Созвездие Стрельца - читать онлайн книгу. Автор: Анна Берсенева cтр.№ 31

Никогда в жизни у нее не было такого ясного, такого определенного ощущения правильности своего решения, как в тот день, когда она ответила Олегу, что согласна выйти за него замуж.

– Ну и правильно, – сказал он. – Я тебя люблю. Обидеть тебя никому не дам. И тебе за мной хорошо будет.

Он произнес все это таким будничным тоном, что можно было бы и обидеться. Но она не обиделась. Он ее не обманывает, а это главное. И то, что он не спрашивает, любит ли она его, Тамаре понравилось: она не смогла бы ответить на этот вопрос… А то, что Олег обозначил их брак так же, как она обозначала его в своих мыслях – не «со мной», а «за мной», – подтверждало правильность ее решения.

После такого будничного признания в любви он обнял ее и поцеловал. Как ни странно, это произошло впервые. И, ответив на его поцелуй, впервые она почувствовала, что Олег совсем ей не безразличен. Сердце ее забилось чаще, дыхание участилось тоже, и она замерла в его объятиях, изумленная тем, что не чувствовала такого волнения раньше.

Родителям Тамара сообщила о своем решении постфактум. Мама встревожилась, но не слишком. Да и какие, если подумать, у мамы могли быть причины для тревоги? Дочери скоро двадцать два года, университет закончила, работает – по всем меркам пора замуж. И, зная Тамарин характер, нет никаких оснований полагать, что мужа она себе выбрала недостойного.

Примерно это мама и сказала, познакомившись с Олегом.

– Человек порядочный, сразу видно, – одобрительно заметила она. – Это самое главное. Самостоятельный, работа приличная. И не пьет, тоже немаловажно.

– Почему не пьет? – удивилась Тамара. – Мы же выпили.

Знакомство было отмечено домашним ужином, во время которого мама и Тамара пили вино, а Олег и отец – водку.

– В медицинском отношении не пьет, – сказала мама. – Уж извини мой прагматизм. Я, знаешь, всегда боялась, что ты в алкоголика влюбишься. Среди художников ведь каждый третий, да и литераторы твои не лучше.

Папа и вовсе не выказал сильных чувств в связи с предстоящим дочкиным замужеством. Но Тамару это не очень задело: она с детства привыкла, что когда папа охвачен каким-нибудь своим замыслом, то не обращает внимания на происходящее вокруг, а когда не охвачен, то нервничает, все валится у него из рук, и ему тем более ни до чего и ни до кого нет дела. Про Олега он только и сказал, что достойно удивления, как тот стал директором такого серьезного завода в таком молодом возрасте.

Тамара же нисколько не была этим удивлена. Почему начальниками непременно должны становиться такие люди, как Каблуков? Завод, которым Олег руководил – он устроился туда работать вскоре после того, как комиссовался из армии, и быстро дорос до директорской должности, – производил какие-то приборы с волоконной оптикой. В волоконной оптике Тамара не разбиралась, но была уверена, что Олег может руководить любым заводом, да и вообще чем угодно.

Расписались в Грибоедовском загсе, свадьбу отпраздновали в «Праге». Увидев невесту в платье с белыми французскими кружевами – каких усилий стоило маме их достать! – Олег сказал, что она красивая, как Царевна-лягушка. Тамара рассмеялась, и весь день, и весь вечер у нее было веселое настроение. К тому же ей нравилась ее новая фамилия – Ивлева.

Гости еще пили-гуляли, когда они с Олегом потихоньку вышли из ресторанного зала и, заехав домой переодеться, отправились в Домодедово. Олег надеялся, что в связи с женитьбой ему разрешат поехать за границу, хоть в Болгарию, но не разрешили, потому что работа у него была с допуском к гостайне.

Но и Ялта была хороша! Долго еще Тамара вспоминала свадебное путешествие как вспышку счастья. И даже когда жизнь переменилась, когда стала она ездить – и с Олегом, и одна – по всему миру, те две недели не забылись, не утонули в море новых впечатлений.

Завод волоконной оптики находился под Солнечногорском, при нем была и директорская служебная квартира. Но вскоре после женитьбы Олегу дали московскую, притом с каким-то невероятно удачным совпадением: в том самом доме на Краснопрудной, где жили Тамарины родители. И хоть ничего сверхъестественного в этом в общем-то не было – дом сталинской еще постройки был из тех, в которых всегда давали квартиры либо творческим работникам, либо руководителям различных учреждений, – но это событие хорошо вписалось в благоприятную жизненную череду, частью которой был их брак.

Через полгода после замужества Тамара уволилась из журнала.

Собственно, к замужеству ее уход не имел отношения. Или все-таки имел?..

Началось все с того, что она написала первую в своей жизни статью, и сразу для большой всесоюзной газеты. Тамара никогда не думала, что займется журналистикой, и сделала это неожиданно для себя самой.

Открылся Музей личных коллекций на Волхонке, папа достал ей приглашение на открытие, Олег был занят, она пошла одна – и вернулась в таком приподнятом настроении, что никак не могла уснуть. Ну и села от бессонницы за стол, и при свете ночника, карандашом, записала свои впечатления. Когда назавтра перечитала, то нашла написанное сумбурным, но не выбросила эти ночные заметки, а пошла в Библиотеку иностранной литературы и набрала французских и итальянских книг о художниках, картины которых увидела вчера впервые, потом попросила отца договориться о том, чтобы ей встретиться с Ильей Самойловичем Зильберштейном, который этот новый, невиданный для Москвы музей основал…

В результате всех этих действий Тамара написала про Музей личных коллекций заново, и получилась огромная статья, которую она положила в конверт и отправила в газету. При этом она немножко посмеивалась над собой: что это ей вдруг вздумалось, на открытии наверняка были журналисты от этой газеты, Зильберштейн не ей одной дал интервью, сходить в Иностранку труда не составляет, статью дилетантки даже читать не станут…

Статью не только прочитали, но и решили опубликовать, притом почти без сокращений. Когда ей позвонил, чтобы сообщить об этом, заведующий отделом культуры – хорошо, что она, хоть и посмеиваясь, телефон свой все же указала, – Тамару это потрясло так, как не потрясало, не волновало ни одно событие ее жизни. Это было самое настоящее счастье – не успех даже, а другое… Она сумела написать о том, что показалось ей важным, ее впечатления, изложенные на бумаге, воздействовали на незнакомых людей, и так сильно, что эти в глаза ее не видавшие профессиональные люди решили представить их другим людям, миллионам других людей… Миллионам! Могла ли она такое себе вообразить?!

Вот эта-то цепочка – от собственного сильного впечатления до возможности высказать его огромному количеству людей – оказалась таким новым и таким важным делом, что после этого каждый день жизни, который не был посвящен такому же по силе делу, казался Тамаре потраченным впустую.

Она приходила на работу и буквально физически чувствовала, как отсчитываются пустые минуты, бессмысленные часы. Ей было невыносимо скучно и не хотелось править чужие тексты после того как она поняла, что может писать свои.

Но может ли?.. Никто ей ничего не обещал. То есть никто, конечно, не запрещал ей пойти еще на какую-нибудь выставку или посмотреть какой-нибудь фильм, но любезный заведующий отделом культуры, до небес хваливший ее первую статью, никаких заданий ей вместе с тем не давал, а рецензию на фильм Абуладзе «Покаяние», на показ которого в Дом кино Тамара попала с огромным трудом, хоть и опубликовал, но сократил до небольшой заметки. Про «Покаяние» говорила вся Москва, и то, что такому заметному фильму отвели так мало места в газете, могло означать, что Тамара написала о нем неинтересно. Или причина в чем-то другом? Попробуй разберись!