновесие и вызывает лихорадку.

Первым, как оно и должно быть, пришел в себя солдат. Даже не закрывая дверей, он вышел из купе и вернулся через несколько минут, но уже не один. С ним была преклонного возраста женщина-арестантка, годившаяся нам с Валерией в матери. Поздоровавшись со мной, она ласково как бы приголубила ее, наверно, то же самое она сделала бы и по отношению к своей дочери. Что-то тихо сказала ей на ухо и, прижав к себе, хотела увести, но Валерия, вырвавшись, бросилась вновь в мои объятия. Последний поцелуй был поцелуем богини. Лишь только после него она позволила этой женщине увести себя, прижавшись к ее груди и не переставая потихоньку плакать. Все произошло мгновенно, между нами не было сказано ни одного слова, мы расстались молча, но, к счастью, еще не простились.

Клянусь Богом, я был не в лучшем состоянии, но мне приходилось сдерживать себя. Это было невыносимо, хуже, чем сама тюрьма, ад и все, что с этим связано. Когда конвой завел меня в купе, я забился в угол, поджал под себя ноги по привычке и, никому ничего не говоря, молча страдал.

Братва прекрасно меня понимала, поэтому никто с расспросами и не лез. Это было святое для нас. В жизни каждого человека бывают минуты, когда для него как будто рушится мир. Это называется отчаянием. Я был именно в таком состоянии, если не сказать больше.

Ближе к вечеру я получил от Валерии целое послание, написанное аж на шести страницах. Оно могло бы быть бальзамом от любой болезни. Я был уверен, что даже умирающий в муках человек, которому бы прочли это письмо, умер бы с улыбкой на устах. Вот концовка того письма: «Заур, милый, я знаю, что в жизни моей уже ничего подобного больше не повторится, это чувствует, наверное, любая женщина. Благодарю тебя за то, что ты подарил мне этот миг волшебного счастья. Я знаю, что у меня родится сын, я даже уверена в этом, но, к сожалению, не могу тебе это объяснить. Я назову его твоим именем, я уже так решила. Вряд ли мы с тобой теперь когда-нибудь встретимся, но я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя, и пусть моя любовь согревает тебя везде, куда бы ни забросила тебя твоя злая судьба. Прощай, «мое чудовище»! Валерия».

Много лет я хранил оригинал этого письма. И в минуты, когда мне бывало очень плохо или тоскливо, я доставал его и перечитывал по нескольку раз, и оно действительно согревало мое сердце, оно было бальзамом для моей истерзанной души.

Но однажды на шмоне какой-то ретивый мусорок решил проявить излишнее любопытство, углубившись в текст. Я кинулся к нему, вырвал у него из рук письмо и разорвал его в мелкие клочья. Но потом, как ни странно, сам же и воспроизвел его слово в слово, все шесть страниц. Даже имитируя почерк Валерии. Сам того не замечая, я запомнил его наизусть.